Перед пустыми стульями распинаться глупо. Так я и вообще в Кабак ходить забросил. И печени легче, и карману.
– Всё-таки не пойму, за какие такие качества тебя в «хорошие места» не берут. Ты же популярный, на тебя читателей можно приманивать!
– Качества мои тут ни при чём. Литературное начальство признаёт поэтов, которые пишут стихи для них. Тексты, которые в их теории не укладываются, они литературой не считают. Они признают только тех, кто играет по их правилам, предполагающим чинопочитание, хорошее поведение, умеренность, аккуратность и благонамеренность вплоть до определённых политических взглядов. Я в эти игры не играю.
– Вот я и хочу выяснить – в какие ты играешь игры. Давай блиц! Короткий вопрос, понятный ответ. Например: Путин или Медведев?
– Медведев вроде подобрее и поумнее.
– Кто расстрелял поляков в Катыни?
– Начальство сказало, что наши, я этот вопрос серьёзно не изучал, да и не смог бы. Следовательно, аргументов против у меня нет.
– Клерикализация или секуляризация?
– А что клерикализировать? Собственность Церкви потихоньку вернут.
А общество уже не клерикализируешь, его только исламизировать можно.
А уж секуляризировать и подавно нечего.
– Растут сыновья, скоро армия. Служить или не служить?
– При нынешнем состоянии армии этот вопрос каждый должен решать для себя сам. Неясно, с кем воевать. Чечню подкупили, Грузию победили, с НАТО никто воевать не собирается. С китайцами бесполезно…
– Чего нет в России?
– Прежде всего элементарного полицейского порядка.
План был такой: усыпить бдительность респондента, незаметно подвести к последним пяти вопросам. Кинжальным, разящим в грудь. Но в итоге сражён оказался я сам.
Правильные ответы предполагались такие: 1) Слава России; 2) Слава России; 3) Слава Богу; 4) Русский мальчик должен служить; 5) Слава России.
И хоть трава не расти.
Вместо этого – обтекаемые взвешенные ответы. Поневоле задумаешься: кому они адресованы? Уж не той ли самой литбюрократии, к мыслям о которой раз за разом возвращался подследственный? Поэты, как актёры, не любят, когда их не любят, и невольно начинают демонстрировать миру недостающие до полной любви качества. Вплоть до «умеренности, аккуратности и благонамеренности».
Сева, этим ты им не поможешь!
Сам говорил: твой метод – доводить тенденцию до предела. Обычно ты берёшь среднего обывателя и превращаешь в этакого «правого экстремиста». Попутно высмеивая. Почему же ОНИ злятся – если высмеивая?
А если бы высмеивал завсегдатая митингов в защиту Ходорковского – им бы понравилось?..
Нет, конечно. Дело в том, что тенденция превращения обывателя в правого экстремиста не выдумана тобой, она реальна. Вот чего они боятся, а страх всегда злит.
Твои стихи обнажают тщательно забалтываемый политиками социальный конфликт. «Элиты» боятся, а неэлитам весело. «Чего веселятся? Предвкушают революцию? Дудки, мы их первые реформами загнобим!» И гнобят, хотя революция ещё когда-а-а была бы, а мудрые реформы как раз и приближают её. У нас, психотерапевтов, это называется «шагнуть навстречу своему страху».
Иногда помогает. Особенно – боящимся высоты.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Густо, пусто и сколько нужно
Литература
Густо, пусто и сколько нужно
ОБЪЕКТИВ
Виктория Миленко. Аркадий Аверченко. – М.: Молодая гвардия, 2010. – 327[9] с: ил. – (Жизнь замечательных людей: Сер. биогр.; вып. 1226). – 4000 экз.
Людям, далёким от литературы, биографический жанр может показаться сравнительно простым: не нужно задумываться над композицией, знай себе описывай в хронологическом порядке события жизни своего героя, что, где, когда, – и книга готова.
На самом деле это далеко не так. Если даже дотошно перечислять жизненные вехи, то материала на книгу не наберётся, начинай хоть с пелёнок. Полноценная биография помимо самого героя знакомит читателей с его окружением, социумом, локальными и глобальными событиями, оказавшими влияние на его жизнь и характер. Исследовать характер персонажа, разобраться в нём – это для биографов более важная задача, нежели рассказать о череде событий его жизни. И тут композицию нельзя игнорировать, да она и не позволит пренебрегать собой – будет отторгать лишнее и задыхаться без необходимого.
Теоретически автор жэзээловской книги «Аркадий Аверченко» Виктория Миленко это прекрасно понимает. Во всяком случае, её работоспособность вызывает уважение. Ею проштудировано астрономическое количество первоисточников. Чуть только где-то упоминается Аверченко – в мемуарах, статьях отечественных и эмигрантских газет, архивных письмах, о которых мало кому известно, — Миленко сразу берёт на карандаш и вносит очередной факт в составляемую ею аверченковскую энциклопедию, полное собрание рассказов о жизни феноменального сатирика. Она даже проштудировала кандидатские диссертации соответствующей тематики. Книга поражает обилием адресов, справок, дат, описанием женских и мужских туалетов, названиями ресторанов и гостиниц… Добросовестно представлены родственники и друзья писателя, его коллеги, как говорили лет сорок назад, по сатирическому цеху.
Многочисленные отрывочки из писем и очерков про Аверченко в конце концов теряют свою эффективность, поскольку знакомые описывают внешность и характер Аркадия Тимофеевича примерно одинаково. В результате десятки раз повторяется одно и то же: высокий, улыбчивый, близорукий, остроумный (ещё бы!), как редактор безошибочно замечал в новых авторах искру божию.
Как говорил Твардовский (естественно, по другому поводу), это – малый сабантуй. Масштаб же глобальных событий, участником или по крайней мере современником которых был Аверченко, зачастую показан бледно, пунктиром, тут автор теряется перед громадьём исторических фактов: на чём остановиться, о чём поведать читателям, не получится ли так, что она слишком далеко отойдёт от заявленной темы? В результате сбивается на штампы или скороговорку.
Про «Сатирикон» пишет: «Атмосфера в редакции всегда была здоровая, дружеская, творческая». Или: «Ухудшилось снабжение населения продовольствием, выросли очереди за хлебом, электричество подавалось вполнакала» – это про Петроград 1917-го!
Миленко держится за Аверченко, как за мамкину юбку, боится отойти на шаг в сторону. Когда же ей удаётся хоть ненадолго вырваться в свободное плавание, её ожидает успех. Подтверждением тому может служить практически вставная новелла о жизни любовницы сатирика актрисы Александры Садовской, в которой рассказано о российских или советских реалиях гораздо больше, чем говорят о своём времени многочисленные описания чудачеств сатириконцев.
Оправдывает автора то, что исторический контекст описываемого времени подавляющему большинству читателей известен.
Всё вышесказанное относится к первой половине книги, содержащей жизнеописание Аверченко до его эмиграции. Тут читатель более или менее спокоен за автора – пройтись по отечественным (российским и украинским) следам сатирика задача в принципе выполнимая: порыться в архивах, обнаружить публикации, найти потомков. Но что делать с зарубежной одиссеей Аркадия Тимофеевича, бессистемной, связанной с огромным количеством гастрольных поездок и вдобавок пришедшейся на сложный период мировой истории? И тут уважение к работе В. Миленко сменяется восхищением. Ей удалось обнаружить сотни документированных источников о пребывании Аверченко в изгнании: его любовные и деловые письма, послания ему, воспоминания современников, упоминания в эмигрантской периодике… Всё это автор цитирует столь щедро, что местами её труд напоминает вересаевские жизнеописания Пушкина и Гоголя.
Есть биографы, которые владеют материалом, но отсекают лишнее, чтобы не раздуть книгу. Иногда складывается впечатление, что Миленко с трудом накопила необходимое количество материала. Поэтому для объёма она перечисляет всякие мелочи. Кому интересно знать, что в архиве писателя сохранилось письмо Сопотской библиотеки его любовнице Раисе Раич с просьбой сдать книгу Марка Твена?! Или адрес севастопольского книжного магазина, в котором в 1920 году продавалась книга «Дюжина ножей в спину революции»? И это при том, что о содержании нашумевшего в своё время антисоветского бестселлера сказано вскользь. Между тем именно содержание аверченковских произведений – неиспользованный резерв, способный сделать книгу более полнокровной. Здесь они представлены весьма скромно.
