Любопытное совпадение: в последние два-три месяца СМИ Гусинского явно работают против Ельцина. Достаточно вспомнить, как НТВ освещало выборы А. Лебедя и “рельсовую войну”. Очевидно, что подобная линия в той форме, в которой она реализуется, ведет к развалу России. В данной связи, если считать Гусинского самостоятельным в своих действиях бизнесменом, а не фигурой, выполняющей чужие директивы, его поведение не поддается логическому объяснению. Ведь распад страны приведет к прекращению вещания НТВ на многие регионы. Да и кормушка в виде федерального бюджета исчезнет.
Антон СУРИКОВ
Их все больше и больше - униженных и оскорбленных, лишенных работы, учебы и средств к жизни, погибающих русских людей… Кто ответит за всенародное горе, что остановит кровавый шабаш “реформ”? Только национально-освободительная борьба!
1
Пятнадцатилетняя Катька лежала на пузе в своей замусоленной постели с телефоном между теплыми грудешками. Мордочка веснушчатая, губастенькая. Ресницы будто молью изъедены. В уголках чистых глаз - зеленые козявки засыпок.
В комнате у нее пахло стойлом, сонной одурью. Воняло перегорелыми лосьонами и кремами. По полу были разбросаны трусы и лифчики. Газета “СПИД-инфо”, зажигалка и коробочка с тушью - на подоконнике.
Она пережидала гудки вызова, а фломастером в записной книжке украшала вензелями имя “Аслан”. На развороте, на другой страничке, можно было прочесть стих, недавно сочиненный Катькой под впечатлением ссоры с Сережкой.
“Отчего мне не везет?
Отчего я плачу?
Хоть лицом прекрасна я -
Ничего не значит…”
И далее - огненной прозой:
“Потому что в Москве очень мало хороших ребят. Большинство из них слишком часто п…т. Мог бы сказать хотя бы: пошла на х… Нет, видите ли, ему лучше врать и отмазываться делами…”
- Але! Здрасте. Позовите Надьку.
На нее накинулись на том конце провода:
- Догулялись, дуры набитые. Она себе вены перерезала пилочкой для ногтей!
Известие было жуткое. Вопли матери подруги, проклятия их прыти - убийственны. А непробиваемая Катька с глупой улыбкой на сочных губах продолжала пририсовывать к заветному имени сердечко, пронзенное стрелой, и с удовольствием принюхивалась к фломастеру, только что заправленному капелькой духов.
- Ну, чего тебе? - послышался в трубке слабый голос незадачливой самоубийцы.
- Ты чего, дура, что ли, из-за этого козла вены резать! - смеясь, выговаривала подруге Катька. - Приходи сегодня ко мне ночевать. Завтра триста баксов наши будут. Мне один “персик” обещал. Отдадим козлу.
2
Катька и Надька учились в “путе”, иначе в профессионально-техническом училище при заводе “Станколит”. Вились в мире, как бумажки на ветру, липли. Их стряхивали или засовывали в карман для временного пользования. В них видели только девок, бикс, требующих щекотки в определенном месте, а они дам из себя корчили. Хотя женского в них было пока что - только половые признаки.
Катька тяжелой матросской походкой мяла и рвала московские асфальтовые простыни - новые сапоги разбивала в полгода, кроссовок хватало на сезон, туфлей - на месяц. В бедрах, в крестьянских ногах с пережимчиками клокотала и пульсировала в ней тяжелая бабья мощь.
Верной собачкой подтанцовывала рядом с ней легонькая Надька, костлявая недотыка. Даже по граниту метро на каблуках эта девка умудрялась ходить неслышно. И как-то баттерфляем двигалась: унырнет головой, распрямится, оглянется и опять - нырк.
Чем-то вроде подопытной была она у своей матерой подружки. Обе уже почти год как ежедневно тискались с парнями, а девственность потеряла одна Надька. Оказавшаяся в любовных битвах на переднем крае, она уже и ранение имела. Забеременела.
Верная ее подруга сумела добыть денег на аборт у богатенького недоумка из их “пути”. Но когда пришло время отдачи долга, парень не согласился рассрочить платеж, а по примеру своего папаши, принес в училище пистолет и обнажил его перед девками. Катька не испугалась пушки. Позвонила Аслану, торговцу у метро, каждое утро угощавшему ее бананом по пути в училище, и он пообещал дать взаймы.
Сильно потеплело в те дни марта. Поднялась Яуза, несла коробки, баллоны. Радужные мазутные струи переливались в мутно-зеленых водах. Берег вытаял и утки грелись на дерне. Головастые грачи ходили между ними, петушились, показывали себя.
Солнце распеклось так, что уже и асфальт не отдавал под каблуками, размяк. И спины девок жгло сквозь кожу “косух”.
После совместной ночевки у Катьки они хорошо пожрали с утра, покурили на лестничной площадке с перерывами под лежку под видак. И дождавшись звонка Аслана, рванули к нему “на день рожденья”.
По легкому железному мостику через Яузу, вспугивая уток и грачей, тоже прошагали какими-то невиданными, глупыми птицами. Тоже курлыками, клекотно смеялись, фыркали.
3
Аслан с Шамилем - два женатых ингуша, находились в Москве с очередным набегом за торговым товаром и русским бабьим телом.
- Приветик!
Катька шмякнулась на переднее сиденье в их подержанную машину. А ее писклявая, трепещущая подружка сунулась сзади.
В поршни хлынула воздушно-бензиновая смесь, а в ноздри горцев - душок сочных самок чужого племени. От такой двойной прогазовки шины автомобиля задымились на старте. “Жигуль” встроился в стадо резиноколесных, помчался в Кузьминки в странной тишине, охватившей Москву в эти теплые весенние дни, когда высохла слякоть на дорогах и под резиной не хлюпало.
Обсосанными леденцами блестели раскрашенные мордашки девок, чувствовалось нежное колыханье грудок молочной спелости.
Для Катьки рискованная поездка стимулировалась не только долларовой приманкой, но и желанием насолить Сережке, тому самому, который “отмазывался делами”. А Надькина решимость происходила от полного доверия подруге.
Девки смеялись, курили, подпевали радио. Катька сидела вполоборота к водителю, ухватившись локтем за спинку кресла, и Аслан “тащился” от запаха ее подмышек. Катька чувствовала его волнение, называла это любовью. Хотя ингуш просто мяса хотел и тихо зверел. Внешне размягчался - внутри каменел. Обещал в долг триста баксов, а сам готов был раздавить эту гадину, русскую “билад” Надьку, расковырянную спицей хирурга.
4
Машина остановилась возле заброшенного общежития на краю леса.
Мужиковатая Катька сама выскочила из машины. Услужливый ингуш благородно помог выбраться Надьке, и даже посочувствовал ее забинтованным ранам на запястьях.
В трехкомнатной квартире на матрацах и раскладушках жили, кроме Аслана и Шамиля, еще пятеро самцов, извращенных унынием своих восточных семей, где их племенные женщины предназначались только для воспроизводства малой народности. Русские женщины восполняли им утехи и радости.
Они всегда хотели русских. Но приличные москвички брезговали ими. Даже эти пэтэушницы приехали небескорыстно.
Неопытные, слишком молодые для подобных сделок девки очень скоро испугались и стали сопротивляться. Отчего фруктовые бизнесмены мигом превратились в мясников.
Визжащую, сильную Катьку пришлось им ударить головой о стену. Но она очнулась и опять заверещала. Аслан зажал ей рот. Она впилась зубами в его ладонь, вырвала кусок мяса и выплюнула.
Окровавленной рукой ингуш схватил ее за горло, надавил всем телом. Катька посинела, пукнула и отошла.
Подруга ее сгинула тихо в обмороке.
5
Через несколько дней девок нашли в лесу. Похоронили. И весна не кончилась на этом.
По звонкому металлическому мостику через Яузу возле катькиного дома все идут и идут такие же молодые дуры. Как много их в Москве, и всех не передушишь. Иные, конечно, и младенчиками прорастут, а не цветочками на могилках, как Надька с Катькой.
Константин Ли ЖЕСТОКИЙ ЭТЮД
“Госпо…” - только и успела она выкрикнуть, не то прося, не то прощая, когда железная, полуторатонная, утяжеленная в несколько раз своей ястребиной скоростью машина врезалась тупой мордой-колуном в ее еще не старое, целое тело, подбросила, как виртуоз-футболист послушный мяч, и отправила точным пасом под мощный удар обгоняющего партнера.
Отлетев от второй машины, переворачиваясь в воздухе, кружась, как выпущенный на ветер дырявый полиэтиленовый пакет из-под общепитовских отходов, она еще видела, как ее левая нога, оставляя за собой кровавый хвост, ударилась о тротуар, как отпрыгнул в сторону испугавшийся прохожий, прикрываясь дипломатом, как удивленно-восторженно указал на ее полет своей маленькой ручонкой шестилетний паренек, поспешно уводимый прочь молодой мамой, как перекрестилась старуха, моложаво перехватив деревянную клюку в левую руку, как с любопытством затормозили на роликовых коньках две девчонки-школьницы, но она уже не почувствовала своего мягкого приземления на асфальтовую перину: полчерепа, задняя его часть, отвалилась, покатилась, неуклюже подпрыгивая на неровностях дороги, цепляясь оставшимися волосами за пробившиеся расщелины, заливая их клейстерообразными, теплыми мозгами.
