Перехожу ко второму пункту: за эти последние сорок лет поразительно выросло наше умение извлекать и использовать материальную энергию. Мир 1900 года был миром сравнительной несостоятельности человека. Для огромного большинства людей это был мир изнурительного труда, конкуренции и почти неизбежного социального неравенства. Сейчас это мир неисчерпаемых ресурсов материальной энергии. Потребность в тяжелом физическом труде неуклонно уменьшается, а в скором времени и вовсе исчезнет. Нет больше нужды в людях необученных или знакомых только с одной специальностью; они должны быть еще и умственно приспособлены к постоянно меняющемуся миру. Для удовлетворения его запросов требуется все меньше и меньше людей, ограниченных понятием собственности и методами финансирования, которые остались почти такими же, как в прошлом веке. Условия существования изменились в корне, а мы только еще начинаем менять систему своего поведения.
Поэтому самой насущной социальной проблемой стала так называемая проблема безработицы. Повсюду наблюдается избыток полных энергии молодых людей, которым современный мир не может обеспечить сколько-нибудь сносной жизни. Их без труда удается подбить на всякие бесчинства, и они легко подпадают под любое влияние, если это сулит им хоть какую-нибудь надежду или развлечение. Последние сорок лет были главным образом историей разрушения старой политической и социальной системы этими свихнувшимися, введенными в заблуждение, беспокойными молодыми людьми. Хулиганы, апаши, «мунлейтеры»[10] и анархисты конца прошлого столетия в наши дни уступили место гангстерам, куклуксклановцам и им подобным. Они создали нелегальные организации. Они сблизились с политиканами, и их злостный терроризм распространился на целые страны, на весь мир. Жажда власти, безрассудный бунт из-за разбитых надежд — вот силы, которые развязали самую чудовищную в истории человечества войну.
Дряхлый, гибнущий социальный и политический строй, при котором мы живем, не предусмотрел подобного положения и не предпринял никаких мер для спасения. В Америке говорили: «Отправляйся на Запад, молодой человек». Но молодой человек уже достиг берегов Тихого океана и смотрит через море на перенаселенные острова Японии. В Великобритании и Западной Европе мы говорили: «Эмигрируй, эмигрируй!» Но все земли, которые можно было превратить в колонии, уже захвачены, и когда немцы требуют «Lebensraum»[11], их планы, видимо, сводятся к колонизации на трупах других народов.
В прошлом при меньшем изобилии молодые люди не оказывались в столь бедственном положении: перед ними открывалась жизнь подневольная, но в достатке, а излишнюю напряженность мелкие княжества и герцогства время от времени разряжали войнами. Наши правители также не находят иного выхода, чем развязывание войны, и они допустили бойню, в которой за сто дней было убито от трех до четырех миллионов этих обанкротившихся молодых людей. Однако при нашем социальном беспорядке такого рода временная мера ничего не спасает. Война в наши дни не исчерпывается уничтожением одних только молодых людей, падает жизнеспособность всего общества. Уменьшение народонаселения не снимает проблему. При меньшем населении и меньших возможностях контроля число неудовлетворенных молодых людей пропорционально остается неизменным. Вскоре, когда эта дурацкая, бессмысленная война завершится каким-нибудь не менее дурацким, бесплановым миром, проблема молодых людей без всяких перспектив встанет перед нами еще более грозно. Нашему обществу придется столкнуться с целым поколением людей, которых научили только воевать, и эти люди спросят нас: «А что вы теперь намерены с нами делать?»
Готовы ли мы к этому критическому положению? Мне стало известно, что лорд Рейс и мистер Гринвуд разрабатывают планы переустройства мира, и у меня есть кой-какие сведения насчет того, как они собираются перепланировать мир. Более или менее определенно известно только одно: что следует избегать строительства домов вдоль наших автомобильных магистралей… Ну, а дальше? Я смею утверждать, что это не имеет никакого отношения к требованиям молодых людей, которых мы приучили убивать и только убивать. Они вернутся, эти молодые люди, нетерпеливые, как может быть нетерпелива только молодежь, и спросят: «Ну, что же вы намерены для нас сделать на этот раз?».
Что мы намерены сделать для них на этот раз?
Благодаря сокращению расстояний, из-за того, что нас давит бесконтрольное накопление богатств, современное государство все больше начинает походить на старый, почтенный корабль, который уже отслужил свое на международных морских путях и который теперь на скорую руку оборудовали новыми мощными двигателями, не соответствующими прочности его корпуса, и отправили в дальнее опасное плавание. И двигатели эти на полном ходу разносят старую посудину в куски.
До сих пор я повторял вещи очевидные, хотя их почему-то даже сейчас совершенно игнорируют. Теперь я позволю себе обратиться к третьей важнейшей стороне современных затруднений, которой также почти не придается значения в той мешанине верноподданнической и фанатичной пропаганды, полной предрассудков и анекдотических сведений, что в наших школах и университетах носит название «история». А именно: современные государства и общины биологически совсем иные организмы, чем те, что дали материал для наших устарелых учебников истории. Они подобны млекопитающим, а мы все еще считаем их рептилиями и амфибиями, из которых они произошли.
Сравним, к примеру, Англию елизаветинскую с Англией наших дней. Прежде всего обратим внимание на возрастное соотношение. Мир времен Елизаветы был юношеским миром: невзирая на суровый естественный отбор среди грудных младенцев и детей, выжившие, то есть самые выносливые, редко достигали семидесятилетнего возраста и чаще всего умирали моложе пятидесяти. Деторождение и похороны детей были основным занятием женщин. В те времена не было зубных врачей, и стоило человеку потерять зуб, как приходил конец романтике. Юность была поистине мимолетной. Юного Ромео мы упрятали бы в тюрьму за то, что он обручился с Джульеттой, не достигнув брачного возраста. На улицах валялись отбросы; водопровод был редкостью, а в домах его не было вовсе. Простые граждане были грязны, от них отвратительно пахло. Мужчины носили оружие, пуская его в ход в стычках и для самозащиты. Общественный темперамент по нормам современных могучих демократических государств отличался живостью, легкомыслием, храбростью и безрассудством. А как обстояло в те дни с распространением грамотности? Широкие слои населения были абсолютно неграмотными. В государственных делах они играли не большую роль, чем собаки или домашний скот. Их можно было держать в подчинении и подбить на мятеж, но они были совершенно невежественны. Политические решения принимал Двор, а Церковь и Закон поставляли министров. Грамматические школы времен короля Эдуарда выпустили одного или двух выдающихся людей из числа буржуазии, среди которых самым замечательным оказался некий Вильям Шекспир. Вплоть до наполеоновских войн ведение войны, организация и контроль над торговлей и коммерческой деятельностью были недосягаемы для широких слоев населения. В этих государствах и общинах прошлого попадались и великие умы и мыслители, но основная масса населения не имела ничего такого, что можно назвать мышлением или умом.
Теперь все иначе. Под воздействием тех самых сил, которые уничтожили грубый физический труд, грамотность просочилась в самые низы, и уже все общество овладело знаниями. Все классы пробудились и внимательно следят за тем, что происходит в мире. В нашей стране вы встретите молодых людей, учившихся на медные деньги, которые днями просиживают в публичных библиотеках, покупают издания «Пингвин»[12] и куда более образованны, чем многие молодые люди старой школы, до сих пор претендующие на монополию в парламенте.
В современной Англии есть два сходных между собою явления, каких вы и в зачатке не нашли бы в Англии времен королевы Елизаветы: я имею в виду рекламу и пропаганду. Наши школьные учебники истории ничего не говорят нам о стремительном росте массового производства, массовой торговли и газетной рекламы в минувшей половине нашего столетия. Не смеют сказать, чтобы не прогневать могучие организации большого бизнеса. Но молодежь должна знать правду. Только сейчас, в разгар тоталитарной войны мы осознали, какое колоссальное воздействие оказывает это — распространение рекламы и пропаганды — на мировоззрение всего человечества. С одной стороны, существует система старого, продуманного обмана, организованного коммерческого обмана, и обмана, которым пронизаны бездушные религиозные организации, существует мишура чинов и привилегий, которые давно себя изжили; вся эта система находится в противоречии с грубым реализмом насилия, запугивания, жестокости и лжи. Война идет между обманщиками и палачами. Но в этой битве только очень приблизительно можно определить границы сражающихся сторон. Только приблизительно. В противовес этому конфликту есть еще борьба интеллектуального меньшинства, которое стремится извлечь разумные жизненные принципы из этой неразберихи. Таково сейчас состояние умов во всем мире, и вот почему в этой войне пропаганды решается судьба человечества.
