Mille jolies choses à Madame. Mes filles vous remercient pour votre souvenir, moi je vous donne deux baisers sur les yeux. Honni soit qui mal y pense, et c'est avec une tendresse bien vraie et bien sincère que je me dis votre très dévouée servante P. Ossipoff. [738]
758. H. И. Гнедич — Пушкину. 26 мая 1832 г. Петербург.
Пушкин, прийми от Гнедича два в одно время привета:
Первый привет с новосельем; при нем, по обычаю предков,
Хлеб-соль прийми ты, в образе гекзаметрической булки;*
А другой привет мой — с счастьем отца, тебе новым,
Сладким, прекрасным, и самой любви удвояющим сладость!
____________
* Она, как часто случается и с гекзаметрами, изломалась.
Маия 26.
759. А. X. Бенкендорфу. 27 мая 1832 г. Петербург.
Général
Mademoiselle Kuchelbecker m'a fait demander si je ne prendrais pas sur moi d'être l'éditeur de quelques poèmes manuscrits que son frère lui a laissés. J'ai cru qu'il fallait pour cela l'autorisation de Votre Excellence et que celle de la censure ne suffisait pas. J'ose espérer que cette permission que je sollicite ne pourra me nuire: ayant été camarade de collège de G. Kuchelbecker, il est naturel que sa sœur, en cette occasion, se soit adressée à moi plutôt qu'à tout autre.
Maintenant permettez-moi de vous importuner pour quelque chose qui m'est personnel. Jusqu'à présent j'ai beaucoup négligé mes moyens de fortune. Actuellement que je ne puis être insouciant sans manquer à mes devoirs, il faut que je songe à m'enrichir et j'en demande la permission à Sa Majesté. Mon service auquel Elle a daigné m'attacher, mes occupations littéraires m'obligent à demeurer à Pétersbourg, et je n'ai de revenu que ce que me procure mon travail. L'entreprise littéraire dont je sollicite l'autorisation et qui assurerait mon sort, serait d'être à la tête du journal dont Mr Joukovsky m'a dit vous avoir parlé.
Je suis avec respect, Général, de Votre Excellence
le très humble et très obéissant serviteur Alexandre Pouchkine.
27 mai. [739]
760. H. M. Cмирнов — Пушкину. Февраль — май (?) 1832 г. Петербург.
Я должен являться в половине двенадцатого и являться в коротких белых летописях, и так пешком идти во дворец стыдно, а на дрожках ехать совестно, и я прошу тебя спасти мои летописи от грязи и прислать, если можешь, свою карету ровно в 11 часов. Я ее продержу не более часа. За это одолжение буду об тебе вечно бога молить, и даже с будущим моим сентябрским богатырем.
Н. Смирнов.
761. П. А. Осипова — Пушкину. 31 мая 1832 г. Тригорское.
Le 31 de Mai.
Salut, cher Alexandre Серьгеич, je vous félicite de tout mon coeur, avec la naissance de la douce petite Marie, et en verité j'ai regret de ne pouvoir vous embrasser ainsi que la jeune et belle Maman. — C'est bien; le petit Baron peut être un jour l'époux de la belle Marie! et nous danserons à leur noce. — Mais badinage à part, [je] j'avais bien besoin de cette bonne nouvelle pour ranimer mes esprits abattus — on supporte mieux ses peines, lorsqu'on sait heureux ceux que l'on aime. Soyez heureux cher Pouchkinne et je serai consolée sur beaucoup de choses qui [puissent] peuvent m'arriver à moi-même.
P. O.
Адрес: Александру Серьгеичу Пушкину. [740]
762. П. А. Вяземский и Пушкин — В. Ф. Вяземской. 4 июня 1832 г. Петербург.
[П. А. Вяземский:]
4-го июня.
Здравствуй, моя милая. Ты, кажется, уже и через край пользуешься обещанием не писать мне несколько дней. Я так давно не имею от тебя письма. И зачем в таких случаях не заставляешь писать дочерей. Мы вчера разговоривали с Вьельгорским и Алексеем Бобринским о недостатках у нас женского воспитания, заключающихся особенно в том, что девиц наших не готовят быть домовыми хозяйками, семьянинками. Запиши это на памяти своей. Это нужнее исторических уроков г-жи Погонкиной, которые ты расчитываешь как курс на водах и заботишься, чтобы дочери наши выпили определенное число исторических стаканов. Приучай их более держаться исполнения обязанностей своих, привыкать к порядку. В Маше нет никакого чувства порядка и хозяйственности. Поручай им домашние счеты, начни тем, что поручи Маше держать столовый расход. О том, что не могу я добиться, чтобы писали они мне раз в неделю, как я того требовал, я уже и говорить не хочу, потому, что говорить больно. Это ни на что не похоже. Какое же есть воспитание, когда такие священные обязанности в небрежении и в забвении? а ты подчиваешь меня уроками Погонкиной. Всё это пустяки. Если не дать нравственного основания, не приготовить к учению хорошим устройством привычек, нравов, наклонностей, не дать одним словом прочной и чистой внутренней организации, то все прикладные средства будут бесполезны. Нельзя дело делать за делом, если остальное время идет беспутно. Нужно сначала уравновесить согласие. А то выдет работа Пенелопы. Одно истребит другое. Не надобно слишком полагаться на добрые природные расположения. Конечно, благодаря бога, мы в этом отношении должны быть довольны за дочерей своих, но надобно еще сделать из них дельных женщин. Неведение обязанностей есть также безнравственность. Воспитание, которое не печется о полном образовании ума, души, привычек, правил, как в высшем, в среднем, так и в низшем круге житейских повинностей есть безнравственное воспитание. Дочери наши не будут иметь блистательного воспитания потому, что не посчастливилось нам приискать к ним хороших людей, положим, что ты в этом и не виновата, но что у них нет порядка в бумагах, в книгах их, в мыслях, в привычках, в исполнении обязанностей, в этом виновата ты одна и одна будешь отвечать перед собою и перед ими.
Я послал тебе вчера с к.[нязем] Серг.[еем] Оболенским две тени Наполеона, одну для тебя или к.[нязя] Мещерского Петра, а другую для Дмитриева. Нового ничего нет, кроме того, что июнь не июнь, а октябрь. Я теперь сижу с холодными ногами и пишу холодною рукою, хотя и не с холодным чувством, как ты видишь, однако же надеюсь и с хладнокровием. Так ли? Обедаю сегодня у Жуковского на диетном обеде. Я всё еще с желудком справиться не могу, хотя уже и выпил склянку микстуры за здоровие Спасского, приятеля Катеньки: авось вторую выкушаю за свое. То ли дело побранить? Вот сей час письмо от тебя. Письмо к Лазареву сей час доставлю. Поздравляю Вас на Остафьевском новоселии. Дай бог, в добрый час. Завидно мне. Желаю тебе успеха в негоциации твоей. Только что-то грешно прививать девушку к сумасшествию. Каково, если он не получит пользы, а она сойдет с ума? Это как-то глава из Бальзака. Нет, по мне, решительно не должно делать того. Таким образом можно бы допустить, что позволено вредом одного помогать другому. Но кто решит здесь, кто тот, который должен быть в виду. Для нас, разумеется, Батюшков, но в общем смысле, или счете, и девушка та же единица. Как ни говори, а это безнравственность и не позволительная. Не мешайся, если ты уже не начала переговоров. Одна любовь может оправдать такую жертву, но вовлечь в нее за деньги есть просто преступление. Прости. Обнимаю и благословляю Вас от души. Бог с Вами и со мною. Сейчас вошел ко мне Пушкин.
[Пушкин:]
Сей час от Хитровой. Elle est on ne peut plus touchée de l'état de Батюшков — [Est] elle s'offre de venir elle-même tenter le dernier remède, avec une abnégation vraiment admirable. A propos d'abnégation: imaginez-vous que ma femme a eu la maladresse d'accoucher d'une petite litographie de ma personne. J'en suis au désespoir malgré toute ma fatuité. [741]
763. A. X. Бенкендорфу. 8 июня 1832 г. Петербург.
Général,
Il y a deux ou trois ans que Monsieur Gontcharoff, le grand-père de ma femme, se trouvant pressé d'argent, fut sur le point de refondre une statue colossale de Catherine II, et c'est à votre Excellence que je m'adressai pour en obtenir la permission. Comme j'avais cru qu'il ne s'agissait que d'une masse informe de bronze, je ne demandais pas mieux. Mais il se trouva que la statue était une belle production de l'art, et j'eus conscience et regret de l'anéantir pour en tirer quelques milliers de roubles. Votre Excellence avec sa bonté accoutumée m'avait fait espérer que le gouvernement pourrait me l'acheter; je l'ai donc fait venir ici. Si la fortune d'un particulier ne permet pas de l'acheter ni de la garder, cette belle statue pourrait convenablement être placée soit dans un des établissements fondés par l'Impératrice, soit à Zarskoe Sélo, où sa statue manque parmi les monuments qu'Elle a fait élever aux grands hommes qui l'ont servie. J'en désirerai 25000 R.[oubles], ce qui est le quart de ce qu'elle a coutée (ce monument ayant été fondu [742] en Prusse par un sculpteur de Berlin).
La statue est actuellement chez moi (Rue Форштатская maison d' Алымов).
Je suis avec respect, Général, de Votre Excellence
le très humble et très obéissant serviteur Alexandre Pouchkine.
8 Juin 1832. St. Pb. [743]
764. И. В. Киреевскому. 11 июля 1832 г. Петербург.
Милостивый государь Иван Василиевич,
Я прекратил переписку мою с Вами, опасаясь навлечь на Вас лишнее неудовольствие или напрасное подозрение, не смотря на мое убеждение, что уголь сажею не может замараться. Сегодня пишу Вам по оказии, и буду говорить Вам откровенно. Запрещение Вашего журнала сделало здесь большое впечатление; все были на Вашей стороне, то-есть на стороне совершенной безвинности; донос, сколько я мог узнать, ударил не из Булгаринской навозной кучи, но из тучи. Жуковский заступился за Вас с своим горячим прямодушием; Вяземский писал к Бенкендорфу смелое, умное и убедительное письмо. Вы одни не действовали, и вы в этом случае кругом неправы. Как гражданин лишены Вы правительством одного из прав всех его подданных; Вы должны были оправдываться из уважения к себе и, смею сказать, из уважения к государю; ибо нападения его не суть нападения Полевого или Надеждина. Не знаю: поздно ли; но на Вашем месте я бы и теперь не отступился от сего оправдания; начните письмо Ваше тем, что долго ожидав запроса от правительства, Вы молчали до сих пор, но etc. [744]. Ей богу, это было бы не лишнее.
