Уния была провозглашена на Флорентийском соборе в 1438 году, за 15 лет до взятия Царьграда турками, но уже после захвата ими Сербии. В каких принципиальных вопросах стороны смогли найти компромисс? Собор признал светскую власть и церковное главенство папы как общего заступника, и православные признали нисхождение святого духа не от одного только бога-отца, но также и от бога-сына. Греки и славяне согласились также на католический тезис, что существует где-то между раем и подземным адом еще и чистилище для душ не вполне святых, но и не вполне грешных. Католики в обмен на это признали за восточным духовенством право оставаться женатыми и оставили мирянам славянских стран право запивать причастный хлеб вином и сохранять национальные языки в богослужении.
Этот союз восточной и западной христианских церквей в 1448 году был проклят христианами Иерусалима, поскольку страна их проживания была под властью мусульман. К отказу от унии, конечно, вынуждено было вскоре присоединиться и всё византийское духовенство, потому что столица их Царьград была взята теми же мусульманами (в 1453).
Проиграв в этих землях, папская курия предприняла, как это признано историками и без нас, огромные усилия, чтобы удержать унию хотя бы в Польше и в юго-западной России. Здесь ее сторонниками сделалось почти всё духовенство, в том числе и киевский митрополит Михаил Рагоза, подписавший новую унию на Брестском соборе в 1596 году.
Но стремлению католиков к унии с православными сильно препятствовала державшаяся в славянском мире порицательная версия сказаний о 4-м Крестовом походе. Русские священнослужители, единственные тогда грамотеи, вполне могли говорить католикам: «Вы что, хотите возобновить свое тартарское, адское иго?»
Ватикану необходимо было так или иначе отделаться от подобных неудобных воспоминаний. Ему приходилось только отрицать, что сообщения славянских летописей о нашествии, бывшем за двести или даже триста лет до того, относятся к рыцарским орденам. Но кому приписать нашествие? И тут, КАК ПО ЗАКАЗУ, обнаружились «свидетельства очевидцев» — книги путешественников по Востоку.
Одна из них, «Путешествие Венецианского дворянина Марко Поло», была написана будто бы в 1298 году — на старофранцузском языке, которым автор не владел, то есть написал ее кто-то лишь по рассказам Марко Поло; а впервые ее обнародовали на немецком языке через два столетия, в 1477 году. Полагаем, на самом деле и написана она перед первым униатским Флорентийским собором 1438 года.
Неизвестный автор книги «распространил» тартаров по всей Азии, в доказательство заставив отрока Марка искать Великого Хана (Pontifex maximus по латыни) не в Римской области, а в Китае, по пути встречая все новых и новых тартаров; но само-то слово означает «Адские люди» по-гречески! Ведь понятно же, что эллинистически образованные азиатские летописцы называли этим словом отнюдь не собственное население, а крестоносцев, мучавших это население. Вот первая подмена; и только после XV века стали называть татарами самые разнообразные племена: крымские, волжские, сибирские и другие, между которыми даже нет этнической связи.
В своих писаниях Марко Поло не упоминает Великую Китайскую стену, которую никак не мог бы не заметить, если бы на самом деле посещал Китай; также не упоминает он важнейшие города Ирана, а именно Хоросан и Хузистан, которых не мог бы миновать на своем пути. В то же время в его книге немало сведений, почерпнутых из чужих рассказов о землях, в которых сам он явно не был. Чтобы убедиться в этом, достаточно перечитать его сообщения о собакоголовых и хвостатых людях. Современный историк Френсис Вуд утверждает, что в «Путешествии» Марко Поло многие страницы напоминают отрывки из сочинений Рашид-ад-Дина, и что в Китае Марко Поло вовсе не был.
Следующий «свидетель» — черногорский архиепископ Иоанн де Плано Карпини. Книга его была опубликована в 1598 году, через два года после подписания унии на Брестском соборе. В ней он первым отождествил крестоносцев с монголами. Он, конечно же, вывел их название из греческого слова Моголы, Великие, заранее зная, что католические авторы уже до него расселили жутких завоевателей аж до Китая. При его географической необразованности нетрудно было посылать русских князей на поклон к Забайкальским ханам.
Ученому-монаху Рубруку, обладавшему уже лучшими географическими познаниями, такая нелепость, надо полагать, показалась неприемлемой, и он перенес «Золотую Орду» ближе к Руси. Но прозвать пришельцев монголами он теперь уже не мог и воспользовался тем, что русские летописи называли их татарове (жители страны Татар). Татарами объявил он безобидных скотоводов нижней Волги. Всё за то, что эти книги, да и многие другие — фальсификация римских клерикалов XV–XVI веков для устранения возражений тогдашних славянских грамотеев против унии церквей, боявшихся, что унией латиняне хотят восстановить «адское иго».
Географическая и этническая нестыковка китайской Монголии с нижневолжской Татарией требовали объяснений, но средневековые «путешественники» объяснениями себя не утруждали, а поздние историки… попросту «объединили» население мифической Монголии с населением не менее мифической Татарии, придумав немыслимый этнос, монголо-татар.
Создатели русской истории в XVIII–XIX веках оказались в трудном положении. Им приходилось увязывать концы с концами, ориентируясь на уже ставшие традиционными представления о восточном происхождении пришельцев. Вот что получилось у С. М. Соловьёва; перед вами ПЕРВЫЙ абзац главы о нашествии:
«В 1227 году умер Чингисхан; ему наследовал сын его Угедей (Октай); старший сын Чингиса — Джучи, назначенный владельцем страны, лежащей между Яиком и Днепром, Кипчака, прежних кочевьев половецких, умер при жизни отца, и Чингис отдал Кипчак сыну его Батыю (Бату). Еще под 1229 годом наши летописи упоминают, что саксины и половцы прибежали с низовьев Волги к болгарам, гонимые татарами…»
Кто таков Чингисхан? — ни слова. Где он правил? — тишина. В книге С. М. Соловьёва действуют только татары; никакие монголы у него не упоминается, даже слова такого нет. Вообще все российские исторические книги о том периоде наполнены эдакой таинственной атмосферой, недосказанностью.
Вернемся к епископу де Плано Карпини, который во времена Брестского униатского собора «догадался» отождествить крестоносцев с монголами. Он призвал даже самого Бога в свидетели, в подтверждение своего неожиданного для славян заявления, что татарове их летописных сообщений вовсе не европейские рыцари духовных и светских орденов, а далекие монголы. Дескать, это они нахлынули внезапно не только на Киев, Москву и Новгород, но и на Польшу, и на югославянские земли, и даже на саму Венгрию. Вот заключительные слова его предисловия, обращенного к читателям стран, непосредственно переживших нашествие:
«Если в нашей книге мы пишем нечто такое, что неизвестно в ваших странах, то вы не должны ради этого именовать нас лживыми».
Монах Вильям Рубрук, якобы путешествовавший в XIII веке в тех же странах, что и Плано Карпини, один стоил десятков очевидцев. Ведь, можете себе представить, он отправился в путь по приказу его величества Людовика Святого, короля французского! Тот самый король, который дважды ходил на сарацинов крестовым походом, лично поручил Рубруку разведать, что там происходит в дальних странах, и сообщить ему. С чего же начинает монах книгу, свое послание? Он сообщает королю о смысле его собственного королевского приказа:
«Превосходительнейшему и христианнейшему государю, Людовику, Божией милостью славному королю Франков, брат Вильгельм де Рубрук, наименьший в ордене братьев миноритов, (шлет) привет и (желает) всегда радоваться о Христе.
Писано в Екклесиасте о Мудреце: „Он отправился в землю чужих народов, испытает во всем хорошее и дурное“.
Это дело свершил я, господин Король мой, но, о, если бы как мудрец, но не мудро, а более глупо; боюсь, что я принадлежу к их числу. Все же, каким бы образом я ни свершил это, но, раз высказали мне, когда я удалялся от вас, чтобы я описал вам все, что увижу среди тартар, и даже внушили, чтобы я не боялся писать вам длинных посланий, я делаю то, что вы препоручили, правда, делаю со страхом и почтением, так как у меня не хватает соответствующих слов, которые я должен был бы написать вашему столь славному величеству».
Далее следует описание всего его путешествия без всяких дополнений. Наличие в книге этого предисловия и сам стиль изложения ясно показывают, что это попросту роман, а не последовательные записки путешествующего.
Можно подумать, что автор лично представил свою книгу Людовику. Напомнил в предисловии о смысле командировочного задания, представил текст в виде отчета, но — ничего подобного! В ПОСЛЕДНЕЙ ГЛАВЕ бесстрашно обошедший всю Ойкумену монах сообщает, что НЕ СМОГ вручить послание своему славному королю, потому что на Кипре его перехватил некий «Провинциал», местный католический священник, и ЗАПРЕТИЛ ехать к королю, определив ему местом жительства Акру:
