Дж. Ньюмэн в книге «Правление безумия» предостерегает против «тенденции, находящей выражение в многочисленных попытках заставить американский народ принять идею ядерной войны и убедить его в том, что убежища дадут возможность уцелеть большинству из нас»[629]. Кстати, об убежищах, упомянутых Ньюмэном. Их строительство в то время превратилось в национальный психоз. Для разжигания его проводились всеобщие тревоги. На сооружении частных и коллективных убежищ, на визгливой пропаганде вокруг этой национальной аферы наживались строительные компании, но не только. Авантюра с убежищами поддерживала страх американцев перед войной, взвинчивала нервы нации. Предполагалось, что после воя сирены и торопливой рыси в подземный склеп американец будет не так критичен к росту налогов и восприимчивее к пропаганде войны.
Но не всегда все идет, как хотелось бы. Так и с убежищами. В книге «Прячущаяся Америка» рассказывается следующее. В июне 1961 года президент Кеннеди призвал строить противоатомные убежища. Появились специальные компании, предлагавшие все, что потребуется человеку под землей во время атомной войны. Мошенничество разрасталось. В продажу поступила даже консервированная вода. Началось микрофильмирование наиболее важных документов. В штате Небраска, проявляя трогательную заботу о сохранении коровьего рода после ядерной войны, правительство построило убежище на 77 коров, 2 быка и 3 пастухов. Общенациональная паника, однако, дала совсем не те результаты, которые ожидались. Подземные убежища подействовали, «словно бульдозер, разворотивший скалы апатии в американской жизни»[630]. Многие «впервые осознали, что холодная война — штука чрезвычайно серьезная. Эти люди поняли, наконец, что если не найти выхода, произойдет катастрофа»[631].
Как верно заметил К. Казинс, «если ту энергию, деньги и ресурсы, которые сейчас тратятся на убежища, направить не создание лучшего мира, то мы надежнее обеспечим американское будущее, чем все подземелья, которые можно выстроить за тысячу лет»[632]. Дж. Горовиц подчеркивает, что пропагандисты стратегии «атомных игр» социально опасны. И дело вовсе не в том, каков моральный облик их авторов — он стоит за пределами элементарных понятий о морали. Особую тревогу вызывает то, что концепция «игр в войну» постепенно приучает общественность рассматривать войну «как обычное явление»[633]. Он показывает беспочвенность иллюзии и об ограниченной войне, скажем, в Европе. Это не что иное, как «мизантропическое выражение изоляционизма, предполагающее, что европейцы снова будут сражаться за интересы Соединенных Штатов», а американцы — «наслаждаться зрелищем того, как Европа разорвет себя на куски»[634]. Понимая нелепость стратегии, рассчитанной на атомную войну, Горовиц призывает перейти от политики, основывающейся на морали антикоммунизма, к политике, базирующейся на общем выживании и на праве народов самим выбирать социальную систему.
Много критики выпало в это время на долю военных. Отмечают, что их роль в делах государства не имеет прецедента в истории страны. Если учесть «наследственный» аморализм американской военщины, то опасность провокаций возрастает многократно. У профессиональных стратегов, отмечает автор работы «Стратегия и совесть», профессиональная глухота к голосу совести. «Для стратега цели — всегда лишь кружки на карте. Многократное убийство — соответствующий коэффициент. Ядерный потенциал — понятие, аналогичное теплоемкости, электрическому потенциалу или кредитоспособности концерна»[635]. Пропаганда войны падает на весьма благодатную почву равнодушия. Американцы, как отмечает Раппопорт, не имеют позитивной национальной цели, что делает их восприимчивыми к ложной и гибельной пропаганде крестового антикоммунистического похода. В американском обществе господствует самодовольство, совесть его спит. Американцы любят звуки военных труб и парады, ибо они и понятия не имеют об ужасах войны, которая всегда обходила их стороной. Не встречая сопротивления, пропаганда, на которую монополии тратят огромные деньги, ведет преступную проповедъ войны, а правящие круги страны — «глупую, грязную и опасную игру интриг и подрывных действий»[636].
Реалистически мыслящие ученые пытались и пытаются доказать пагубность термоядерной войны. Например, Т. Стониер в работе «Атомное бедствие» рассматривает гибельные последствия для всего живого на земле ударной волны, светового излучения, проникающей радиации, радиоактивного заражения местности. Он пытается нарисовать трагическую ситуацию, которая неизбежно возникнет после войны. Говорит о неотвратимости массовых психических заболеваний, эпидемий, о нарушении биологического равновесия в природе (птицы гибнут от малых доз радиации, насекомые малочувствительны и быстро размножатся; леса, особенно сосновые, погибнут, что приведет к эрозии почвы и т. д.). Как отмечает автор книги, такая перспектива должна убедить людей, что «забота о мире является не только чрезвычайно разумной и уважаемой, но для нашего поколения стала обязательной»[637].
Видный американский психолог Ч. Осгуд пишет, что трудно дать людям убедительное представление об опасности ядерной войны, когда они незнакомы даже с обыкновенными бомбардировками. Нелегко это говорить, но, может быть, для нас (то есть американцев. — А. Я.) было бы лучше всего, если бы около какого-либо большого города случайно взорвалась ядерная боеголовка и взрыв показывали бы по телевидению. Возможно, после этого американцы взяли бы в толк, что «решать политические вопросы посредством ядерных бомб — все равно что пользоваться динамитом, чтобы избавиться от мышей в доме»[638]. Эту же точку зрения высказывает и профессор С. Хьюз. Касаясь воображаемого ядерного взрыва над США, он пишет, что «иной раз меня так и подмывает желание, чтобы такая ужасная вещь произошла»[639]. (Заметим в скобках, что в конце 1983 года в США был снят и показан по телевидению фильм «На следующий день», основанный на сценарии, близком к приведенным высказываниям Осгуда и Хьюза. Фильм потряс многих простых американцев. На политике Белого дома это не сказалось, да и не могло сказаться.)
Аргументация, конечно, крайне острая. Но не ради сенсации она приводится. Печально то, что отсутствие трагического опыта оборачивается плохо и для самих американцев, и для народов, уже познавших ужасы войны. Конечно, подобные «если бы» абстрактны, и никто не желает, чтобы термоядерные взрывы случились над США и передавались по телевидению. Больше того, саму эту аргументацию, хотя она и понуждает к мыслям о судьбах мира, вряд ли можно считать допустимой.
По разным причинам критика международного курса США разворачивалась по широкому фронту. Она отчетливо отражала новые реальности мировой обстановки, изменения в соотношении сил, растущее недовольство агрессивной политикой правящих сил США внутри страны и за рубежом. Так или иначе, но Соединенным Штатам пришлось пойти на определенные модификации в своей внешней политике с акцентом на международное сотрудничество, переговоры и договоренности. Но с приходом к власти демократа Дж. Картера и республиканца Р. Рейгана над человечеством вновь нависла угроза ядерной войны и катастрофы.
Внешнеполитический курс США претерпел эволюцию, амплитуда которой необычна даже для этой отличающейся бурным политическим темпераментом страны. От содействия разрядке международной напряженности, нормализации советско-американских отношений в начале десятилетия (70-е годы) США перешли к противоположной линии на его исходе.
Каковы же причины и сам механизм этой эволюции? Речь идет, в сущности, о том, чтобы понять, что же является эпизодом в американской политике — разрядка напряженности или конфронтация и курс на войну? Ответы на эти вопросы во многом помогают увидеть в правильной перспективе внешнеполитическую деятельность рейгановской администрации, позволяют составить более точное представление о развитии международной обстановки в целом, на которую — нужно ли говорить — США накладывают столь негативный отпечаток. Понятно, что участие США в оздоровлении международных отношений определялось комплексом причин разной глубины, длительности и силы воздействия. Наиболее фундаментальная — прогрессирующая ликвидация разрыва в общей мощи между СССР и США, между социализмом и капитализмом, если говорить в более широком плане. Советский Союз достиг военно-стратегического паритета с США, который обессмысливал курс на конфронтацию с СССР. На этот главный фактор наложились, усиливая его, некоторые другие, относительно частные. Страна была охвачена «вьетнамским синдромом», ставшим серьезным препятствием на пути продолжения агрессивной, или, как ее называли в США, «глобалистской», политики. Обострилась необходимость усилить внимание к внутренним, в первую очередь социальным проблемам, что дополнительно ограничивало «глобализм», требующий гигантских затрат.
