Итоги Итоги - Итоги № 6 (2012)

Американский искатель сокровищ Грег Брукс уверяет, что обнаружил в Атлантике в 80 километрах от побережья США затонувшее британское торговое судно «Порт-Николсон». Если это так, то речь может идти о находке века. Брукс уверен, что на борту корабля находится груз платины стоимостью около трех миллиардов долларов. Он ссылается на то, что подводные съемки позволили обнаружить 30 ящиков с драгоценным металлом общей массой в 71 тонну, также, по его словам, там могут лежать слитки золота и алмазы. По данным регистров министерства финансов США, в 1942 году «Порт-Николсон» перевозил слитки платины из СССР в США (это была плата за военные поставки), но, торпедированное немецкой подлодкой, судно затонуло на глубине 213 метров. Свое открытие американец тщательно скрывал четыре года — до тех пор, пока не получил разрешения на подъем. Начать операцию он планирует в этом месяце. Однако пока остается открытым вопрос о том, кому должен достаться ценный груз. Претендовать на него может и Великобритания, которой принадлежал корабль. Правда, представители британского правительства вообще сомневаются, что на судне есть платина: по их данным, «Порт-Николсон» перевозил технику.

Вопиющий случай покушения на государственную собственность произошел в Чили. Предприимчивый гражданин этой страны решил сделать бизнес на краже... льда с древнего ледника Хорхе-Монт в заповеднике Бернардо О"Хиггинса. Он отнюдь не сумасшедший, как может показаться на первый взгляд. Лед предприниматель собирался сдать в ресторан, где его использовали бы для приготовления коктейлей. Недостачу льда на леднике каким-то образом умудрились разглядеть экологи, облетавшие заповедник на вертолетах. Они сообщили о своих подозрениях полиции, и та в грязь лицом не ударила. Стражи порядка довольно быстро нашли пропажу — она оказалась в кузове рефрижератора, остановленного ими на дороге. В общей сложности там было 5,2 тонны льда, упакованного в полиэтиленовые пакеты. Сбыв столь эксклюзивный продукт в чилийские рестораны, делец наварил бы около 14 тысяч долларов.

Я на митинги не хожу. Для этого есть разные причины. Главная из них заключается в том, что просто нет времени. Большую часть дня я провожу на работе. И выходные — то единственное и желанное время, которое я могу провести с детьми. Поэтому между гражданскими обязанностями и семьей я все же выбираю семью. У меня есть свой собственный угол и родные люди, которые всегда меня ждут. Моя жизнь состоит из тех, кто меня окружает и любит, и я в ответе за них перед обществом. Кроме того, я не считаю митинги и другие формы общественного протеста единственным способом выражения гражданской позиции. Мои приоритеты, кроме семьи, — это работа, благотворительная деятельность. В гражданском смысле для меня важно то, что я пишу в Сети и что говорю своей аудитории на «Маяке». Потребности ходить на митинги в настоящий момент нет. Возможно, до должного уровня гражданственности я еще не доросла.

Но это не мешает мне поддерживать своих друзей, которые ходят на площади. В моей ленте в Facebook отражены мои симпатии. Я считаю, это нормальная потребность: выражать свою позицию не только во время выборов у избирательной урны. По-моему, всплеск интереса к митингам свидетельствует о том, что люди действительно созрели для выражения собственного мнения. Значит, не все так уж плохо в нашем обществе. Мы думаем не только о хлебе насущном, как заработать денег или найти крышу над головой, но имеем силы и время, чтобы выйти на площадь. С улыбками, с какими-то креативными транспарантами, дружно взявшись за руки. И заявить: «Мы хотим жить в честном и приличном государстве». Это прекрасно. Мне говорят: «У нас было так много митингов в конце 80-х — начале 90-х. Потом их стало меньше. А еще через 15 лет снова выяснилось, что у нас большие проблемы и нужно опять выходить на площадь. Вот такой День сурка. Дурная бесконечность. Если митинги ничего не решили в свое время, решат ли они что-нибудь сейчас?»

В то же время я не думаю, что для большинства участников митинг имеет конкретную утилитарную задачу: обеспечить свободу слова, гарантировать честные выборы или снизить тарифы на услуги ЖКХ к началу ближайшей пятилетки. Сомневаюсь, что у них есть идеальный рецепт современного общества, с которым они идут на площадь. Они выходят, потому что хотят быть услышанными властью и остальными гражданами страны. Хотят диалога. Я не знаю, насколько все это эффективно в политическом плане: время покажет. Но уже сегодня риторика официальной власти заметно поменялась. По-моему, митинги следует рассматривать в первую очередь с точки зрения не пользы для общества, а пользы для каждого отдельно взятого индивида.

Само участие в митинге — более важная вещь, чем требование к власти принять какой-то закон. Это не только и не столько политическая вещь. Это ростки гражданского сознания. Чувствовать себя гражданином полезно, дает хороший терапевтический эффект. Потому что долгое время мы сами себе говорили: «Я ничего не решаю. Кто я такой? Всего лишь винтик». Люди больше не хотят быть винтиками. Они об этом заявляют в первую очередь самим себе. Каждый понимает: «Я личность». Надеюсь, люди будут приходить на площади не только в Москве и Питере, но и во всех городах-миллионниках. Дело не в лозунгах, а в том, что они не хотят быть в пассиве. Вот сейчас наши коллеги-журналисты и ряд организаций, ратующих за сохранение исторического облика Москвы, начали борьбу за Стрелку. Они выступают против элитной застройки. Москвичи больше не хотят смотреть, как переделывают их город, не спросив у них разрешения. Люди говорят: «Минуточку! Мы хотим общественной дискуссии». Политика здесь не так важна. Это настолько очевидно, что многие деятели культуры, присоединяя свой голос к митингующим, открещиваются от политики.

Думаю, это лишь начало диалога между государством и его гражданами, потому что на самом деле государство не власть. Государство — мы сами. У нас есть наши голоса и огромное желание жить в хорошей стране, где всем удобно и благополучно, где ухоженные дети и обеспеченные старики. И в этом смысле мы все выступаем какой-то единой ассоциацией.

Надеюсь, воля и пожелания тех, кто приходит на площади, не будет в какой-то момент разменяна, использована их лидерами для закулисных соглашений и личных политических целей. Лидеры ведь, в общем, не являются выразителями взглядов большинства людей, которые собираются на площадях. Многие знают этих политиков как облупленных и не доверяют им. Но люди пришли, чтобы встретиться друг с другом. Когда просто идешь по городу, легко заметить: люди не доверяют друг другу, боятся друг друга. На митингах все не так, как в обычной жизни. Там, на площади, не чужие, не другие, а такие же, как ты. И они хотят в этой жизни делать что-то вместе, а не каждый сам по себе. Это лишний раз подтверждает: дело не в политике. Просто общество взрослеет. Учится говорить без посредников. И люди сами, без власти, без политических программ и лидеров с рупорами на трибунах, способны собраться и заявить о своем желании жить и действовать так или иначе.

Тутта Ларсен

те­ле- и ра­ди­ове­ду­щая

Государство было и остается в экономике «нашим всем». Да, говорят эксперты, нам нужна новая, диверсифицированная экономика. Но и самые либеральные из них признают: создать комфортные условия для малого и среднего бизнеса может пока только государство. Так обречена ли наша страна иметь в основе своей экономики громоздкий госсектор? Есть ли у нас, наконец, промышленность? И изменит ли ситуацию создание Евразийского союза и Единого экономического пространства?

В интервью «Итогам» об этом размышляет экс-министр промышленности и торговли Виктор Христенко, с 1 февраля вступивший в должность главы коллегии Евразийской экономической комиссии — главного рабочего органа Единого экономического пространства России, Белоруссии и Казахстана.