Не Сталин придумал спаивать народ, чтобы за счет его медленного убийства путем наркотизации получить деньги на индустриализацию и милитаризацию страны. Государевы кабаки появились на Руси еще в XVI веке. И целовальники, ими заведовавшие, обязаны были выполнять план по сдаче государству определенной суммы в рублях. План — закон! Хоть круглосуточно работай! Не выполнивших план наказывали, перевыполнивших вызывали в Кремль и награждали как передовиков производства — серебряными ковшами.
Не Сталин придумал тайную полицию и пытки. Петр I учредил Преображенский приказ, занимавшийся расследованием политических преступлений. В подвалах этого приказа были замучены до смерти тысячи людей. Как отмечают специалисты, «по всей видимости, Преображенский приказ был первым постоянным ведомством в истории, созданным специально и исключительно для борьбы с политическими преступлениями». И так же как при Сталине пыточно-карательное ведомство Берии занималось строительством дорог и заводов, так при Петре ответственность за строительство Санкт-Петербурга была возложена на полицейское управление…
Не Сталин придумал за вину мужа наказывать членов семьи врагов народа, равно как и не он придумал казнить детей начиная с 12-летнего возраста: Уложение 1649 года предусматривало смертную казнь и пытки для членов семьи государственного изменника, включая детей. И пусть помнят коммунисты, патриоты и прочие любители коллективизма, что коллективизм — это еще и коллективная ответственность. То есть ответственность за то, чего вы не совершали…
Не Сталин придумал убивать за границей уехавших изменников или выкрадывать оттуда и возвращать обратно в СССР. Этим занимался еще Петр I — при нем невозвращенцев выкрадывали и вывозили в Россию на царский суд.
Не Сталин придумал называть уехавших на Запад бояр изменниками — это следствие вотчинной системы управления, в чем мы уже убеждались на многочисленных примерах. Еще маркиз де Кюстин писал, что «в России существование окружено такими стеснениями, что каждый, мне кажется, лелеет тайную надежду уехать куда глаза глядят, но мечте этой не суждено претвориться в жизнь: дворянам не дают паспортов…» И продолжалось это до девятнадцатого века, в котором родился и Сталин, перехвативший царскую эстафету «держания и непущания».
Не Сталин придумал железный занавес и выездные визы. Уже упомянутое чуть выше Уложение гласит, что побывавший без разрешения за границей и в оном преступлении изобличенный русский должен подвергнуться допросу с пристрастием на предмет выяснения, с какой целью было предпринято путешествие. Если это был коммерческий рейд, то есть человек ездил с целью поторговать, его имущество конфисковывалось. Если он ездил заработать денег наемным трудом, его наказывали кнутом. Ну, а если целью была «измена родине», — казнили. Для выезда за границу нужно было выправить разрешение у царя и предъявить его заставе на границе.
Причина понятна: Россия — что сталинская, что царская — столь «чудесное» место для проживания, что если людям не угрожать смертью, все разбегутся. Князь Голицын говорил об этом прямо: «Русским людям служить вместе с королевскими людьми нельзя ради их прелести: одно лето побывают с ними на службе, и у нас на другое лето не останется и половины русских лучших людей… а бедных людей не останется ни один человек». Он знал, что говорил: все прекрасно помнили, что из посланных Борисом Годуновым в Европу учиться молодых дворян назад в Россию не вернулся никто.
Не могу удержаться, чтобы не привести любопытный эпизод из воспоминаний Григория Климова. Он пишет, что в послевоенной Германии вдруг объявилась весьма оригинальная банда, состоявшая из золотой молодежи:
«В поросших лесом пустошах и песчаных дюнах вокруг Карлсхорста… орудовала таинственная шайка разбойников, наводившая панику на окрестности. Солдатам был дан строжайший приказ не стрелять без особого распоряжения командующего экспедицией, а постараться выловить разбойников живьем. Ведь лесные пираты были школьниками старших классов школы Карлсхорста во главе с сыном одного из генералов Штаба СВА.[11] Вооружены были разбойники довольно солидно — отцовскими пистолетами, некоторые даже автоматами.
Подозрительную местность прочесали по всем правилам военного искусства, штаб-квартиру разбойников нашли в подвале разрушенного дома и устроили форменную осаду. Только после длительных переговоров через посредство парламентеров, где на помощь были призваны смущенные родители и учителя, атаман разбойников согласился на капитуляцию.
Характерно, что первым условием со стороны потомков Робин Гуда было требование гарантии, что их в наказание не отправят домой в Советский Союз. Командующему экспедицией пришлось посылать связного в Штаб СВА с затребованием соответствующих инструкций. Это было очень характерное условие капитуляции, порядком взволновавшее Политуправление СВА».
…Прямо как в анекдоте: «Вы меня родиной не пугайте, товарищ майор!..»
На родине можно страдать от угарного патриотизма и бить себя мозолистой пяткой в грудь, но стоит только самому поехать и сравнить, как все становится на свои места: ну ее на хрен, такую родину!..
То ощущение свободы, которое испытываешь в Европе, вырвавшись туда из затхлой России, удивительно заразно! Не зря Сталин после войны начал чистить армию, «контактировавшую с иностранцами» и видевшую Европу. После войны народ надеялся на отмену крепостного права. Некоторые говорили даже, что «теперь товарищ Сталин гайки-то ослабит, колхозы распустит, народ ведь в войне доказал свою преданность». Доказать-то он, конечно, доказал, но ведь и заразы в Европе нахватался! Тот же Климов отмечает интересный психологический феномен у вернувшихся из побежденной Германии советских офицеров:
«Первый день мы провели, бесцельно блуждая по Москве. Нам обоим не терпелось посмотреть на жизнь Москвы своими глазами, хотелось продлить предвкушение встреч с людьми, о которых мы мечтали издалека… В Берлине, в особенности в первое время, нам, советским офицерам, пришлось привыкнуть к тому, что на нас обращают внимание. Теперь же на улицах Москвы нас преследует аналогичное ощущение — к нашему удивлению, окружающие провожают нас взглядами. Люди замечают в нас нечто непривычное: то ли бросается в глаза наша подчеркнуто выхоленная заграничная экипировка, значительно отличающаяся от обмундирования большинства офицеров, то ли этому виной независимая и уверенная манера держать себя, порожденная средой и работой в условиях победы и оккупационного режима в Германии. Странное ощущение — в своей родной стране чувствуешь себя как интурист».
…Обратите внимание: интурист в представлении советского народа — человек свободный…
Во время войны с Наполеоном из русской армии, вошедшей в Европу, дезертировали 40 тысяч (!) человек. Ростопчин писал жене об этом массовом дезертирстве: «Суди сама, до какого падения дошла наша армия, если старик унтер-офицер и простой солдат остаются во Франции, а из конногвардейского полка в одну ночь дезертировало 60 человек с оружием в руках и лошадьми. Они уходят к фермерам, которые не только хорошо платят им, но еще отдают за них своих дочерей». Вольный воздух Европы пьянит…
Ладно, что там еще выдумал не Сталин?..
Мы помним, что заградотряды придуманы не Сталиным, а Петром I. Но ведь заваливать противника трупами, гоня вперед бесчисленные пехотные толпы, воевать экстенсивно тоже придумал не Сталин, хотя за подобное ведение войны его часто и правильно упрекают. Фактически это древняя русская особенность, которую отмечали иностранцы еще при Иване Грозном. Да и советский историк Федор Нестеров говорит о том же: «Создание военного аппарата Московии требовало мобилизации народного труда в грандиозных масштабах, а последнее предполагало, в свою очередь, наличие и бесперебойное действие соответствующего политического механизма. Таким механизмом и служил московский государственный строй с его свойствами и особенностями… И это в стране, уступавшей… противнику по уровню социально-экономического развития и по численности населения.
С точки зрения военного потенциала капитальное значение имеет тот факт, что Россия даже после избавления от золотоордынского ига на протяжении длительного исторического периода, с конца XV по середину XVIII века, оставалась, по европейским критериям, малонаселенной страной. Если к 1500 году в Италии и Германии жило по 11 миллионов человек, а население Франции превышало 15 миллионов, то в России в 1678 году, по последним исследованиям Я. В. Водарского, имелось всего лишь 5,6 миллиона жителей, из которых 0,8 миллиона составляло население недавно воссоединенной Левобережной Украины.
Население Речи Посполитой, по данным на 1700 год, то есть после потери ею Украины, равнялось примерно 11,5 миллиона человек. Однако не Польша, а Россия добивалась постоянно численного превосходства на полях сражений. Численность русской армии во второй половине XVII века определяется современными историографами примерно в 160 тысяч воинов — это в несколько раз больше того, что собирала когда-либо Речь Посполитая под своими знаменами.
