Несколько лет назад в статье, опубликованной в «Труде», я назвал исход нравственности из общественной жизни десовестизацией и спрогнозировал неизбежность совестизации. Надеюсь, такое время наступило. Да, после стольких лет воинствующей безнравственности, возведенной в ранг государственной политики, этот процесс будет труден. Но в России испокон века для лидера важен не столько размер головы (чтобы шапка Мономаха лучше нахлобучивалась), сколько крепость шейных позвонков (чтобы не хрястнули под тяжестью исторического головного убора).
Однако при всем значении политической воли цементом нынешнего государственного строительства должна стать совестизация. Люди не сделаются законопослушными, пока не увидят: вор сидит в тюрьме, и не потому, что он поссорился с более крупным вором, а потому, что преступил закон. Люди не озаботятся государственными интересами, пока не убедятся: те, кто в свое время сознательно или по романтической дури рушил страну, осуждены хотя бы морально. Нет, я не наивный человек и отлично сознаю, что иной супервор в нынешнюю жизнь впаян, как реликтовый таракан в кусок янтаря, и выковырнуть его оттуда можно, лишь разворотив янтарь. Я понимаю, многие наши госдеятели прочно повязаны своим политическим происхождением и напоминают ватагу земляков из деревни Малая Ельциновка. Я знаю, обвинить журналиста в антигосударственной пропаганде — значит дать повод компьютеризированному западному гуманизму в очередной раз содрогнуться по поводу попрания демократии в России. Но другого выхода у нас нет. Или народ поверит в нравственность власти и равенство всех перед законом, или Россия разделит судьбу Китежа. С той лишь разницей, что утопший град погрузился в чистые озерные воды, а мы захлебнемся в нечистотах нищеты и распада…
Праздник, который не со мной
Моя трудовая неделя не разделена, как у большинства граждан, на рабочие, выходные и праздничные дни. Для вдохновения или срочного редакционного заказа нет ни суббот, ни воскресений, ни красных дат календаря. Но есть один праздник, который я не отмечаю принципиально. Это отшумевший недавно День независимости России. Я сознательно не стал писать об этом, что называется, навстречу торжеству, ибо уважаю и иную точку зрения. Но теперь, когда выветрилось праздничное похмелье, хочу поделиться некоторыми соображениями.
Что мы празднуем 12 июня? День независимости? От кого? Мы же не Америка и не Алжир, чтобы отмечать освобождение от колониальной зависимости. И если уж праздновать независимость России, то в день Куликовской битвы. Тут есть хоть какая-то историческая логика. Если же речь идет о «независимости» от коммунистического режима, то для этого имеется 21 августа — день подавления «путча». А идейному борцу с советской властью лучше всего оттянуться 4 октября — в день расстрела Верховного Совета…
Все разговоры о рождении 12 июня 1990 года новой российской государственности, на мой взгляд, просто оскорбительны. Российская государственность насчитывает столетия, а по мнению иных ученых, даже тысячелетия, и не стоит, наверное, каждую политическую заварушку объявлять новой эрой, а каждый неразумный слом предыдущей системы власти именовать началом новой государственности. Эта традиция тянется от большевиков, и ничего хорошего в ней нет.
Одним из первых, как помню, мысль о том, что Россия может взять и отделиться от всех остальных республик, высказал писатель Валентин Распутин. Но это была в сердцах брошенная с трибуны гипербола: уж очень тогда стали придираться «младшие братья» к своему «старшему брату» — русскому народу. Однако гиперболы русской литературы часто предшествуют параболам российской истории. Прошло время, и Первый съезд народных депутатов РСФСР принял Декларацию о государственном суверенитете России. Сегодня, когда Б. Ельцин появляется в телевизоре с доброй пенсионерской улыбкой на лице, многие не вспоминают о том, как, идя к власти, этот человек не щадил ничего, включая и государственные устои. Увы, самые большие несчастья народу приносит борьба политиков за право его, этот народ, осчастливить. Но не стоит забывать и тот факт, что за декларацию проголосовали 907 депутатов, а против только 13. А через год, точнехонько 12 июня, Ельцина избрали первым президентом России. Полагаю, именно это совпадение и привело к появлению Дня независимости.
На самом же деле это был день неуправляемости, давший толчок к ускоренному распаду СССР. И Советский Союз развалился самым невыгодным именно для России образом. Мы потеряли исконные наши земли. Большинство же республик вышло из Союза, напротив, значительно увеличив свои территории. Я пишу это не для того, чтобы предъявить кому-то территориальные претензии, претензии надо предъявлять себе и тем геополитическим лохам, которых мы допустили тогда к власти. Но помнить об этих утратах необходимо. По крайней мере для того, чтобы больше не совершать подобных трагических ошибок. Ведь распад СССР — это не просто изменения красных извилистых линий на карте — это десятки миллионов поломанных судеб, разделенных семей, это надломленные экономика и военная мощь, это годы международного шутовства под видом внешней политики… Разве можно политическую незадачливость называть независимостью? По сути, 12 июня — скорбная дата, именно в этот день русские стали разделенным народом.
Между прочим, эту двусмысленность почувствовала и сама власть: с 98-го года 12 июня стало Днем свободной России или даже просто Днем России. Не спорю, такой праздник нужен. Но праздновать его следует, например, в день Бородинского сражения… Торжествовать надо в дни побед. А в дни утрат — скорбеть. Такие печальные даты тоже есть — 22 июня… Вы, кстати, заметили, что с прошлого года 7 ноября превратилось в День примирения? Улавливаете? День большевистской непримиримости стал Днем примирения! Теперь мы отмечаем не победу одной части народа над другой в кровавой классовой войне, а то чаемое примирение, которого так и не удалось добиться в реальности. И если следовать подобной логике, то 12 июня должно стать Днем Воссоединения, днем надежды на воссоединение русского народа и восстановление исторического союза народов Евразии.
В такой день и я бы празднично выпил!
В советском календаре памятных дат, выстроенном в основном по принципу принудительного оптимизма, 22 июня был, кажется, единственным днем искренней всенародной скорби. Почти каждая семья понесла утраты в войну, но ежегодный траур в светлую пору летнего солнцестояния, по-моему, был все-таки шире даже бескрайнего горя Великой Отечественной. Эта скорбь подспудно вбирала в себя и вечную память о миллионах погибших на германской войне, превращенной агитпропом в эдакую прелюдию к революции. В этот день исподволь поминались бесчисленные жертвы Гражданской войны и всего последующего сурового пути, на котором 37-й год — лишь ярче других освещенный полустанок. Даже для моего, насквозь проиронизированного поколения, высмеявшего, казалось бы, советскую эпоху «от гребенки до ног», 22 июня всегда оставалось святой датой. Ситуация изменилась в конце 80-х. Новые идеологи сделали 22 июня днем почти официальных сомнений в нашем превосходстве над фашистами, днем претензий к советской власти и лично Сталину.
Действительно, в истории наших утрат много таинственного. Вот странный и характерный пример. В начале 80-х я писал книгу о поэте Георгии Суворове, погибшем при освобождении Эстонии. Просматривая военную прессу, я наткнулся в передовой статье «Правды» на такую фразу: «Гитлер обещает уничтожить 20 миллионов советских людей. Ему это не удастся…» Статья опубликована в августе 41-го… Согласитесь, есть о чем задуматься! Сейчас уже доказано, что боевые потери — наши и немцев — сопоставимы. Несопоставимы потери среди военнопленных и мирного населения. Впрочем, всех, кто хочет глубже разобраться в этой сложной проблеме, я отсылаю к книге Вадима Кожинова «Россия. Век XX», которую, по-моему, должен прочитать каждый, по-настоящему интересующийся родной историей.
Между тем в мире все прочнее забывают о роли СССР во Второй мировой. Мы сами виноваты. Это прямой результат нашего неуважения к собственному прошлому. Наверное, многие заметили: когда речь заходит о войне, мы слишком часто извиняемся. Оправдываемся за то, что поторопились занять Прибалтику, за то, что замешкались помочь Варшавскому восстанию, оправдываемся за трофеи, вывезенные из поверженной Германии… Но разве допустимо судить жестокость смертного штыкового боя шестидесятилетней давности по законам сегодняшнего кикбоксинга?!
Перелицевать историю проще простого. Можно, например, с горечью сообщить, что советские воины-освободители наводили ужас на Европу. Одна дружная супружеская пара от страха даже отравила сначала шестерых своих детей, а потом и сама свела счеты с жизнью. Если не уточнить, что речь идет о Геббельсе и его жене, то впору потребовать от нынешней России компенсацию за моральный ущерб мирному немецкому населению. Стыдно признать, но в последние годы отечественные СМИ, освещая события Отечественной войны, нередко используют именно этот, сознательно доведенный мной до абсурда прием.