Умерла Войтинская 15 января 1968 года в Москве.
Вячеслав ОГРЫЗКО
Обсудить на форуме
Дурилка картонная
ДИСКУССИЯ "ПОСТМОДЕРНИЗМ: 20 ЛЕТ СПУСТЯ"
Владимир ШЕМШУЧЕНКО, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
Видит Бог, сначала не собирался ввязываться в эту дискуссию. Но первый же материал (№ 1-2) привёл меня в состояние тихого бешенства своей теплохладностью, бесполостью и, если угодно, ура-бодрячеством. Как оказалось, постмодернизм, с одной стороны, мёртв, а с другой - живее всех живых.
Захотелось всё-таки разобраться, и пошло-поехало: Хайдеггер - то, Бодрийар - сё, Фуко - пятое, Делёз - десятое, а Хлебников, Бахтин, Лосев и Шкловский - "сами себе Деррида". И тут мне спасительно вспомнились слова бандита Горбатого из фильма "Место встречи изменить нельзя", обращённые к оперативнику Шарапову: "Дурилка картонная, обмануть хотел[?]" А ведь обманул-таки[?]
И с постмодернизмом всё произошло именно так: вот уже не одно десятилетие эта "дурилка картонная" под неусыпным надзором толкователей, интерпретаторов и нежелателей добра всему живому и талантливому гуляет устно и печатно по нашим литературным градам и весям этаким пренаглым американским морпехом, прибывшим транзитом из Европы.
Как сейчас любят говорить: нет политической воли. Да и не только её - кому охота выставить себя душителем свободы слова, творчества, короче, мракобесом и, в глазах молодёжи, полным отстоем. И эта боязнь родилась отнюдь не сегодня. Я впервые с ней столкнулся на совещании молодых писателей "Жигер" в начале 80-х в Алма-Ате. В то время уже вовсю "веяло" перестройкой. Один из семинаристов прочитал нечто престранное, этакий коллаж, состоящий из обрывков мыслей и чувств. Мы, естественно, сказали на обсуждении дружное и весёлое: "Фу-у-у!" Но руководитель семинара нас резко осадил, а потом долго и горячо объяснял нам, что он видит здесь космические высоты и недостижимые глубины, что это укоренено в даосском миросозерцании и буддийской философии и т.д. Руководитель чем-то напоминал одного из мошенников из известной сказки про голого короля.
После семинара мы, естественно, забросали "героя" вопросами, на которые он, смущённо улыбаясь, ответил, что однажды допился до чёртиков и в этом состоянии беспамятства что-то такое нацарапал ужасным почерком. А здесь вот решил выяснить, что же это такое было. Он выглядел именинником и с видом превосходства резюмировал, что если руководитель говорит об этом в превосходной степени, то так оно и есть. И сон разума никаких чудовищ не рождает, если есть прогрессивные люди, которым эти чудовища весьма приятны.
Надеюсь, ещё не все забыли триумфальное шествие метаметафористов. И самое главное, что тут же появились теоретики и толкователи метаметафоризма, которые объясняли всем непонятливым, что это самое что ни на есть высшее искусство. Может быть, кто-нибудь помнит стихи Парщикова, Ерёменко, Искренко, прозу Нарбиковой и других обманутых и "обманываться радых". Не всех-то "за море" взяли. Не злорадствую - досадую и сожалею: нужно было взять всех. Да в том-то и дело, что все эти "мета-" и "пост-" по дьявольскому замыслу должны находиться здесь, в России, и выполнять предписанную им роль погромщиков национальных культур народов, населяющих страну.
С народом, опять-таки, горе-прогрессистам не повезло. Никаких постмодернистов он не читает, поскольку занят простыми житейскими делами, как-то: добывает пропитание, рожает детей и упорно не хочет идти на баррикады. И, на мой взгляд, гроша ломаного не стоят высказывания о том, что постмодернизм мёртв. Он, как некое учение, о котором сейчас неприлично в "приличном" обществе вспоминать, "всесилен, потому что верен". Он - воздух, которым дышит вся наша псевдолиберальная, и не только литературная, братия. И совершенно не важно, как сие явление называется. Важна его суть. А суть его - ничем не связанная энтропия, то бишь перманентный хаос.
Совсем недавно мне довелось в качестве руководителя побывать на конференции молодых в Калининграде и встретиться с питомцами фестиваля в Липках. Лидер спаянной группы молодых поэтов-постмодернистов читал стихи о реке Яузе следующего содержания: "Велосипеды прыгают берегами / Закопаться в густой листве". И на любые замечания о, мягко говоря, несовершенстве этих стихов автор и вся группа, активно поддерживаемая старшими писателями либерального толка, бросались на высказавшего замечания с азартом молодых голодных волков. И большого труда стоило переводить это побоище в рамки литературной дискуссии.
Когда кто-то из участников читал рифмованные, ещё неловкие стихи, на лицах представителей этой группы было написано неприкрытое отвращение. Они оценивали традиционную поэзию не иначе как возмутительный нафталин и с чувством величайшего превосходства через губу вещали, что, образно говоря, в Европе уже лет как пятьдесят "ружья кирпичом не чистят".
А какое, собственно говоря, кто-то имеет право указывать, что и как писать? Автор по законам постмодернизма имеет право не нумеровать страницы романа и не брошюровать его, писать без заглавных букв и знаков препинания и пренебрегать орфографией. Читай как хочешь и где хочешь, можешь вообще не читать, но[?] восторгаться обязан. А иначе ты - маргинал и далее[?] вплоть до русского фашизма.
Альфа и омега постмодернизма: ни вас нет, ни меня нет и вообще нет ничего. Пус-то-та! Это не родилось в моём воспалённом мозгу - это гуру Пелевин возвестил. Я с ним когда-то в Литинституте учился (примазываюсь к славе), а он после трёх лет куда-то исчез, и никто не заметил. Я, видимо, ошибаюсь - он никуда и не уходил, - это мы его просто перестали видеть. Пустота - она и есть пустота. Нужно особым зрением обладать, чтобы её видеть. Когда я был совсем юным, мы с мальчишками любили беззлобно поддразнивать друг друга, и отказ в чём-либо у нас звучал так: ВЧЕРА ПРИДЁШЬ. Было смешно. А от пустоты как-то не по себе. А вдруг кто-то невидимый вместе со мной и мои брюки носит. Или что-нибудь ещё делает[?] Бр-р-р!
И вообще я долго считал себя обделённым: ну не видел всей зияющей красоты постмодернизма, о котором говорят и говорят, пишут и пишут, трактуют и трактуют. Меня успокоила служительница Русского музея. Я очень долго и не один раз стоял перед картиной Кандинского. Картина называлась "Синий гребень". Я среди точек, чёрточек, пятен и прочего всякого-разного всё пытался разглядеть этот самый гребень и очень страдал от своей слепоты. А потом всё-таки набрался храбрости, подошёл к служительнице музея и задал мучивший меня вопрос. Она (есть ещё ленинградки в платьях с кружевными воротничками и в шляпках) долго и испытывающе на меня глядела, а потом всё-таки снизошла и ответила: "Разве вы не видите, молодой человек, что гребень этот жена художника, когда причёсывалась, оставила в волосах и вышла в булоШную".
Тогда я понял, что ТАКОЕ постмодернизм. Постмодернизм - это упомянутый мной выше талантливый народный артист СССР Армен Джигарханян, который сейчас в шутовском колпаке и с глупой улыбкой на лице в телерекламе поедает какую-то итальянскую лапшу и говорит: "Ам-ам-ам[?]" такой же ряженой кукле с приклеенной улыбкой. Они оба пытаются смеяться мёртвым пластмассовым смехом и демонстрировать запредельное довольство собой, лапшой и этим, осчастливившим их, постмодернистским временем. А у меня слёзы на глаза наворачиваются от унижения и жалости.
Насколько мудры были люди в древние времена. Их сама жизнь заставляла жить просто. Вот, к примеру, в "Ясе" Чингисхана - законе монгольской империи, который исполнялся неукоснительно, один из пунктов был таким: "Колдуны, лжесвидетели и люди, отмеченные печатью неисправимого порока, заслуживают одно наказание - смерть".
Я не настолько кровожаден, чтобы требовать наказания адептов постмодернизма путём совмещения их пяток с их же затылками, да и дело это представляется мне бесполезным, поскольку, по их же свидетельствам, они не что иное, как пустота. Хватило бы нам только ума именно ТАК и относиться к этому явлению.
Обсудить на форуме
Можно его не любить, но нужно уважать
Можно его не любить, но нужно уважать
ВСЕВОЛОД КОЧЕТОВ - 100
4 февраля исполняется 100 лет со дня рождения советского писателя, редактора, журналиста и общественного деятеля Всеволода Анисимовича Кочетова. Сегодня о нём вспоминают не особенно часто, хотя в своё время он был одной из самых заметных фигур литературного процесса. У нашей газеты к нему особое отношение, поскольку он был главным редактором "ЛГ" с 1955 по1959 год. О феномене Кочетова мы говорим с известным критиком Владимиром БОНДАРЕНКО.