– Здорово! А я бы в эту, на глазах обрастающую текстом книгу поместил такой ваш прогноз: «По точным исследованиям «хлопобудов», лет через пятнадцать–семнадцать разведётся у нас столько разных выпускников и так не станет хватать всяких необходимых людей – санитаров, продавцов, мусорщиков…» С единственной поправкой – сейчас эту нишу прочно заняли мигранты. И здесь бы задаться вопросом: «А не одолевает ли писателя глубокая печаль, когда он наблюдает, как сбывается его словесное озорство?»
– Ну, во-первых, я не перечитываю так уж часто свои книги. Но то, о чём вы спрашиваете, меня как раз одолевало. И началось с совпадения судьбы прототипа моего героя с теми событиями, которые описаны в романе. И я просто испугался, потому что могла приключиться трагическая развязка. К сожалению, потом-то он, прототип, сам повёл себя так, что, дескать, он тот самый альтист Данилов и есть. Начал встречать меня и качать какие-то права. На этом месте мы с ним разошлись.
– Когда вы напечатали «Альтиста…», вас сразу зачислили в фантасты. В Википедии так и написано: «Владимир Викторович Орлов – писатель-фантаст». Насколько вы с этим утверждением согласны?
– Я к фантастам себя никак не отношу. И фантастику как отдельный жанр литературы не принимаю. Когда я однажды сделал такое заявление на круглом столе с участием фантастов, они на меня обиделись и ополчились. Я просто живу в традиции сказки и фольклорного понимания явлений. Естественно, в крови у меня – Гоголь и Гофман. А «мистический реализм» и «магический реализм» – это всё наклейки. Между прочим, мне даже Маркеса в учителя приписывали. И мне приходилось доказывать, что на сложившегося автора другой сильный автор никакого влияния оказать не может – разве только произвести впечатление. Поэтому я сам по себе.
– И к когорте шестидесятников себя не относите?
– Я вообще не понимаю, что такое шестидесятники. И ни к какой когорте не принадлежу. И, может быть, имел по этому поводу несколько бед, потому что ругали меня как раз за это. Когда был напечатан мой роман «После дождика в четверг», вышел в фельетонном стиле написанный материал в «Новом мире», что для меня было очень обидно. И когда один из моих знакомых спросил у автора той публикации: «Чего ты ему приписал-то?», он ответствовал: «А мне сказали, что Орлова тронуть можно – он один, сам по себе». К сожалению, у меня не было никакого покровителя. А это в литературе оказалось делом нужным.
– В «Останкинском триптихе», куда, кроме «Альтиста…», вошли романы «Аптекарь» и «Шеврикука», вы изобразили многоуровневый мир ирреального – демонов, домовых и прочих. При этом не могли не столкнуться с прищуром церковных ортодоксов. Я не прав?
– Я уже сказал, что недавно был отснят 8-серийный фильм «Аптекарь». Так вот, по словам его продюсера, благословение на съёмку получено от Патриарха Московского и всея Руси Кирилла. Тут дело в другом. В теперешнем киномире, да и в театральном тоже, расплодилось столько якобы воцерковленных людей, что их количество уже перетекает в некое качество. Тот же продюсер мне сказал, что актёр Владимир Ильин, который прочитал сценарий «Аптекаря» и которому давали хорошую роль, сыгранную потом Сергеем Никоненко, якобы сразу от неё отказался, посчитав, что, снявшись в фантасмагорическом сюжете, будет в этом случае выглядеть не предпочтительно: мол, они с женой ходят в церковь, в хоре поют… При всём при том я даже в обмен на «Альтиста Данилова» Библию получил. Кто-то из священников вышел на меня, заинтересовался. В пивной как раз это было…
– Обмен Библии на «Альтиста…»?
– Да нет, обмен-то как раз не в пивной происходил. А познакомились мы там. А что касается того, что собственную придуманную сказку я соединил с мифологией в «Шеврикуке», то при этом я опирался на книгу этнографа Сергея Максимова о представлениях древних славян. И, говоря о тонких мирах, могу сказать: это всё фантомы человека. Что-то, как и в греческой мифологии, порождено его страхами. А что-то, наоборот, – надеждами на то, что какие-то силы ему будут помогать. В частности, домовые. А вот новые фантомы, которые человек создаёт сам, как, например, духи Останкинской башни, уже следует отнести к разряду нечисти. Это то, что я называю «Отродьями Башни».
– Тоже ведь в точку. Их, «Отродий Башни», как в самом телевизоре, так и вышедших из него, мы уже вынуждены лицезреть денно и нощно…
– Теперь-то мы вообще живём в «Отродьях». А тогда, когда писался «Шеврикука», я даже посчитал, что делаю это с перекосом. Однако воплощение нынешнего российского бытия всё расставило по местам. Да так, что после издания романа к нему проявил интерес кинорежиссёр Александр Орлов, снявший до этого фильм об Алле Пугачёвой («Женщина, которая поёт»). «А как вы полагаете снимать «Шеврикуку»? – спросил я своего однофамильца. – Там же многие фигуры и фигур-то не имеют!» – «У меня полное ощущение, – ответил он, – всё, что вы написали, – ни во что и переводить не надо. Всё сейчас смешалось – и демоны, и домовые. Это – вся наша жизнь». Однако денег для экранной трактовки моего романа, конечно, не нашлось. Драгоценное предприятие было бы, если снять «Шеврикуку».
– Когда я ехал к вам из Перми и наблюдал из окон поезда нашу многострадальную страну, затянутую дымом пожаров, то вспоминал, как уже в 1993 году вы в «Шеврикуке» писали: «Но теперь искажаются поля людей, биологические и прочие, порождая ауру зла, неблагополучия, насилия и неподчинения. Очаги семейные чадят. Потому там и тут происходят взрывы, выбросы недовольства, гордыни, смутьянства, которые приведут к волнению домовых. Оно может получить вселенский размах. Это в грядущем». И вот мы это грядущее получили в виде пожаров, ураганов, цунами… Не сдаётся ли вам, что наша славная академическая наука, подсаженная на хронический материализм, а вкупе с ней и наша власть оказались в теоретическом и практическом тупике перед логикою природы, явно сопротивляющейся человечеству?
– Они оказались в этом тупике не по своей вине, а уже в условиях всеобщего потока, который берёт начало даже не в ХХ, а в ХIХ столетии. Этот поток несёт техническое развитие, капитализм, добычу для себя благ природы. Главенствующие люди у нас сегодня кто? Добытчики.
– Сейчас то, с чем сталкивается человечество, необъяснимо его канонами. Вы не можете этого не видеть, потому что давно его изображаете. Когда я смотрел во время огненной блокады на укрупнённое экраном лицо министра по чрезвычайным ситуациям Шойгу, оно было растерянным. Россия горит. Я слышал, как простая женщина сказала в телекамеру: «Посёлок сгорел, как будто прошёл скорый поезд. С таким же гулом». Мы, кажется, начинаем понимать, что надо учитывать и ирреальные силы?.. Ирреальные – с нашей точки зрения.
– Если вспомнить известное выражение Мичурина насчёт «милостей от природы», то можно сказать: мы прилежные его ученики. Не только не ждём от неё этих «милостей», но и цинично заставляем природу через силу служить человеку. То есть мы сиганули даже через верхнюю планку мичуринского афоризма: «Взять их у неё – наша задача!» Собственно говоря, большинство технических изобретений – чистое приспособление человека к тому, чтобы он жил более комфортабельно, чем в пещерах. Но это понятное желание постепенно превратилось в бесповоротный процесс, который может привести к катастрофе, когда люди вновь окажутся в пещерах и человек опять начнёт искать для себя очередные приспособления. Видимо, такова его природа.
– А вам никогда не казалось, что природа человека и природа Земли, или природа природы – они различны, если не полярны?
– Но это не природа природы. Сама по себе природа – порождение Творца. И к самоубийству, я так полагаю, Он не расположен. Бог уже одарил человека тем, что Он вдохнул в него жизнь. Но Бог испытывает. В «Аптекаре», где трое совершенно разных людей пришли к ларьку, чтобы добавить, им является берегиня, предложившая воспользоваться сверхвозможностями. Люди при этом вроде бы должны соответственным образом себя вести. Но дело в том, что они порядочные. И от сверхвозможностей отказываются. Потому что опытов над ними ставили такое количество, что им уже всё это порядком надоело.
– На мой взгляд, Владимир Орлов вслед за Пушкиным обогатил народное самочувствие новой ремаркой. У Пушкина «народ безмолвствует», а Крейсер Грозный из «Шеврикуки» определил: «Народ не унывает!» Я думаю, вы в эту фразу вложили не только прямой смысл?
– Да, это неслучайная фраза. В народе нашем энергетика такова, что она из самых сумасшедших обстоятельств всё равно выводит людей на какие-то горизонты. У меня в «Камергерском переулке» есть на сей счёт соображение. Вот наши шибко умные дамы-детективщицы судачат о том, что главный герой отечественного фольклора и выразитель русской натуры – это Емеля на печи. Тогда в качестве примера я написал, что русские Сибирь не завоёвывали, потому что воевать там, собственно, было не с кем – им остяки не мешали. Но само освоение этой земли Ермаком с небольшой дружиною, прирастившей к России Сибирь, начиная от вашей Перми, а тогда – строгановской Соли Камской, говорит о том, что народ именно не унывал. Русские люди, опиравшиеся на свою энергетику, при том, что приходилось и кору жрать, и спать в сугробах, дошли аж до… Сан-Франциско. То есть вроде бы всё плохо, но не унывает народ. Торит такие героические пути-дороги, что чужеземцам и не снились! В общем, у русских – по Пушкину: «…то раздолье удалое, то сердечная тоска».
