позорная страница горячечного бреда в истории человечества. Мы уверены, что человек, поставленный в условия отсутствия эксплуатации, когда борьба за хлеб насущный есть только всеобщая организованная борьба с природой, когда возможности овладения наукой и наслаждения искусством предоставлены для всех, когда наука и техника служат всеобщему подъему благосостояния и превращению физического труда в умственный труд, – мы уверены, что в таких условиях развитие удивительного феномена – мозга человеческого, всех его духовных сил – неограниченно и беспредельно.
Неограниченно и беспредельно счастье, которое человек почерпает из полноты своих растущих душевных сил. Строящийся нами реальный мир, с которым связан человек, как дерево – корнями, создает благоприятные условия для его счастья.
Человек рождается, чтобы быть счастливым, – этот постулат мы должны принять, и большинство проголосует за это. Если счастья не получается – нужно устранить условия, мешающие ему, и создать условия, в которых человек должен рождаться для счастья.
Что же такое счастье? Ощущение полноты своих духовных и физических сил в их общественном применении.
Условимся не смешивать двух понятий – счастья и блаженства. Блаженство – глубоко индивидуалистическое состояние экстаза, лежащее вне зависимости от моральных координат. Блаженство может испытывать сумасшедший, или ослепший от страсти человек, или даже изувер, раздирающий ногтями свои стигматы. Блаженен влюбленный, которому кажется, что его возлюбленная похожа на полную луну, взошедшую над туманным озером. Блаженно то мгновение творчества, когда сознание изумлено хлынувшими, как сквозь преграду, образами и звуками, стремящимися воплотиться.
Мы говорим о счастье. Оно, прежде всего, покоится в координатах общественной нравственности. Счастье личности вне общества невозможно, как невозможна жизнь растения, выдернутого из земли и брошенного на бесплодный песок. Тот или иной общественный строй или дает, или не дает личности полноту развития всех сил, стремится или обогатить у каждого эту полноту, или похищает у него естественные запасы сил.
Я не хотел бы, чтобы меня поняли, будто ощущение полноты своих сил находится в какой-то зависимости от возраста человека или от возраста народа. Только в условиях борьбы в одиночку, борьбы всех против всех, борьбы класса против класса, – существует страх перед старостью и старость представляется угасанием всех сил.
Это неверно. Старости нет, – так думаем мы в Советском Союзе. Старость – это печальный результат неправильной расстановки сил в неправильном общественном строе. В родовом быту старость была полноценна, – о седых бородах слагались поэмы. У нас на Кавказе, где нередко бывает, что дети оказываются двоюродными дедами своих двоюродных внуков, старших их на полсотни лет, – говорят: «Он сильный, он же старик». Современное капиталистическое общество понижает график старости до сорока пяти лет и расточает у фабричных станков человеческие силы бесхозяйственно, цинично и безумно.
В колхозах Советского Союза старики заправляют общественным хозяйством, старик – это значит: опыт, знание и ум. В нашей заводской промышленности старики окружены почетом, они – орденоносцы и знатные люди – учат молодежь. Мы создаем все условия для того, чтобы ощущение полноты своих сил и сознание своей общественной необходимости сопутствовали человеку во всем пути его жизни.
Мы считаем, что дети, все без исключения, у нас, в Советском Союзе, должны быть счастливы. Ничто не должно омрачать роста ребенка, ни искривлять его. В этом одна из главных забот нашего государства. Сеть яслей для малышей охватывает города и деревни. Всеобщее среднее обучение, всеобщие пионерские лагеря и такие лагеря, куда можно попасть только учась «на отлично», стадионы, спортплощадки, клубы, детские театры и кино. Пусть юность растет весело, беспечно и счастливо, пусть у нее будет одна забота: учиться и развивать в себе творческие силы, и одна цель: согласовать полноценность своей личности с общественной пользой, с поступательным движением всего общества.
В этом все корни счастья, которое растет и ширится и у каждой личности, и у общества.
Наши недоброжелатели обычно утверждают, будто бы наш общественный строй нивелирует личность. Это неверно. Нивелирует личность тот общественный строй, который выбрасывает подростка на арену экономической борьбы – одного против всех: драться и грызться за кусок хлеба, изощрять свой ум в поисках работы и свои способности – на увиливание от голодной смерти. Нивелирует личность фашизм, силясь механизировать человека, чтобы превратить его в бездумное, бездушное и не отвечающее на рефлексы орудие своей человеконенавистнической воли.
Молодежь в Советском Союзе идет дорогой внутренних влечений: в науку, в технику, в искусство, в педагогику, в военные училища, в воздушный и морской флот, на общественную работу. Молодежь соревнуется на высшее звание Героя Советского Союза. Понятие – родина, государство – такое же вещественное и близкое, как свой дом. Родина, государство – это то, над чем молодежь неустанно трудится, строя, совершенствуя, изобретая (как, например, стахановское движение, начатое и подхваченное молодежью), внедряя культуру и со всем мужеством вставая на защиту своего отечества, раскинутого от океана до океана. Разве такую жизнь мы не назовем счастьем, – ширящимся, растущим, безграничным?
Мы знаем, что такое счастье, потому что мы видим, как народы одиннадцати Советских республик своими руками строят свое счастье и вооруженной рукой грозно охраняют его. Мы видим, как создаются новые моральные импульсы нового общественного строя, – в них, в этих импульсах, непоколебима уверенность в том, что святое святых – это счастье человечества, путь к которому указан.
Усердно занимаюсь словесностью, т. е. писанием «19-го года». Кажется, нашел стиль и форму для этого очень трудного романа. А стиль и форма это тот самый реактив, в котором давно сгнившие предметы, клочки одежд, обрывки событий, пыль времени, ржавое железо, мысли, ставшие банальными, забытые восклицания, улетевшие в небытие крики, фразы, поцелуи, матерщина, пятна крови и прочее и прочее – вскипают и под некое невнятное, как бы колдовское, но по существу бессмысленное бормотание самого автора превращаются в животрепетное создание, обладающее всеми признаками живого, убеждающего своим присутствием существа, хотя и бесплотного.
Вот этой кухней я теперь и занимаюсь, дымя трубкой. Что из этого получится – знает аллах, но не скажет мне, так как я не магометанин.
Кончил читать второй том истории СССР, и теперь мне скучно, так как я все знаю, а дальше – еще ничего не вышло.
Хорошо бы и тебе заняться историей. Над этим можно вдоволь поразмыслить и даже сделаться крайне рассеянным.
Напрашивается один очень любопытный вывод, а именно: земля истощила свои силы, свою ярость, создавая формы природы. Чудовища, потрясавшие воздух и землю криками похоти и жадности, – погребены на глубокие тысячи метров. Природа успокоилась, стала добропорядочной, серенькой, увядшей, как потаскушка, под старость лет устроившаяся при церковной
