Чистка рядов РПЦ от людей недостойных происходит постоянно, хотя и вдалеке от внимания широкой общественности. Когда Священный синод освободил игумена Арсения (Поснова) от должности наместника Свято-Казанского Чимеевского мужского монастыря — «за нарушение внутрицерковной дисциплины», — в село Чимеево выезжала разбираться специальная комиссия. А за полгода до этого корреспондент «РР», собирая там материалы для очерка о монастырской жизни, имела возможность наблюдать «вскрывшиеся» потом «факты злоупотреблений» собственными глазами. Этот репортаж — о том, что такое «духовная коррупция» и как непросто с ней бороться.
Сто десять километров от Кургана. За поворотом, в сорока километрах от деревни, начинается Россия, черно-белая, как старые фильмы о ней. Есть, конечно, и другие цвета, но глаз их как-то не фиксирует. Даже когда выглядывает солнце. И вдруг на фоне облачного неба — голубое пятно. Храм.
Чимеево не просто заштатная сибирская деревушка. Чимеево — цель паломников из Кургана, Тюмени, Москвы, приезжающих помолиться местной Казанской иконе Божьей Матери, которую почитают чудотворной.
Центральная улица. Избы покосились и почернели, но в них до сих пор живут — ставни распахнуты. Дорога идет мимо старого частокола, мимо поленниц, мимо редких окон с цветными занавесками — к дому наместника Свято-Казанского Чимеевского мужского монастыря. Я почему-то представляю его высоким худым аскетом.
«За дверь, оставленную открытой, — штраф 1000 рублей», — гласит объявление у входа в его жилище. Вхожу. Большую часть просторной комнаты занимает длинный стол. На стенах иконы, портреты церковных иерархов и… Аллы Борисовны Пугачевой. Во главе стола полный человек с волосами до плеч и густой бородой — это и есть игумен Арсений. Он сразу делает мне замечание: я вошла в комнату в куртке.
Пугачева с младенцем
За столом гости: батюшка из Тюмени и худой незаметный человек в черном, которого я принимаю за послушника. Он сидит, опустив голову, и вклинивается в беседу двух священнослужителей лишь едва слышными одобрительными восклицаниями. А они продолжают начатый до моего прихода разговор о безбожии современного общества.
— Дошло до того, что ведь даже умереть по-христиански не могут, — говорит батюшка из Тюмени. Вот недавно вызвали его в Москву отпевать одного бизнесмена. Отпеть-то он его отпел, и тут выясняется, что умерший завещал себя кремировать. «Чего?! — возмутился батюшка. — Опомнитесь!» Но родственники умершего не опомнились и волю покойного выполнили. А потом давай батюшке звонить: мол, является им покойник — и все тут. Страшно? То-то.
За столом прислуживает молодой монах, отец Иоанн. Он такой худой, что кожаный монашеский пояс обернут вокруг его талии дважды.
— Джип во дворе ваш? — спрашиваю я игумена. Тот кивает: мой.
— А вы не думаете, что такие машины и дорогие мобильные телефоны у священников отвлекают прихожан от мыслей о Боге? Ну, например, тех же бабушек с маленькой пенсией?
— А бабушки пусть о своих грехах думают! — говорит вдруг до этого молчавший человек в черном. Отец Иоанн звенит чашками.
— Стереотипы, стереотипы… — вздыхает батюшка из Тюмени. — Вы думаете, раз священник, так бедный и убогий… Почему батюшка должен плохо жить? Пережитки это все советские…
А вот на памяти отца Арсения случай был. Одна женщина все жаловалась на Курганского архиерея. У нее спрашивают: «Да что вам-то владыка плохого сделал?» «Как что?! — отвечает. — У него дома ковры всякие, люстры там, мебель дорогая…» — «А у вас дома нет ковров?» — «Есть…» — «И хрусталь, поди, есть?» — «И хрусталь есть…» — «Так почему же владыка должен плохо жить?!» Тут она покраснела, устыдилась и убежала из храма. Так-то вот…
Оглядываю комнату: массивный тренажер — беговая дорожка, высокие расписные вазы. Келейник, молодой человек со шрамом и военной выправкой, приносит отцу наместнику Занзибара, самую маленькую чихуахуа, зарегистрированную в России. Занзибар — подарок благодарного прихожанина. Беговая дорожка тоже подарок. От бизнесмена, который узнал, что у батюшки диабет и ему полезны физические нагрузки.
В комнату входит художник Сергей с портретом Юрия Гальцева, написанным в той же манере, что и портреты Аллы Борисовны на стенах: примадонна с отцом Арсением и тарелкой фруктов, примадонна в черном плаще с капюшоном, кормящая младенца из бутылочки с молочной смесью… Есть еще Кристина Орбакайте, похожая на Ларису Долину. Причем все звезды отечественной эстрады выглядят почему-то значительно моложе своих лет. Сергей и сам персонаж живописный: прическа, широкие брюки, шелковая рубаха с узором и золотой зуб — кажется, что он заснул сразу после перестройки и только недавно проснулся. В прошлом он известный самарский певец, сейчас — живописец при батюшке.
Выходим во двор. Там незаметный человек, которого я назначила послушником, преображается. Я замечаю на нем модные высокие ботинки и пальто. А когда он садится за руль Infiniti, я понимаю, что он уж точно никакой не послушник.
— Борис, финансист из Тюмени, — представляется он.
Мы едем за водой на святой источник в двух километрах от Чимеева. По обе стороны дороги нетронутый снег, высокие сосны. Солнце появляется откуда-то снизу, из-за часовни, к которой мы подъезжаем, и светит на дорогу сквозь стволы деревьев.
— Красиво…
Внизу купальни и колодец. К ним ведет обледенелая деревянная лестница. Дальше речка Нияп. Триста лет назад по ней, по преданию, против течения приплыла доска. Ее заметили деревенские мальчишки, игравшие на берегу. Присмотрелись — с доски на них большими глазами глядела женщина. Позвали священника, отнесли икону в храм. А потом чуть выше по течению забил источник.
Мостик шаткий. Нияп — речка небольшая, местами просто широкий ручей. Но дна в ней не видно. Вода неподвижная, черная. С берегов над ней нависают деревья, одно, с тонким стволом, похоже на высокого худого отца Иоанна.
— XP 35? — стучу кулаком по задней двери джипа.
— Да, — скромно отвечает Борис. — Господь помогает мне деньги зарабатывать, а я не уклоняюсь от милостыни: стольким дать нужно — неимущим, тем же бабушкам, чтобы не сидели голодные! Перед Господом мы все равны, неважно, сколько денег у тебя на кредитке. Впрочем, голодных и нет, — уточняет он, доставая ведро из колодца, и спрашивает меня: — Вы каждый день едите?
Я киваю, и он заключает:
— Так вот, голода у нас в стране в последние годы не было, и мне кажется, не будет.
Богородица с зернышком
В центре деревни магазин «Березка», небольшой голубой вагончик. Но покупателей в нем нет. «Есть-то хотят, да денег-то нету», — объясняет продавщица.
Пожилой мужчина в камуфляже и плюшевой шапке-ушанке заносит в «Березку» коробку с кексами. У него заскорузлые мозолистые пальцы, темно-загорелое, почти коричневое лицо и белесые глаза. Я смотрю в них и не вижу ничего, кроме двух кусочков выцветшего ситца.
— Чаво-о-о? — тянет он в ответ на мой вопрос, почему в деревне, куда приезжает столько паломников, люди так плохо живут. — А у нас кризис. Только не этот ваш, московский. Наш кризис случился, когда колхозы позакрывали. И все никак не кончится.
Когда я выхожу из магазина, на улице уже темно. Дверь в церковь открыта, но в ней только уборщица. Внутри тепло и пахнет воском. У Казанской иконы горит лампада. Говорят, еще до революции деревянный храм, где она тогда стояла, сгорел дотла, но иконе только уголок обожгло. А после революции в нее и штыками тыкали, и топором на нее замахивались… Из церкви сделали зернохранилище, поэтому, когда оклад на иконе чистят, в нем нет-нет да и попадется пшеничное зернышко.
Перед тем как войти в домик при храме, где отец Арсений благословил нас ночевать, поднимаюсь на вышку у строящегося келейного корпуса — только тут, не считая игуменского дома с установленной на нем антенной, можно поймать мобильную связь. Лают собаки. С одной стороны черная речка, с другой — купола. Земля подо мной раскурочена так, будто кто-то хотел добраться до ее внутренностей.
— Благословлял ли я вас ходить по деревенским домам? — строго спрашивает меня на другой день за трапезой отец Арсений.
— Не благословляли, — отвечаю я, дожевывая блин с красной икрой. — Я пока и не ходила. Но собираюсь…
— Значит, вас оболгали… — серьезно говорит он. — А я вас по домам ходить не бла-го-слов-лю…
Батюшка из Тюмени уехал, и его место занял новый гость — отец Роман из Майкопа. Его подрясник подпоясан военным ремнем, а на груди значок выпускника суворовского училища. Отца Романа сопровождает бизнесмен Александр. Он занимается строительным бизнесом.
— Я скажу вам честно, для меня все люди одинаковы — что звезда, что звездочка, — отец Арсений продолжает разговор, начало которого я снова не слышала. — А то певица — Мадонна! Мадонна! Кощунница она — на кресте себя распяла. В Бога одного верить надо…
