Пауль Рюкенс был человеком необычайного мужества и энергии. В детстве ему удалось победить полиомиелит, который мог бы сделать его инвалидом. И вот теперь он стал благодетелем баронессы. Одри была очень привязана к нему: если кого-то и можно было назвать человеком, заменившим ей отца, то, конечно, только Пауля Рюкенса. У него была квартира на Беркли-Сквер, в той же части центрального Лондона, где поселилась и баронесса. Здесь впервые за многие годы Одри ощутила себя в безопасности.
Работой были наполнены дни и ночи Одри. У восемнадцатилетней девушки не оставалось времени на знакомства с молодыми людьми, на вечеринки, на посещение театра и кино. Только балет... И с каким вниманием следила она за артистической судьбой Марго Фонтен и других знаменитостей! Ее развлечения были самыми простыми и непритязательными. Лондон все еще хранил суровый облик военного города: продовольствие, одежда и топливо выдавались по карточкам, а многие развалины после бомбежек пока не были расчищены. Но для Одри все казалось исполнено новыми возможностями. Она пыталась хоть как-то компенсировать утраченное детство, пускаясь в исследование мира, вышедшего из войны. Пройдет совсем немного времени-и (невероятно!) она будет сниматься в голливудском фильме в роли принцессы, столь же неопытной, сколь неопытной была сама Одри в конце сороковых годов. Те простые жизненные удовольствия, с которыми знакомилась Одри, открывала для себя и ее героиня-принцесса во время наивной и очень короткой прогулки по улицам столицы.
Среди этих открытий Одри, однако, не было мужчины. Никто и никогда не заявлял о том, что он был поклонником, встречался или ухаживал в эти годы за будущей кинозвездой Одри Хепберн. Вне всякого сомнения, если бы это было, то тщеславие не позволило бы счастливцу изгладить подобный эпизод из памяти. Что касается Одри, то она прекрасно знала грубые истины этого мира и была не более невинна, чем принцесса Анна из "Римских каникул". И все же она была очень незрелой даже по меркам той эпохи. Два неудачных брака ее матери, а также те печали, что омрачили ее детство, удерживали ее от неосмотрительных исследований этой опасной стороны жизни.
Хоть Одри усердно занималась балетом в "Балле Рамбер", очень скоро и ей, и ее преподавателю стало ясно, что она никогда не станет второй Нинетт де Валуа или Марго Фонтен. В любом искусстве грань между просто способностями и одаренностью решает все. Одри сделала печальное открытие, что упорный труд далеко не всегда приносит желаемую награду. Если в человеке нет необходимых качеств звезды, то он может провести целую жизнь в поиске и труде, но так ничего и не добьется.
"Если бы она захотела продолжить занятия балетом, - говорила позже мадам Рамбер, - она могла бы стать выдающейся балериной". Но это, безусловно, сказано только из вежливости. Главное слово здесь - "могла бы". Даже тогда, когда она стала кинозвездой, почти в каждом интервью Одри подчеркивала, что не является актрисой "от природы". Она постоянно повторяла, что все ей давалось с очень большим трудом. А в дни, проведенные в "Балле Рамбер", ее самокритичность достигла кульминации. Это и понятно: ведь балет - такой вид искусства, который требует исключительной точности и не прощает ошибок. В балете нельзя "схалтурить". Вероятно, Одри сравнивала свои возможности с теми вершинами, которых достигали блистательнейшие из ее современниц, и пришла к мысли, что ей никогда не приблизиться к этим вершинам. Продолжая посещать уроки пластики, Одри начала искать что-то другое, где она могла проявить себя.
Она фотографировалась в модных шляпках для торгового каталога; переводила документы и регистрировала клиентов в туристической фирме, наконец нашла работу, связанную с танцами в "Ciro", респектабельном ночном клубе на Орандж-стрит у Хеймаркета. Здесь ей пригодилось знакомство с джазом и умение импровизировать под современную музыку, чему она научилась еще в Амстердаме. Те, кто помнят, как Одри танцевала в этом клубе, утверждают, что уже тогда она заметно выделялась. "Причина этого заключалась в ее индивидуальности, рассказывает Питер Кинг, в то время молодой адвокат, а ныне издатель журнала. - Ее улыбка лучилась какой-то особой теплотой. Все ее лицо выражало восторг". А Джон ван Айссен, со временем ставший главным администратором компании "Коламбия Пикчерс" в Великобритании, вспоминает ночи в "Ciro", когда он не раз задавался вопросом, "кто же эта девушка с большими глазами". Взглянув на нее, вы уже не могли оторвать глаз. Постепенно шоу-бизнес затягивал ее, и ей это нравилось. "Мы заканчивали около двух часов ночи, и я шла домой пешком по Пикадилли, - вспоминала Одри. - Было так хорошо: ведь в то время подобная прогулка была совершенно безопасна".
Однако Одри не совсем точна. В описываемое ею время Пикадилли и все кварталы вокруг дома, где баронесса снимала квартиру, представляли собой широко известную "толкучку" лондонских проституток. Они, случалось, приветствовали другую звезду ночных клубов - Марлен Дитрих. Приветствовали из того чувства товарищества, которое возникало у них в связи с кинообразами Дитрих. А на Одри никто из них не обращал никакого внимания. Ее будущий имидж на киноэкране ни в коей мере не будет зависеть от ее эротических чар.
Одри всегда подчеркивала, что она никогда не заглядывала далеко в будущее - война показала ей всю тщету этого, - и тем не менее, когда ей представился выбор между турне учеников школы "Балле Рамбер" по провинции и ролью в музыкальной комедии, она приняла решение жестко и бесповоротно. Она навсегда оставила балет в прошлом.
Продюсер Джек Хилтон проводил прослушивание и просмотр претенденток для кордебалета в лондонской постановке популярного бродвейского мюзикла "Сапожки на застежках". Одри оказалась в числе десяти девушек, отобранных из трех тысяч желающих. Вместе с ней в кордебалете была Кей Кендалл. Позднее Одри признавалась, что именно воспоминания о Кей помогли ей преодолеть первоначальные сомнения и согласиться на роль проститутки Холли Гоулайтли в фильме "Завтрак у Тиффани". "Даже тогда Кей была какая-то помешанная, и на нее совершенно невозможно было сердиться".
Они обе были длинноногими оптимистками с чувством юмора и достаточным профессионализмом для того, чтобы выполнять все "па" хитроумной хореографии Джерома Роббинса. Их заставляли быть похожими на очаровательных купальщиц в стиле Мака Сеннета, постоянно порхающих среди пляжных тентов и чайных павильонов. Здесь присутствовала обычная рутина музыкальной комедии, требующая, однако, не меньшей энергии, четкости и дисциплины, чем балет. Им платили около восьми фунтов в неделю - очень неплохо для начинающих. Частично эти деньги шли на оплату уроков дикции.
То английское произношение, которое в то время приобрела Одри Хепберн, всегда было предметом споров. Оно заметно отличалось от того, как говорило большинство звезд лондонской сцены от Вивьен Ли до Деборы Керр. Для американского слуха ее произношение, конечно же, ощущалось как "чужое", английское, но голос Одри говорил о сути ее индивидуальности.
Но ее слабоватый голосок слишком тих для сцены. Она начала брать уроки у актера Феликса Эйлмера, у которого был прекрасно поставленный голос. Ему удалось отточить дикцию Одри, не лишив ее очарования. Уроки дикции - лишь часть в обучении актерскому мастерству.
"Сапожки на застежках" еще продолжали с успехом идти на британской сцене, а Одри уже получила место в музыкальном ревю "Соус Тартар". Она вошла в танцевальную труппу из шести девушек и шести юношей, которые связывали в единое шоу сатирические скетчи с участием таких комедиантов, как Мойра Листер, Клод Халберт и Рональд Фрэнко. Повысился и ее гонорар до десяти фунтов (пятидесяти долларов) в неделю.
Ее беспокоила недостаточная округлость некоторых форм. Она скатала два носка в два шарика, заложила в нужное место, и они с успехом имитировали вполне соблазнительный бюст. Позднее Билли Уайлдер назовет именно Одри как "девушку, благодаря которой роскошные женские бюсты выйдут из моды".
Сесиль Лэндо, импресарио, ставивший "Соус Тартар", обладал великолепным чутьем на красивых женщин. Ему понравилась Одри. И это встревожило девушку. Ей было около девятнадцати, но Одри впервые столкнулась с навязчивым мужчиной. Ей не нравился этот модно одетый, чрезмерно яркий шоумен, но она понимала, что если хочет сохранить свое место, то ей лучше скрывать истинные чувства. На репетициях Лэндо был настоящим тираном, он жестоко муштровал девушек, в компании которых так весело проводил время после работы. Одри не была исключением. Они вместе обедали у "Айви" или в "Савое". "Демонстрируйте себя", - приказывал он Одри, и это означало, что он хотел показать себя рядом с нею. Подобная самореклама претила Одри - и все же тщеславное покровительство Лэндо помогало привлечь любопытные взоры рекламных агентов и других посетителей ресторанов. Он отправил ее к Энтони Бошампу, фотографу светской хроники, и тот сделал снимки для "Тетлера" и "Байстендера". Это было полезно, но дальнейшие фотосъемки, которые Лэндо организовал для нее, оказались еще интереснее. Лэндо с готовностью согласился на то, чтобы Одри позировала для рекламы "Лакто-Калашина", увлажняющего крема. За это он получил 25 фунтов (70 долларов). Одри заплатили 4 фунта (11 долларов 20 центов) за полдня работы.
