хочу успеть? Вот хочу пройти курсы по производству домашней косметики. Смешиваю дома масла, кремы на любительском уровне, а хочу научиться профессионально. Фотошколу я так и не окончила, тоже надо. Съездить хочу много куда... Но потом подумала и поняла, что ну их, эти глобальные цели, мне просто дома хорошо. Когда я вставать с кровати не могла и первый раз спустя два месяца на кухню вышла с дыхательными трубками и приготовила ужин, это такой был кайф! Сама!
Я люблю возиться дома с детьми. Они такие, мальчишки, интересные, мне с ними прикольно. Напрягает меня только невозможность активно перемещаться. Я раньше много ходила, гуляла, а сейчас устаю.
Самое страшное в смерти — что тебя не будет, а все будет как было. Мир будет такой же, а от тебя не останется следа. И хочется оставить следы. Вот я подругу сейчас поддерживаю. И думаю, что вот она будет помнить. С сыном общаюсь старшим, посидим с ним в обнимку — и думаю: «Он маму запомнит такой.» Хочется, чтобы меня не так запомнили, чтобы вспоминать и рыдать. Когда бабулю хоронили, мы все съехались в деревне, сидели у костра, общались, и столько в жизни мы никогда не смеялись! Хочется, чтобы что-то подобное было и на моих похоронах. Не хочу, чтобы в унынии все ходили. Пускай смеются!
Можно провести остаток жизни в унынии, а можно радоваться. Мне нравится все, у нас тут закаты крутые! Дорога такая у нас, вон, смотрите, сухая уже! Надо на роликах покататься. А многие на тележках из магазина тут катаются, я смотрю и смеюсь. И я до весны дожила, а думала, что не доживу. Банальная мысль «живите каждый день как последний, радуйтесь мелочам» на самом деле правильная, это работает. Но мы просто забываем об этом, когда у нас все хорошо. Красотища перед тобой, а ты весь в свои проблемы погружен... Так нельзя.
Мужа очень жалко. Он мечтал о семье, чтобы как в рекламе: все улыбающиеся, взявшись за руки, уходят в закат. А тут через год — тыдыщ! — умирающая жена, безработица, безденежье. Но, надеюсь, он выдержит. Он говорит: «Не будет после тебя никаких женщин», а я говорю: «Не смей! Живи дальше, люби, пусть у моих детей будет мать».
Обидно, что не увижу, как сын будет расти. Страшно, что никто не будет моих детей любить так, как я, не дадут им того, что я бы дала. Иногда младшего в охапку сгребу и реву. Люблю их. Но надежда на чудо остается еще у меня. Может, уйдет еще рак, бывает же? Бывает!
* * *
Самарский хоспис, который так поддерживает Ирину и многих других пациентов, существует на наши с вами пожертвования. Деньги нужны на материальную помощь сотрудникам выездной службы и стационара, медикаменты, средства ухода. Вы жертвуете деньги хоспису, хоспис покупает все, что нужно, едет к пациенту и облегчает его последние дни жизни — так это работает сейчас.
И хотелось бы, чтобы работало всегда, без перебоев. Потому что люди умирают всегда, мы все когда-нибудь умрем, и хорошо, если нам не понадобится хоспис. А если понадобится, будет здорово, если нас, как Ирину, подхватят такие врачи, как в Самарском хосписе. И у нас будет время и силы, чтобы обнимать детей и мечтать о море.
«А НЕ РАНО ЛИ ТЫ СОБРАЛАСЬ ПОМИРАТЬ?»
Материалов об Ирине было несколько. И у всех были успешные сборы. Их непростым бекстейджем мне хочется поделиться, потому что в нем есть ответы на многие вопросы, которые я привела выше. А еще потому, что Ира многому меня научила. Например, не бояться во время интервью называть вещи своими именами.
В конце октября 2020 года Ира Новикова спросила в мессенджере, смогу ли я десятого ноября опубликовать от ее имени поздравление с днем рождения для ее сына. Потому что «никогда не знаешь, когда все закончится». Я перечитала это сообщение трижды, и у меня онемели пальцы рук. Я давно так сильно не пугалась! Это не похоже на Иру, которая не жалуется, не драматизирует, верит в лучшее. Неужели скоро конец? А потом я прочитала само поздравление: невероятно трогательное прощание с ребенком. И разревелась. Придя в себя, написала шутливо: «А не рано ли ты собралась помирать? Ты же не собралась, нет?» И когда получила ответ: «Не собралась, но мало ли что», почувствовала невероятное облегчение. Но все равно подумала о том, что Ира знает больше, чем говорит. И что от смерти не спрячешься: рано или поздно будут похороны. И мне придется на них ехать, потому что нельзя не ехать. И тогда... как я справлюсь тогда?
Мы с Ирой познакомились в 2019-м, когда я приехала к ней в Самару, чтобы записать ее историю. Рак легких, терминальная стадия. Она боролась с болезнью, прекрасно понимая, что победить не получится. Получится только отсрочить смерть. Мы сидели на маленькой кухне, Ира говорила, что хочет, чтобы на ее похоронах смеялись, а пока смерть не наступила, прожить остаток жизни, осуществляя мечты. Она меня поразила: никаких слез и стенаний, никакого уныния. Немногие люди со смертельным заболеванием могут говорить о своем состоянии открыто и буднично. Обычно во время интервью приходится подбирать слова, говорить обиняками. С Ирой было иначе. Она рассуждала просто: «Да, скоро помру. Очень обидно. Надеюсь, успею услышать, как заговорит мелкий, увижу весну и море». Или: «Представляешь, бывший муж переживает из-за того, что у меня перестали расти волосы! Ира, говорит он трагично, у тебя волосы не растут! Да мне пофиг на эти волосы! Не растут! Зато у меня метастазы растут! Вот что важно».
Когда уже сильно позже одна из читательниц предложила сшить для Иры платье, Ира сказала мне, смеясь: «Ты знаешь, я только вчера думала о том, что мне нужны платье и туфли, а то не в чем будет лечь в гроб». И я ей ответила с таким же смешком: «Да, я тоже о похоронном платье первым делом подумала». Мы заржали, как кони, и я подумала: «Вот только с ней можно так просто относиться к неизбежному. Какая же она великая».
Конечно, я в нее влюбилась. И конечно, приблизилась настолько, насколько журналист не должен приближаться к героям.
Я написала, что готова отправить банковские реквизиты Иры всем, кто захочет ей помочь. Желающих оказалось очень много, и я потратила несколько дней на переписку с читателями. Как журналист, я не должна была этого делать. Это не моя работа, а, в
