Да, Фадеев был типично русским грешником: сначала портил людям жизнь, правда чаще всего по команде «сверху», затем, напиваясь, вымаливал прощение. Но, как точно заметил В.Г. Боборыкин, «всё, что таким образом совершалось им “потом”, ни в коей мере не искупало ущерба, который нанес он литературе. И он несомненно преувеличивал значение своих гласных и негласных покаяний, как это часто бывает с “большими людьми”, убежденными, что одного их признания ошибок, которое нелегко им далось, достаточно, чтобы, так сказать, “закрыть тему”».
Не получается.
* * * * *
Теперь – о главном для Фадеева: о его чиновничьем служении советской литературе. Этому делу он отдал тридцать лет жизни.
… В декабре 1922 г. в редакции «Молодой гвардии» собрались члены разных литературных групп. Решили сжать свои силы в кулак – объединиться. Объединению своему название подобрали нестандартное – «Октябрь». Доложили в ЦК. Там одобрили. В 1923 г. они же основали Московскую ассоциацию пролетарских писателей. Стали издавать свой журнал «На посту». Так проклюнулась на свет Божий одно из гнусных откровений большевизма – Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП). Никакой пользы от нее не было – сплошной вред.
Дурь была заложена уже в самом названии, ибо как не было никакой «буржуазной литературы», так не было и быть не могло «пролетарской». Это был чисто демагогический ход, которым впоследствии пользовались в самых неблаговидных целях, выясняя (когда надо было кого-то затоптать) пролетарский ли он писатель или, как говаривал Глеб Жеглов, «так, погулять вышел». «Проле-тарскими», само собой, были самые беспардонные и нахрапистые. И самый первый «пролетарий пера» – Леопольд Авербах (племянник Я.М. Свердлова), а уж вторым номером значился Александр Фадеев.
В 1926 г. Фадеева откомандировали с должности партийного клерка Краснодарского обкома «на руководящую литературную работу в Москву». Само собой, в РАПП. Ему только 25 лет. Писать бы да писать в свое удовольствие, коли талантом Господь не обидел. Но это – не для него. Он сызмальства ощущал в себе «демон Сократа», но не в творчестве, а за руководящим столом.
В РАППе Фадеева встретили как своего, облобызали. Как-никак автор «Разгрома», писатель. Прочие же «вожди» «пролетарс-кой литературы» были уж и вовсе бездарны, как литераторы. Они всё знали «как надо», но сами ничего не умели. Их главный талант – поучать других, да срывать пролетарские маски с мещанских морд. 29 ноября 1926 г. Фадеева ввели в состав правления РАПП. Он сразу стал вторым в номенклатурном ранжире.
Когда каждому здравомыслящему человеку было ясно, что никакой пролетарской литературы нет и быть не может, а надо, просто позарез надо, чтобы была, пришлось ее выдумать. Но таких словес при этом наворочали, что любые контраргументы противников воспринимались не иначе, как происки недобитой контры. Поэтому с первых своих самостоятельных шагов в этой организации Фадеев полностью перенял стиль ее работы, точнее – руководства советской литературой. Стиль этот опирался на самоуверенность, бесцеремонную нахрапистость, грубость и чиновничье высокомерие.
Прорезалась в Фадееве, причем мгновенно, еще одна незавидная черта руководителя «пролетарской литературой» – быть только в «группе», чувствовать локоть «заединщика» и откровенно презирать всё и всех, не вхожих в их «пролетарский дом». Последствия не заставили себя долго ждать: как только Фадеев стал одним из руководителей этой организации, собственное его творчество было тут же забыто – времени на него не оставалось, да и «подста-виться» со своим очередным сочинением ничего не стоило. Отныне Фадеев не жил, а боролся, не творил сам, а мешал это делать другим.
М. Горький, отнесшийся с большой симпатией к «Разгрому», очень сожалел, что Фадеев переключился с творческой работы на фракционную возню. Еще в 1929 г. он предупреждал Фадеева, что надо писать, а не «спорить». Иначе – пропадешь! «Если Вы бросите писать роман («Последний из удэге». – С.Р.) и полезете в драку, – это будет дико и непростительно». Не послушался. Ввязался и не один раз. С пафосом ругал бывшее руководство РАППа, запамятовав, что сам был в их числе; походя, не за что пнул своих бывших товарищей (Мате Залка). Это отнюдь не принципиальность, это запах новой линии партии, а по сути – заурядное «предательство» (Н.Н. Примочкина).
Фадееву было с кого брать пример: с человека без тормозов и без комплексов, генерального секретаря РАПП Леопольда Авербаха. Это был, как пишет В.Г. Боборыкин, классический тип бездарного советского демагога, с остро отточенным ядовитым жалом. Генсеком РАППа Авербах стал в 23 года! Фадеев был без ума от своего босса. Перед литературой Авербах был чист, т.е. даже отдаленного намека на литературный дар у него не было. Зато было с избытком энергии, злобы и желчи. Одним словом, Авербах быстро стал «литературным зомби» – ни сомнений, ни жалости он не знал.
Фадееву именно такой наставник и был нужен. Он от Авербаха как бы подзаряжался, ибо к концу 20-х годов он еще не сумел окончательно подавить в себе интеллигентский комплекс: совестливость и чувство справедливости.
Повторюсь, ибо это крайне важно, – для Фадеева Авербах был идеальным литературным маяком. В сравнении с ним все остальные, кучкующиеся вокруг рапповского начальства, – подлинные ничтожества.
Чтобы не быть голословным, приведу выдержку из письма Фадеева Р.С. Землячке от 4 декабря 1926 г.: «Характерно, что в верхушке пролетарского литературного движения, за исключением нескольких хороших партийных фигур… находятся весьма и весьма неприятные лица, частью даже совсем разложенные, мало понимающие и партию, и то, что творится в нашей стране. В этом, с позволения сказать, “активе” развиты самые низкие формы сплетни, подсиживания, чванства и прочих “хороших” вещей…»
Такова, к сожалению, мораль тех лет: обильно унавоживая своих коллег, Фадеев, видимо, полагал, что на этом фоне заблестит он, как бриллиант. Но блеска никакого не было. С достаточно отдаленной временнóй дистанции отчетливо, тем не менее, видится не фигура писателя, а скорее партийного функционера с литературной специализацией да с полновесным набором бессодержательной словотряски, выдававшейся тогда за теоретические откровения вождей пролетарской литературы.
Если собрать всю свою волю в кулак и прочесть статьи Фадеева 30-х годов, то можно утверждать безошибочно – это не сочинения писателя, а худший вариант худшего советского канцеляризма. Он скучен и абсолютно бессмысленен. Даже в 30-е годы они были просто неинтересны. Читали их только по «идеологической нужде».
Большинство писателей, соратников Фадеева по РАППу, были просто писателями, они творили в силу своего дарования и, конечно, в зависимости от степени своего родства с генеральной линией партии – не без этого. Фадеев же вкупе с Авербахом своего практически не писали, они не опускались до беллетристики, им не положено, они – теоретики и воспитатели своих коллег. Партия им доверила пастушечий хлыст и они им пользовались в свое удовольствие – направляли, выправляли, клеймили, громили. Причем Иван Крылов со своим «Слоном и моськой» оказался не прав: в 20-е и 30-е годы любая литературная моська могла себе позволить не просто безнаказанно «лаять на слона» и в этом чувствовать свою «силу». Такие моськи оказывались сильней без всякой иронии. Литературные слоны трусливо жались по углам от этого надрывного лая.
… В мае 1930 г. в Ленинграде прошла третья Всесоюзная конференция РАПП. Фадеев на ней произнес речь «За художника материалиста-диалектика». Все советские писатели, согласно его новому теоретическому откровению, должны теперь именоваться «делателями» пролетарской литературы.
Возникает естественный вопрос: в чем суть так называемого литературного теоретизирования «пролетарских писателей»? Тем более, что Фадеев в этом деле чувствовал свою несомненную силу. Суть проста. Она – в подмене понятий, т.е. в элементарной демагогии. Вот как Фадеев, к примеру, обосновывал подход к «выработке художественного метода» пролетарской литературы. Любому писателю это вполне доступно, если он имеет талант (без него никак), классовое чутье (для пролетарского писателя это самоочевидно) да еще владеет методом диалектического материализма (Вот где суть. Что же собой представляет этот пресловутый «метод», само собой, не поясняется, ибо нельзя пояснить то, чего нет). Прошу прощения, но на этом теория завершается. Для пролетария, видимо считал Фадеев, вполне сойдет. А прочие для рапповцев не существовали.
Чтобы оценить всю глубину теоретического мышления Фадеева времен его рапповского разгула, достаточно прочесть его доклад на I Всесоюзном съезде пролетарских писателей 3 мая 1928 г. или его пламенную речь «Долой Шиллера!» на II расширенном пленуме правления РАПП 22 сентября 1929 г. Впрочем, если не хотите разочаровываться в авторе «Разгрома», лучше не читайте.
