30 марта 1830 года Николай I утвердил представление почт-директора Санкт-Петербургского почтамта К.Я. Булгакова, доложенное князем А.Н. Голицыным, о выдаче служащему в секретной экспедиции почтамта Э.К. Цирлейну сверх жалованья негласно, из секретных сумм, 1 тыс. руб. ежегодно. Эти деньги он получал вплоть до своей смерти 13 декабря 1844 года[921]. В те годы официальное содержание Цирлейна составляло 3 тыс. руб. в год, в том числе 1500 руб. жалованья и столько же квартирных[922]. Таким образом, доля негласных сумм достигла 25 % от всех получаемых им тогда денег. 9 февраля 1836 года Николай I дал согласие добавить к жалованью семидесятивосьмилетнего Ф.Я. Вейрауха 1200 руб. в год и выдать единовременно 3 тыс. руб. за создание под его руководством новой массы для изготовления поддельных печатей. В итоге общее жалованье Вейрауха составляло 6200 руб.[923] Его сыну И.Ф. Вейрауху, 19 марта 1844 года была дана прибавка к окладу — 500 руб.[924] 18 марта 1858 года император дал согласие на ежегодную прибавку 2 тыс. руб. серебром Ф.И. Ульрихсу, многолетнему руководителю секретной экспедиции и цензуры[925]. Еще одной формой поощрения была аренда. Также многолетнему руководителю секретной экспедиции в Санкт-Петербурге А.П. Штеру в январе 1818 года была пожалована на двенадцать лет в аренду мыза Лайминг в Аренсбургском (Эзельском) уезде Лифляндской губернии, приносившая доход до 1817 руб. серебром. Пользование арендой продлевалось 9 сентября 1826 года и 24 марта 1836‐го. После смерти Штера арендой пользовались его наследники. В 1855 году она была продлена еще на двенадцать лет, а в 1862‐м — на шесть[926]. Статскому советнику А.Ф. Трефурту в 1837 году был пожалован бриллиантовый перстень, а 21 марта 1841 года — дано в аренду 1500 десятин земли[927]. Действительному статскому советнику А.О. Чиколини 4 июня 1847 года была пожалована аренда на двенадцать лет с выплатой по 1200 руб. серебром в год[928]. Иногда секретная работа становилась формальным препятствием к награждению. Например, в марте 1844 года В.Ф. Адлерберг, представляя к наградам Г.П. Кругликова и К.П. Майета, указал, что «заслуги их секретные не могут быть представлены в Орденских думах». Тем не менее император утвердил награждение Кругликова орденом Св. Владимира 4‐й степени, а Майета — Св. Анны 3‐й степени[929]. Любопытным исключением из общих традиций стало производство статского советника М.М. Михайлова в апреле 1850 года не в чин действительного статского советника, а в чин равного ему камергера двора[930].
Вместе с тем было бы неверно считать, что Николай I безусловно соглашался на все просьбы о награждениях. Так, 1 февраля 1842 года он отказал в производстве виленского почт-директора А.Ф. Трефурта в чин действительного статского советника. Трефурт активно руководил перлюстрацией и имел лестные отзывы виленских генерал-губернаторов князя Н.А. Долгорукого и генерал-лейтенанта Ф.Я. Мирковича, однако за год до этого уже был пожалован арендой, что и послужило причиной отказа[931]. Традиция выдачи денежных пособий за «особое усердие» сохранялась вплоть до 1917 года. Например, 15 января 1910 года директор ДП Н.П. Зуев ходатайствовал перед товарищем министра внутренних дел П.Г. Курловым о назначении В.К. Карпинскому 500 руб. пособия в возмещение расходов последнего по переезду в Тифлис «в виду весьма полезной деятельности»[932].
К празднику Пасхи, обычно раз в два года, чиновники, как перлюстраторы, так и занятые лишь цензурой иностранных газет и журналов, получали награды. Это мог быть очередной чин, орден, денежное вознаграждение. Размеры таких сумм постепенно возрастали. Например, до 1842 года размер суммы наградных не был постоянным. Так, в 1838 году А.Н. Голицыну к празднику Пасхи было выдано из доходов Санкт-Петербургского почтамта 19 тыс. руб., в 1840 году — 9 тыс. руб. серебром[933]. С 1842 года и до 1858‐го включительно к Пасхе отпускалось раз в два года 8 тыс. руб. (в 1844 году — 7700 руб. серебром). В 1860–1864 годах сумма была увеличена до 10 тыс., в 1866–1875‐м — до 12 тыс., в 1877–1905‐м — до 17 тыс. Причем в виде исключения в 1874–1875 и 1882–1883 годах наградные отпускались два года подряд. В 1909 и 1911 годах сумма наградных составляла 20 тыс. руб.[934]
Как указывал в марте 1880 года министр внутренних дел Л.С. Маков, к празднику Пасхи полагалось ходатайствовать «о награждении денежными выдачами по примеру прежних лет тех из деятелей [почтовой цензуры и их помощников], которые не вошли в представление к почетным наградам, но одинаково достойны монаршего благоволения за свою усердную и полезную службу»[935]. Естественно, что сторожа и почтальоны получали от 20 до 40 руб., цензоры — от 200 до 600 руб., начальники почтовых контор и начальники почтово-телеграфных округов — по 300–400 руб. Например, к Пасхе 1897 года А.Д. Фомин получил 2 тыс. руб. «негласного пособия», его заместитель М.Г. Мардарьев — 800 руб., старший цензор в Москве О.А. Келер — 600 руб., руководители секретных экспедиций К.Ф. Зиверт (Киев), Гаврик (Тифлис), К.П. Свяцкий (Харьков), Ф.Р. Фанстиль (Казань) — по 400 руб., начальник Киевского почтово-телеграфного округа Ф.Г. Цецыниовский — 300 руб., сторожа в Варшаве и Харькове — от 20 до 25 руб.[936]
Кроме этого, почтово-телеграфные чиновники, отбиравшие письма для последующего просмотра, получали в месяц от 5 до 25 руб., а также им выдавались очередные наградные в увеличенном размере[937]. Реальное жалованье самих чиновников-перлюстраторов было в два — два с половиной раза больше, чем значившееся в их формуляре. Так, старший цензор Киевского почтамта К.Ф. Зиверт к 1917 году получал в год 4410 руб., не считая суточных и процентных надбавок за дороговизну[938]. Это иногда создавало некоторые сложности в отношениях с другими официальными структурами. Например, в конце 1893 года старший цензор из Варшавы А.А. Крейцер и начальник Варшавской почтовой конторы Н.И. Шумский обратились к руководителю «черных кабинетов» А.Д. Фомину с сообщением, что с 1894 году в Варшаве вводится положение о государственном квартирном налоге. Для «исчисления нормы квартирного налога» сотрудники цензуры иностранных газет и журналов должны были сообщить размер своего штатного содержания и список занимаемых ими жилых помещений. Шумский спрашивал об официальных окладах чинов МВД, прикомандированных к его конторе (Гаврик, А.П. Занио и сам Крейцер), и советовал в случае невозможности раскрыть эти данные исходатайствовать «об освобождении означенных чиновников от упомянутого налога». Фомин дал указание, чтобы размер налога определила налоговая комиссия, исходя из оценки квартир. Переписка продолжалась до конца октября 1894 года, когда Александр Дмитриевич потребовал, чтобы его подчиненные немедленно уплатили нужные суммы (от 6 до 17 руб.) из собственных средств[939].
Существовали также выплаты к Рождеству. Например, 17 декабря 1907 года товарищ министра внутренних дел А.А. Макаров распорядился выдать к празднику 700 руб. Фомину и 1300 руб. «ближайшим его сотрудникам»[940]. Существовали персональные награды и доплаты. Так, в январе 1887 года цензор Г.Н. Люби перлюстрировал в Санкт-Петербургском почтамте письмо студента П. Андреюшкина приятелю в Харьков — и тем самым дал возможность арестовать 1 марта того же года группу А.И. Ульянова. После этого на протяжении восемнадцати лет, вплоть до смерти в 1905 году, Люби ежегодно получал 400 руб. в качестве наградных. Когда он умер, эти деньги были предложены М.Г. Мардарьеву, но тот попросил присоединить их к общей сумме наградных на всех сотрудников петербургской цензуры, что и было сделано в Рождество 1905 года. С 1906 года эти 400 руб. были отменены[941]. 18 сентября 1914 года Мардарьев, последний старший цензор санкт-петербургской цензуры иностранных газет и журналов и руководитель всего дела перлюстрации в империи, просил Департамент полиции выплатить 280 руб. восемнадцати сотрудникам «за усиленные труды в течение пяти дней»[942].
