уж тем более не с помощью Фолкнера, как думал мистер Гаррет. Мальцев шел от достижений отечественной науки. С трудами ее корифеев он знакомился жадно. Любимым чтением на многие десятилетия для Мальцева стали «Письма из деревни» замечательного русского ученого и публициста А. Н. Энгельгардта. Мысль Александра Николаевича о том, что агрономия не есть точная наука, что она наука местная и развивается не по образцу, а по обстоятельствам, — могучий призыв к творчеству, к борьбе с шаблоном, отрицание абсолюта. Другие труды своих предшественников Мальцев принимал в той степени, в какой они подтверждались опытом. Если же вывод корифея не подтверждался практикой, он подвергался проверке и перепроверке, а затем и отрицанию. Так было с утверждением В. Р. Вильямса о том, что на структуру почвы положительное влияние оказывают многолетние травы, а однолетние — разрушают ее.
Вскоре после войны Мальцев задался вопросом: «Можно ли серьезно надеяться, что через известный промежуток времени наши десяти-, девяти- или восьмипольные севообороты в состоянии по-настоящему, как это имел в виду академик В. Р. Вильямс, восстановить структуру почвы и ее плодородие?»
Вильямс — авторитетнейший биолог, почвовед и агроном. Одна из основных проблем, которая постоянно волновала его, — это процесс образования органического вещества почвы. Десятки, сотни и тысячи разнообразных опытов поставил он вместе со своими учениками, чтобы выяснить суть и особенности протекания этого процесса. Он пришел к выводу, что в почве постоянно создается и разрушается органическое вещество. От этого зависит структура почвы. Он писал:
«…почва — сложная комбинация минеральных и органических веществ, в которой никогда, ни на минуту нет покоя, которая насквозь проникнута жизнью и живыми существами, которая сама дает жизнь и в которой состояние покоя и неподвижности есть состояние смерти».
До Вильямса считали (скажем, Костычев), что структуру почвы создает время. Полю нужно для этого лет двадцать пять, а то и все пятьдесят. Вильямс искал путь более быстрого оструктуривания почвы в выпаханном поле. Он горячо воспринял мысль Юстуса Либиха о том, что нет более прямого пути к абсолютному обнищанию народа, чем беспрерывное использование однолетних растений. В ходе опытов он нашел противовес: нужно сеять многолетние травы, особенно хороши бобовые: они строят структуру почвы за два-три года.
Еще в 1921 году Вильямс подает в Госплан записку с обоснованием травопольной системы земледелия. Его волновало, что во многих районах страны урожаи были ничтожны, порой ниже, чем до революции. Он считал, что основная причина этому — бесструктурная почва.
Комковатая структура почвы, лучше даже зернистая — вот путь к высокому урожаю, считал Вильямс. Он настаивал, чтобы ее создавали путем целесообразной обработки поля и внедрения травопольной системы земледелия.
Главное в травопольной системе — полевые и кормовые травопольные севообороты в сочетании с правильной обработкой почвы, системой удобрений и созданием полезащитных лесных полос. Вильямс подчеркивал, что для каждого из климатических регионов страны должны быть разработаны совершенно определенные конкретные севообороты, но обязательно на основе травополья. Он писал:
«Земледельческая наука постоянно в своем развитии бросалась от одной крайности к другой, и чем размахи этих колебаний были больше, тем труднее ей было остановиться на середине между крайностями, и она разрабатывала лишь части вопроса, не будучи в состоянии охватить его вполне».
Разумная мысль, разумное предложение о введении травопольной системы земледелия, если рассматривать ее не как панацею, а часть общего вопроса земледелия. Но на практике получилось совсем не так.
Практические рекомендации Вильямса сводились к тому, что он категорически и беспрекословно предписывал: почва должна обладать определенной структурой, она должна представлять из себя комковатую массу, все элементы в почве должны быть связаны в комочки от пяти до десяти миллиметров в диаметре. Должны — и никак иначе!
Академик Д. Н. Прянишников считал травопольную систему экстенсивным путем развития сельскохозяйственного производства и настаивал на интенсивном — на развитии промышленности по производству минеральных химических удобрений.
Академик Н. М. Тулайков не верил в возможность приложения принципов травопольной системы К земледелию в засушливых регионах страны. «Мы о структуре почвы не заботимся», — говорил он, считая одним из основных приемов обработки почвы в засушливых регионах мелкую пахоту с помощью полуотвальных плугов и дисковых орудий. Это позволяет накапливать влагу, добиваться, как говорил Николай Максимович, «чтобы дождь шел под ногами». Иными словами, та же идея, что и у Овсинского, что и у Фолкнера: конденсация паров внутри почвы. Но для этого нужны особая техника и технология, их-то Тулайков и разрабатывал в заволжских степях.
На первых порах система Тулайкова дала хорошие результаты, урожайность радовала. Тулайков, ободренный удачей, мечтал о том, что страна создаст себе вторую хлебную базу — подымет целину и залежные земли степей далеко восточнее Волги. И там нужна будет особая технология обработки полей, особая система земледелия. Ее-то он и отрабатывал в надежде на лучшее будущее. Ведь удача была! Но — временная, как оказалось довольно скоро.
Мелкая пахота без достаточных средств борьбы с сорняками (гербицидов тогда еще не было) привела к тому, что сорняки стали «душить» пшеницу на огромных территориях Поволжья. Урожаи пропали.
Лишь много позже стало ясно, что только на пути, указанном Тулайковым, возможно победить засуху, ветровую и водную эрозию, сохранить влагу в почве и саму почву, улучшить ее структуру. Сам Тулайков в полемическом задоре говорил, что о структуре он не заботится, что в степях урожай дает не земля, а небо. Но это был лишь выпад против теории Вильямса, по которой выходило, что главная задача всякого земледельца — создавать правильную структуру почвы.
Идея эта сама по себе не нова. Еще Костычев говорил, что плодородие зависит и от физического состояния почвы, от ее структуры, комковатости, зернистости. Но заметьте: здесь было «и». Вильямс «и» отбросит, а структуру возведет в абсолют. Так же, как Тулайков в абсолют возведет влагу.
Итак, с одной стороны Вильямс: травопольная система земледелия; с другой — Прянишников: химизация сельского хозяйства; с третьей — Тулайков: новые методы обработки почвы. Все трое — академики.
Но кто же прав, если истина одна и конкретна? Кому верить? Кому отдать предпочтение? Правы все трое.
В земледелии истина действительно весьма конкретна, но далеко не едина. Местная истина — истина, всеобщая — ложь. В земледелии нет и не может быть единой универсальной теории, нет шаблонного рецепта для лечения всех недугов почвы во всех природных и климатических зонах такой громадной страны, как наша. Еще Д. И. Менделеев предупреждал, что искать общего лекарства для земли — искать философский камень, терять время.
Но все же в конце тридцатых годов предпочтение отдали травопольной системе. Ее внедряли без какого бы то ни было сомнения везде и всюду. Если же и находились сомневающиеся, то их не
