Практически вслед за португальцами в Персидском заливе появились турки (1509 г). Однако активных военных действий до захвата ими Багдада (1534 г.) не предпринимали. В открытое военное противостояние с Португалией за господство в зоне Персидского залива Османская Империя вступила только в 1550 г. Туда был направлен ветеран турецких пиратов, отважный Пири-бей. Противостояние это было непродолжительным (1550-1581 гг.). Попытки турок прибрать к рукам южноаравийское побережье Аравийского полуострова успеха не возымели. Отношение к ним жителей «Острова арабов», как и к португальцам, было негативным.
Падение в 1650 г. «аравийской империи» Португалии вывело на подмостки борьбы за влияние на полуострове и в Персидском заливе Англию, притом один на один с ее новым мощным соперником в мировой и региональной торговле — с Голландией. Впервые Голландия заявила о себе в Персидском заливе в 1625 г. и, по иронии судьбы, — в совместной с Англией военно-морской операции против Португалии. Удача сопутствовала Голландии. Период ее активных действий в Персидском заливе продолжался с 1639 по 1765 гг. Интересно, что голландцев из их последнего пристанища в Персидском заливе, с острова Харг, выбил предводитель местных корсаров Мир Муханна, превративший этот остров в неприступную цитадель пиратов.
В 1650 г., воспользовавшись поражением португальцев от англичан в Персии, арабские племена прогнали португальцев из Маската, а затем и из всех захваченных ими областей Оманского побережья.
В начале XVIII века Оман и Оманское побережье в целом попало под власть персидского шаха Надира, находившегося в постоянных войнах с восточными и западными соседями Персии. Чтобы защитить в условиях войны юг Персии от набегов арабов Оманского побережья, шах отдал в аренду одному из их шейхов порт Бендер-Аббас, с прилегающей к нему полосой берега, и острова Кишм и Ормуз. Впоследствии право на аренду этих территорий у Персии стало достоянием маскатских султанов (действовало до 1868 г.)
Воспользовавшись смутой в Персии, вызванной смертью Надир-шаха, арабские племена Оманского побережья, объединенные шейхом Ахмедом бен Саидом, провозглашенным впоследствии имамом и султаном Омана, отмеживались от Персии и объявили о свой независимости (1740 г.).
Преемниками Ахмеда бен Саида стали два его сына — Саид бен Ахмед и Султан бен Ахмед. Тогда к владениям Омана был присоединен Занзибар. Саид бен Ахмед, царствовавший в Омане в 18041856 гг., перенес туда свою резиденцию (1840 г.). В силу распоряжения, сделанного им незадолго до смерти, Занзибар был отделен от Маската. Старшему его сыну (Товейни) достался Маскат, а четвертому сыну (Баргаму) — Занзибар. Споры, возникшие впоследствии между братьями по этому вопросу, были переданы на арбитраж вице-королю Индиии лорду Каннингу, в ведении которого находились попавшие к тому времени под власть Англии территории Оманского побережья. В 1861 г. он утвердил раздел и обязал «владетеля Занзибара» выплачивать султану Маската 7200 рупий в месяц (около 7000 фунтов стерлингов в год) «в качестве компенсации за получение самостоятельности».
С 1765 по 1968 гг. в Персидском заливе вообще и в юго-восточной части его Арабского побережья в частности хозяйничала Великобритания, которая свое господство здесь осуществляла путем установления протектората над арабскими шейхствами. Дополнительные возможности для укрепления в Прибрежной Аравии позиций Великобритании давало, как докладывали в Петербург российские дипломаты, активное проникновение сюда «индийского купечества и индийских товаров». В течение последней четверти XIX века, сообщали они, вмешательство британских консулов в дела Маската, Бахрейнских островов и Катара, равно как и появление там британских военных кораблей, мотивировалось англичанами необходимостью «защиты индийского купечества».
В схватке за этот регион Великобритания последовательно одерживала верх над Францией (1904 г.), Россией (1907 г.), Германией (1912 г.) и Турцией (1913 г.).
Феномен Аравии заключается в том, что никем и никогда она так и не была окончательно завоевана.
РОЖДЕНИЕ ОБЪЕДИНЕННЫХ АРАБСКИХ ЭМИРАТОВ - СОЮЗА «КНЯЖЕСТВ БЛАГОДЕНСТВИЯ». ОАЭ представляют собой федерацию семи эмиратов, созданную в целях обеспечения собственной безопасности [24]. Вопрос об объединении остро встал перед шейхами в контексте ухода из Персидского залива Англии (1968 г.) — государства, державшего под контролем земли юга Аравии на протяжении целого ряда столетий (с того времени королева Великобритании дважды с официальным визитом посещала некогда подвластные Англии шейхства Прибрежной Аравии: в феврале 1979 г. — Кувейт, ОАЭ и Маскат; и в ноябре 2010 г. — ОАЭ и Маскат).
Несмотря на указанные выше жизненно важные для эмиратов внешнеполитические предпосылки объединения, подстегнутые намерениями Ирана по распространению своего влияния в Прибрежной Аравии, ОАЭ все же следовало бы рассматривать как юридически закрепленный союз исторически связанных между собой южноаравийских племен. Процесс формирования этого союза проходил в контексте бурного роста арабского национальнопатриотического сознания, заявившего о себе на Аравийском полуострове в конце 60-х годов прошлого столетия [25].
Импульс образованию ОАЭ дали ныне покойные правитель Абу-Даби шейх Заид Аль Нахайян и правитель Дубая шейх Рашид Аль Мактум. Они первыми среди шейхов осознали необходимость союза. И, встретившись для беседы на границе, в бедуинской палатке, разбитой в этих целях по древним традициям Аравии, решили — союзу быть.[26] Последовавшие затем переговоры с участием лидеров правящих семейств семи эмиратов-членов нынешних ОАЭ были бурными и продолжительными, с ситуациями, порой, довольно неординарными. Правда это или нет, но востоковеды рассказывают, что во время одной из таких встреч, когда обсуждались вопросы жизнедеятельности будущего союза, собравшиеся не чувствовали себя комфортно из-за странного поведения одного их них. Время от времени он качал головой и вслух повторял одну и ту же фразу: «Я не понимаю». И когда положения коммюнике об образовании ОАЭ, казалось бы, были согласованы, тут нервы присутствовавшего на встрече советника одного из шейхов, египтянина по национальности, не выдержали, и он будто бы поинтересовался у этого человека причиной его обеспокоенности. И тогда последовал, якобы, такой занимательный ответ: «Не могу понять, — сказал он, — как можно было втащить такой огромный круглый стол через такие узкие двери в палатке?!» [27]
Как бы то ни было, но 2 декабря 1971 г. на политической карте мира появилось новое государство — Объединенные Арабские Эмираты (соглашение о формировании федерации было достигнуто 10 июля 1971 г.; подписали его вначале правители только шести эмиратов; Рас-эль-Хайма вошла в состав федерации 10 февраля 1972 г., после оккупации Ираном трех принадлежащих ОАЭ островов). Небезинтересным представляется и тот факт, что первый пакт об объединениии — правда, только между эмиратами Абу-Даби и Дубай — был заключен еще в 1966 г., в широко известном среди эмиратцев дворце аль-Самих. Шейх Заид и шейх Рашид договорись тогда, что в рамках заключенного ими пакта будет функционировать единая государственная структура с единым бюджетом, и что к пакту могут присоединиться, если захотят, и другие шейхства Прибрежной Аравии. По словам Бутти бен Бишра, в то время личного секретаря шейха Заида, «союз двух шейхов» просуществовал недолго... всего лишь два дня.
Сразу же по объявлении пакта об образовании ОАЭ к нему захотели присоединиться и правители других эмиратов, в том числе правители Бахрейна и Катара. Однако в состав федерации в конечном счете вошли только семь княжеств Южной Аравии.
Часть II. Символы Аравии
Верблюд, гончая собака салюки, сокол на руке, кривой кинжал джамбийя за поясом и винтовка мартини за плечом, а в наши дни автомат Калашникова — все это и есть, пожалуй, наиболее типичный портрет жителя пустыни.
К верблюду у бедуина-кочевника отношение особое. В его глазах это животное является любимым творением Аллаха. «Верблюд, — гласит арабская поговорка, — часть человеческого сердца». По одной из легенд жителей «Острова арабов», Аллах создал человека из мягкой глины и вдохнул в него жизнь. Неиспользованную же часть глины он разделил на две части и сотворил из них финиковую пальму и верблюда. Поэтому «финиковая пальма, — говорят бедуины, — сестра человека, а верблюд — его брат» [1].