Увы, эксплуатация “победы в холодной войне” не дала ожидаемого результата. Экономика США никак не могла выбраться из рецессии, а социологические опросы показывали, что президент, которого еще недавно любила вся Америка (после операции в Персидском заливе Буша поддерживало 89 % сограждан), стремительно терял шансы на победу на выборах. По мнению “Вашингтон пост”, президент, выступая перед Конгрессом, не произвел хорошего впечатления и на половину аудитории. Подобно Черчиллю, он провел страну через грозные испытания, но не сумел обратить это себе на пользу. И в 1945 году в Великобритании, и в 1992 году в США избиратель предпочел тех, кто пообещал перемены во внутренней политике.
Буш повторил судьбу Черчилля и в другом: он попытался повлиять на память общества о войне, в завершении которой сам сыграл важную роль. В соавторы мемуаров он выбрал своего советника Скоукрофта. Несомненно, они старались сохранять объективность, но хронологические рамки рассказа, определенные периодом нахождения Буша на вершине власти, задали собственную логику. Естественным им казалось не относить окончание холодной войны к моменту падения Берлинской стены (ноябрь 1989 года), а продлить ее до распада Советского Союза (декабрь 1991 года). Книгу “Мир стал другим” Буш и Скоукрофт завершили последним звонком президенту от Горбачева на Рождество 1991 года4.
В 90-х годах члены администрации сорок первого президента США публиковали мемуары, давали интервью и этим помогали сложиться представлению о том, что конец холодной войны напрямую связан с исчезновением СССР. Они смешивали два эти события, но не ставили второе себе в заслугу: Белый дом приложил немало сил, чтобы удержать Советский Союз на плаву. Некоторым приближенным Буша показалось, что у них отняли победу. “Джордж Буш, – жаловался Роберт Гейтс в мемуарах, доведенных им также до конца 1991 года, – который не захотел ‘плясать на стене’, не собирался объявлять о нашей победе в холодной войне. Никто не устроил празднества по всей стране, как после войны в Персидском заливе… Мы выиграли холодную войну, но остались без парада”. По утверждению Гейтса, одной из причин того, что никто с размахом не праздновал победу, стал тот факт, что в декабре 1991 года в Вашингтоне “не было согласия по вопросу о том, помогли ли Соединенные Штаты. Советскому Союзу сойти в могилу”5.
Джек Мэтлок, который служил послом в Москве с 1987 года и покинул этот пост в 1991 году, накануне путча, не уставал доказывать, что прекращение холодной войны, крах коммунизма и распад Советского Союза – совсем не одно и то же.
“Курс, взятый США по отношению к трем этим процессам, значительно разнился, и столь же разной была наша роль”, – заметил однажды Мэтлок. По словам дипломата, сценарий завершения холодной войны принадлежал в первую очередь сверхдержаве, которую он представлял; Америка же последовательной защитой прав человека помогла похоронить коммунизм. С другой стороны, примирение было на руку лидерам Советского Союза, и их заслуги в демонтаже коммунистического строя гораздо выше, нежели американцев. Что касается гибели СССР, то США отстаивали возвращение прибалтийским государствам независимости, но не возражали против сколь угодно долгого сохранения статус-кво для прочих советских республик: “Мы не разваливали Советский Союз, хотя кое-кому сейчас не терпится увенчать себя за это лаврами, а в России есть шовинисты, которым на руку нас в этом обвинять”6.
Если распад СССР не обусловлен в сколько-нибудь серьезной степени деятельностью американцев и не стал событием, тождественным и краху коммунизма и победе США в холодной войне, то что же привело к гибели одну из самых мощных в истории держав? “Размышляя над историей международных отношений в Новое время (эпоху, к которой позволительно отнести события с середины XVII века до настоящего времени), – писал в 1995 году Джордж Ф. Кеннан, один из самых дальновидных теоретиков и практиков холодной войны, – я с трудом могу припомнить столь же необычайный, поразительный и, на первый взгляд, необъяснимый случай, как внезапная и окончательная дезинтеграция, сопровождаемая уходом с мировой сцены… в 1987–1991 годах великой державы, известной вначале как Российская империя, а затем как Советский Союз”7.
То, над чем ломал голову Кеннан, не составляло загадки для некоторых помощников Горбачева. “С СССР в этот год происходило в сущности то, что случилось ‘в свое время’ с другими империями, когда истощался отведенный им историей потенциал”, – подытожил события 1991 года Анатолий Черняев. С его точки зрения, крах Советского Союза стал закономерным финалом того процесса, который набрал ход в начале века и получил мощный толчок от обеих мировых войн: упадок империй, а затем исчезновение их с карты. Преемники русских царей лишились своих владений последними – вслед за Габсбургами, а также бывшими владыками Османской, Британской, Французской, Португальской империй и нескольких империй поменьше. Конец Советского Союза мог показаться экстраординарным по той причине, что в нем мало кто видел империю: обычно его относили к национальным государствам. Даже Черняев оказался крепок только задним умом8.
Считать Советский Союз империей или нет (дискуссия об этом идет до сих пор), – в небытие он ушел подобно империям, развалившись по тем границам, которые более или менее совпадали с границами этническими и языковыми. Нельзя не заметить сходства с механизмами распада других держав, особенно Британской империи (доминионы стали независимыми странами). В 1945 году Сталин добился двух дополнительных мест в Генеральной Ассамблее ООН для Украинской и Белорусской ССР. Эти республики принимали участие в Ялтинской конференции в статусе, формально равном статусу британских доминионов. Тем не менее ничего подобного автономии, которой пользовались Канада и Австралия, Украина и Белоруссия не имели. Отличие же их населения по этническому составу от России не позволяло ставить их на одну доску с теми же штатами в составе США (в Ялте Рузвельт пытался получить места в Генеральной Ассамблее для двух штатов, но его не поддержали сами американцы).
Подобно британским доминионам, республики в 1991 году вышли из-под власти метрополии с собственными лидерами и институтами. Как и в случае некоторых других доминионов и колоний в XX веке, кое-какие республики покинули Союз не вопреки, а согласно желанию господствовавшего в империи народа. После достижения Украиной независимости правительство России не только не удерживало среднеазиатские республики, но даже было не против от них избавиться. Есть и другая параллель с европейскими империями: предоставление гражданских прав, в первую очередь избирательных, жителям всех республик превратило сохранение СССР в прежнем виде в почти невыполнимую задачу9.
Передача реальной власти демократически избранным органам, как выяснилось, исключала возможность существования СССР, несмотря на все усилия Горбачева доказать обратное. Довольно часто без внимания остается тот факт, что роспуск империи стал неизбежным итогом электоральной политики. Красный колосс обрушился менее чем через три года после введения полусвободных выборов – впервые в бывшей империи Романовых, начиная с 1917 года, когда большевики вооруженным путем взяли власть в Петрограде. Окончательный крах Советского Союза оказался прямым следствием референдума на Украине 1 декабря 1991 года, в ходе которого более 90 % пришедших на участки проголосовали за независимость. Таким образом, утратили силу результаты предыдущего референдума, проведенного в марте 1991 года, когда более 70 % поддержало сохранение СССР при условии кардинальных реформ. Следовательно, жить Союзу или умереть, определили его граждане. Даже принятое в декабре 1991 года, в кабинетной тиши, решение глав трех восточнославянских государств распустить СССР получило одобрение подавляющего большинства депутатов демократически избранных парламентов России, Украины и Белоруссии. Попытка же удержать империю на плаву в привычном виде, напротив, произошла в форме путча, который разбился о стены Верховного Совета РСФСР.
Введение электоральной демократии стало потрясением для политической жизни Советского Союза и вынудило руководство страны переменить манеру управления. Это поставило советских лидеров в зависимость как от поддержки масс, так и от взаимопонимания элит. С одной стороны, избиратели теперь ограничивали политикам пространство для маневра, с другой – бесспорный успех на выборах давал тем право на коренные преобразования. Голосовали простые люди, но вопросы, которые они находили в бюллетенях, формулировали в союзном центре и в республиканских столицах. (Там же и подсчитывали голоса.) Горбачев подчеркивал, что вопрос о роспуске СССР так и не был вынесен на референдум. Имелись ли основания приравнять волеизъявление граждан Украины 1 декабря 1991 года к приговору Советскому Союзу? Ответ на этот вопрос дали президенты, спикеры, премьер-министры. Но не все они были равны. Демократия оставляла на обочине правителей, не получивших мандат непосредственно от масс. Именно в последние месяцы 1991 года достигло пика противостояние между избранным на всеобщих выборах президентом России Борисом Ельциным и президентом СССР Михаилом Горбачевым, обязанным должностью народным депутатам. Исход их конфликта показывает решающую роль электоральной политики в судьбе двух главных персонажей воссозданной здесь драмы.
