Впрочем, мои одноклассники были иноверцами, как принято говорить, по рождению, но едва ли считали себя кто католиком, кто иудеем. Скорее всего, они не задумывались над проблемой веры. Но и это не меняет отношения к ним Иоанна, ибо, по его убеждению, «полноценным» патриотом может быть только верующий: «Любовь к Отечеству лишь тогда плодотворна и по-настоящему тверда, когда она опирается на прочный духовный фундамент, на многовековые народные святыни, на традиционные религиозные ценности». Это с одной стороны, а вот что с другой: «Все „патриоты“, клянущиеся в любви к России и одновременно отвергающие Православие, любят какую-то другую страну, которую они сами себе выдумали». Так автор с присущей ему решительностью отлучает от патриотизма миллионы иноверцев и неверующих. Я не встречал и за всю жизнь даже не слышал о таких суперкоммунистах, которые отказывали бы в патриотизме людям, не имеющим партбилета.
Не только на заре нашей истории в IX–X веках, но и через тысячу лет, в XIX–XX веках, и в предоктябрьскую пору на Руси далеко не все было так прискорбно, как порой говорили об этом иные авторы в советское время. Мы дали миру несравненные образцы духовного мужества на поприще ратном, гражданском и интеллектуальном. Создали своеобразнейшую культуру мирового уровня. Нашей литературой зачитывался весь белый свет, а имена Толстого, Достоевского, Горького соперничали в популярности с именами Данте, Шекспира, Мольера. Музыка русских гениев завоевывала концертные залы всех континентов. Наша живопись всегда жила жизнью народа. Русская наука и техника, наша философская мысль изумляли прорывами в будущее. Темпы промышленного развития в конце прошлого — начале нынешнего века, пожалуй, не знали себе равных… Здесь и в других подобного рода обстоятельствах, фактах, именах, а не в препарированных стихотворных цитатках, не в ссылках на высокие темпы рождаемости открывается подлинное величие Родины.
Разумеется, есть свои достоинства, есть исторические заслуги перед народом у Русской православной церкви. Но для ее восхваления митрополит Иоанн порой прибегает к доводам того же уровня, как ссылка на темпы рождаемости. Пишет, например: «Разве католические прелаты поднимали новгородцев на брань с псами-рыцарями?.. Разве протестантские пасторы вдохновляли Дмитрия Донского на поле Куликовом?.. Разве мусульманские муллы удержали Отчизну от распада в годину Смуты?.. Разве иудейские раввины поднимали в атаку роты под Мукденом и Порт-Артуром?.. Разве кришнаиты и буддисты возносили молитвы о Земле Русской?..» Нет, разумеется, пишет автор, все это делали русские православные священники.
Право, очень странная логика и удивительная похвала. Это все равно, если бы я в патриотическом запале стал заливаться в таком духе: «Разве мексиканцы разбили немцев под Москвой?.. Разве норвежцы выстояли в Сталинграде?.. Разве бразильцы выиграли Курскую битву?.. Разве датчане взяли Берлин?.. Нет, все это сделали советские воины!» Несуразно и смешно!
Но о. Иоанн, уверенный, что под Порт-Артуром солдат поднимали в атаку не командиры, а священники, продолжает с новым приливом сил: «Во всех (!) войнах рядом с русским солдатом шел русский священник». Это уже подгонка ее под догму, во имя чистоты коей с одного конца отсекаются походы и войны князей Олега, Игоря, Святослава, где, разумеется, не могло быть православных священников, с другого — сражения самой страшной войны в истории Родины. Она тоже обошлась без священников, но завершилась, слава богу, полным разгромом, изгнанием врага и его безоговорочной капитуляцией в Берлине. Подобным успехом, увы, не были отмечены наши сражения под Мукденом, Порт-Артуром, а раньше — под Севастополем, где, судя по словам Иоанна, священник стоял рядом с воином. Увы… И лучше бы не трогать эту тему.
Глядя в прошлое, о. Иоанн ликует: «Дореволюционная Россия имела самые высокие в мире темпы роста населения. Иметь 8-12 детей считалось у русских делом естественным и нормальным» («СР», 30.04.93). Ну, во-первых, и сейчас есть многодетные семьи. Могу привести конкретный пример: У писателя Дмитрия Балашова как раз 12 детей. Но, разумеется, этот подвиг был предпринят в расчете на советский уровень и образ жизни. А ныне писатель доведен до такого бедственного положения, что заявил: «У меня шестеро сыновей и четверо из них уже в том возрасте, когда мужчина может взять в руки оружие. И я, старик, возьмусь за автомат. Когда начнется, я пойду драться сам и пойдут мои мальчики. Нас окажется не так уж мало. И тогда никакие спецназы и омоны пусть не становятся на нашем пути. Сметем». Вот такой неожиданный поворот получают ныне темы благоденствия и демографии.
Во-вторых, до революции, и в советское время иметь 8-12 детей вовсе не было заурядным делом. Недаром же в 1944 году учредили звание «Мать-героиня», которое Ельцин — хоть бы тут-то церковь подала голос протеста! — упразднил, поскольку почетное это звание было связано с некоторыми льготами и ассигнованиями. А ведь деньги, так нужны этой орде для роскошной жизни!
О. Иоанн говорит: вспомните семьи, в которых выросли ваши родители, — какие они были большие. Вспоминаю: моя мать, родившаяся в 1896 году, выросла в семье, где было пятеро детей, а в семье отца, ее ровесника, — трое, причем первый от предыдущего брака матери.
В-третьих, высокая рождаемость отнюдь не является показателем благоденствия народа. Совсем наоборот! В Китае, в Индии рождаемость, пожалуй, превосходила российскую, но эти страны, как и наша Родина, были тогда беднейшими в мире.
«Кто сегодня может позволить себе иметь десять детей, дать им образование и вывести в люди?» — вопрошает о. Иоанн, стараясь внушить нам, что до революции это тоже было «естественно и нормально». Сегодня, то есть при захламлении Кремля ельциноидами, как убеждает пример Д. Балашова, можно иметь десять детей лишь в надежде на них как на вооруженную силу. В советское же время матери-героини не были великой диковиной, и детей своих они выводили в люди. Что же касается дореволюционной поры, то, поскольку о. Иоанн не требует других свидетельств, кроме семейно-родственных, то могу поведать и на сей раз: родители моей матери были неграмотны, а пятеро их детей получили до революции лишь начальное образование в объеме четырех классов. У отца неграмотной была мать, старший ее сын сгинул в тюрьме (столяр, он запустил табуреткой в портрет царя), и лишь один из трех, мой отец, получил уже в советское время высшее образование.
Но св. отец еще более нетверд в фактах и событиях советской эпохи и дней нынешних. Пишет, например, что 70 лет назад, то есть в 1925 году, «в результате революции и Гражданской войны Россия оказалась на грани полного развала» и тогда, мол, патриарх Тихон провозгласил: «Церковь, искони помогавшая русскому народу, не может оставаться равнодушной при виде его гибели и разложения» («РГ», 22.02.95). Да, церковь не раз помогала народу, но в 25-м году, в год своей смерти, Тихон ничего подобного сказать не мог. Хотя бы по той причине, что в ту пору угрозы разложения, развала, гибели страны уже не было: под руководством большевиков народ преодолел эту угрозу, государство крепло, экономика под парусами нэпа шла вперед, страсти, бушевавшие в годы Гражданской войны, утихали.
По поводу согласия патриарха Тихона с Советской властью о. Иоанн заявляет, что «любому здравомыслящему исследователю сегодня ясно: Тихон вынужден (!) был проводить линию на примирение с новой властью, как вынужден был продолжать ее и преемник — патриарший местоблюститель митрополит Сергий, впоследствии патриарх» («СР»,09.09.93). Никаких доказательств вынужденности автор не приводит. Но что же это в таком случае за высокопреосвященнейшие предстоятели церкви и архипастыри великого народа, если они совсем не в дряхлом возрасте — шестидесяти не было! — без тюрьмы и ссылки, без мучительства легко пошли на примирение с властью, которая, по убеждению Иоанна, была сатанински враждебна им. Ведь сам же он напомнил им о подвиге их далекого предшественника патриарха Гермогена в годину шляхетской интервенции: «Седой, немощный, умирающий от голода в шляхетском застенке старик своим властным архипастырским призывом поднял с колен погибавшую от склок и междоусобиц страну». Поднял, а сам умер, заточенный в Чудовом монастыре, и было герою-патриарху уже за восемьдесят…
Нет, дело совсем не в вынужденности и не в малодушии патриархов Тихона и Сергия, — сама жизнь, ход времени убеждали их в правоте новой власти, как убеждали они тогда очень многих и очень разных людей. Прославленный генерал Брусилов, знаменитый физиолог Нобелевский лауреат Павлов, великие композиторы Рахманинов и Прокофьев, выдающиеся скульпторы Коненков и Эрьзя, цвет предреволюционной литературы — Горький, Бунин, Алексей Толстой, Куприн и другие — почти все они встретили Октябрь враждебно, многие эмигрировали, но ход вещей, движение истории, кого очень быстро, кого в те же самые годы, что Тихона и Сергия, кого еще позже — примирили с Советской властью, и они пошли на разные формы сотрудничества с ней. Уж на что непримиримым ее врагом был Бунин, а в 1943 году он признавался в письме: «Вот до чего дошло! Сталин летит в Персию, а я в тревоге: не дай Бог, с ним что-то случится в пути». И любому здравомыслящему исследователю ясно: Тихона и Сергия, их поведение надо рассматривать в ряду названных имен.
