XVIII в. умирало в возрасте до 20 лет ([96] рр.203–205), стало быть, из 2 рожденных девочек одна умирала, поэтому такая рождаемость во Франции не обеспечивала почти никакого прироста населения. А в Англии при указанном уровне рождаемости население должно было быстро расти, что и происходило в действительности. Еще больше была разница между этими странами в 1801–1831 гг., когда рождаемость во Франции еще более снизилась, составив в среднем за этот период 1,93 девочки на одну женщину, а в Англии — повысилась до средней величины 2,85 девочки на одну женщину.
Еще нагляднее видны различия между указанными группами стран, если брать не показатели рождаемости, а абсолютный рост их населения. В середине XVII в. Франция была самым крупным государством Европы с населением около 20 миллионов человек, при этом число жителей Англии составляло лишь около 3 миллионов, а всех германских государств (включая Австрию) — порядка 15 миллионов. Таким образом, французский язык был родным в то время примерно для такого же количества человек, как немецкий и английский, вместе взятые. Но поскольку эти страны имели разную демографическую динамику, то спустя два с половиной столетия (к 1910 г.) ситуация кардинально изменилась. Население Великобритании выросло почти в 7 раз и составило 41 миллион человек, превысив число жителей Франции, которое выросло лишь в 2 раза — до 40 миллионов. И это несмотря на то, что порядка 20 миллионов англичан за этот период эмигрировали в Америку. А население Германии выросло примерно в 5 раз — до 65 миллионов (без Австрии) ([99] рр.68, 105), хотя немецкая эмиграция в Америку была также очень значительной и уступала по размерам лишь английской.
Это не могло не привести к кардинальным изменениям как в военно-политическом соотношении сил между этими государствами, о чем хорошо известно по историям войн и дипломатии [168], так и в экономическом. Опережающий рост населения Великобритании и Германии в эти столетия привел к тому, что плотность населения этих стран в 2–3 раза превысила плотность населения Франции, и в еще большей мере — таких стран, как, например, Испания или Польша — в прошлом также великих держав Европы. В этой связи, как указывал П.Шоню, если до середины XVIII в. центр глобальной экономики Европы (который совпадал с территориями с наибольшей плотностью населения) включал Англию, Францию, Голландию и Италию, то к XX в. он сместился на восток, включив большую часть Германии и практически исключив Францию ([96] р.261). Таким образом, Франция к началу XX в. утратила роль одного из лидеров мировой экономики, не говоря уже об Испании и Польше, которые еще раньше из великих государств превратились, по словам ИВаллерстайна, в «периферию» европейской экономики ([211] pp.131–190) [169]. Основная причина была, по-видимому, та же, что и в отношении Франции: сначала сокращение населения всех трех государств (середина XVI в. — начало XVIII в.), о чем уже говорилось в главе VIII, а затем — отставание темпов роста населения от лидеров демографического роста — Англии, Германии и России. Как писал известный английский экономист и историк К.Кларк в конце 1960-х годов, «каждый француз сегодня с горечью осознает, что упадок влияния его страны в мире произошел в основном вследствие относительно низких темпов роста ее населения» ([99] р.276). Что-то подобное, наверное, осознают и испанцы с поляками.
Итак, чем можно объяснить быстрый демографический рост Англии и Германии в указанный период, с одной стороны, и стагнацию или сокращение населения во Франции, Испании и Польше, с другой? Давайте опять рассмотрим, не является ли это следствием той закономерности, о которой шла речь выше (влияние глобализации — интенсивной внешней торговли). Как уже говорилось, страна может быть закрыта от внешней торговли естественными барьерами, и к таким странам относятся в указанный период Канада, Россия и горная Швейцария; но она может быть также защищена от внешней торговли высокими таможенными пошлинами, как мы это видели в примере с Сирией и Египтом в Римской империи. Действительно, весь указанный период (вторая половина XVII века и весь XVIII век) вошли в историю Европы как «век меркантилизма», или, говоря более современным языком, как эпоха протекционизма и защиты внутренних рынков от внешней торговли. Но если эту политику проводили все европейские государства, то тогда и результаты в области демографии должны были быть у всех одинаковыми? Я постарался разобраться в этом вопросе.
Не буду утомлять читателей подробным разбором всех особенностей таможенных режимов и таможенной политики, проводившейся указанными выше государствами. Приведу лишь выводы. По мнению авторитетных экономических историков, лишь несколько европейских государств в указанный период проводили по-настоящему эффективную протекционистскую политику, то есть политику, закрывающую внутренний рынок от конкуренции со стороны импорта, и к этим странам относились Англия и большинство германских государств. В частности, как указывает известный английский историк Ч.Уилсон, после окончания 30-летней войны (середина XVII в.) в германских государствах были установлены такие высокие ввозные и вывозные пошлины, что, например, цена на зерно и вино при их перевозке из Майнхайма до границы с Голландией утраивалась — таким образом, пошлины в сумме достигали 200 % от первоначальной цены товара. Такая таможенная система в германских государствах сохранялась вплоть до начала XIX в. ([85] р.554) Но и в течение XIX в. уровень протекционизма в Германии был, по-видимому, самым высоким в Европе (см. главу XII). Фактически указанная система привела к тому, что германские государства до начала XIX в. развивались по региональной экономической модели, в которой внешняя торговля не играла сколько-нибудь значительной роли. Да и в течение XIX в. значительная часть внутреннего рынка Германии была полностью защищена от внешней конкуренции.
Ситуация в Англии в целом была схожей с Германией — в том плане, что внутренний рынок был защищен от внешнего полностью, а не выборочно по отдельным товарам, как, например, во Франции. Это также является общепризнанным фактом. Как отмечает И.Валлерстайн со ссылкой на ряд экономических историков, отличие английского протекционизма от французского состояло в том, что система таможенного регулирования в Англии защищала импортными пошлинами не только производства, уже работавшие на экспорт, но и любые импортозамещающие производства, а также сельское хозяйство ([211] рр.264, 267). Последнее особенно важно, поскольку в сельском хозяйстве в то время было занято в Европе до 80 % всего населения, и, следовательно, эта политика задевала интересы не узкого слоя людей, связанных с экспортными или наиболее передовыми производствами, как это было во Франции, а интересы всего населения. Такая всеобъемлющая протекционистская система существовала в Великобритании с конца
XVII в. вплоть до середины XIX в., которую затем сменила политика торгового либерализма и отмены таможенных барьеров.
Что касается других стран (Италия, Испания, Польша), то
