Это облачко, которое несет благодатный дождь и напояет землю, предвещает, по традиции Кармилитов, пришествие девы Марии. Она действительно приходит на Кармил по пути из Египта в Назарет. Всюду, где на Кармиле есть пещеры Илии, – на Стелла Марис и в вади Сиях – традиция указывает: тут останавливалось Святое Семейство. Замечательное изображение Святого Семейства с хорошеньким мальчишкой Иисусом между Святой Девой и Иосифом можно увидеть на куполе Кармилитской церкви «Стелла Марис». Традиция вписывается в евангельский рассказ: после того, как ангел сообщил Иосифу, что царь Ирод послал солдат убить младенца. Иосиф немедленно взял жену и ребенка, водрузил на ослика, и бежал в Египет. Святое Семейство жило какое-то время в Каире, где стоит и поныне древняя православная церковь Фустата (так назывался доисламский Каир).
Но однажды утром Иосиф узнал о смерти царя Ирода. Многочисленные политэмигранты устремились домой. Среди них было и Святое Семейство. Они могли вернуться в Иудею – в Вифлеем или Эн-Карем, но там воцарился Архелай, старавшийся быть еще круче своего крутого отца. Поэтому Иосиф и Мария решили вернуться в Назарет, в Галилею. Из Каира они взяли курс на аль-Ариш, Газу, Афек, и далее на север, вокруг Кармила, а не по узким проходам вади Ары или вади Милик. Это хороший маршрут – если учесть, что в те времена не было «пробок», их ослику не приходилось стоять у каждого светофора Хайфы, а идти склонами Кармила приятно.
Связь Святого Семейства и Илии не исчерпывается пещерами Кармила. Так, в пещере преп. Георгия Хозевита, где скрывался Илия, провел сорок дней св. Иоахим, отец девы Марии и дед Христа. В первоевангелии от Иакова, содержащем, возможно, традиции первых христиан, рассказывается, что у Иоахима и Анны долгое время не было детей. Однажды Иоахим пришел в Синедрион, высший иудейский совет, и получил от ворот поворот – бездетный считался наказанным Богом. В расстройстве Иоахим отправился в пустыню, и в пещере провел сорок дней в посте и молитве. После этого вернулся домой, и с Божьей помощью зачал Пресвятую деву.
ГЛАВА XXXII. ДЕВА И АНГЕЛ
Когда в 1945 году Советская Армия взяла Берлин, в городе оставалось несколько тысяч евреев, несмотря на жесткую политику нацистов. Полная этническая чистка видимо, вряд ли возможна. Как ни старались израильтяне в 1948 году, полтораста тысяч палестинцев смогли удержаться в своих или соседних селах, к западу от «зеленой черты». В наши дни их численность немногим менее миллиона человек. Нижняя Галилея, приятная страна невысоких холмов, лежит к северу от Нагорья, отделена от него длинным коридором Долин. В центре Нижней Галилеи лежит Назарет, самый большой арабский город к западу от “зеленой черты”.
Собственно говоря, к западу от зеленой черты он оказался в результате войны 1948 года – по решению ООН о разделе Палестины Назарет должен был остаться палестинским, но был завоеван израильтянами, вместе со всей Галилеей. Завоеватели собирались изгнать его жителей, но американский еврей, занимавший важный пост в израильской армии, сумел предотвратить изгнание, и жители Назарета остались в своем городе. Назарет – живой, энергичный город, довольно процветающий и современный. На главной улице продают, возможно, лучший фалафелъв стране, и базар дешевле иерусалимского.
В Назарете – коммунистический муниципалитет, как в Неаполе; даже мэр города, маленький усатый и бодрый Тауфик Зиад похож на итальянского коммуниста, – подлинно-народный, веселый, дерзкий. Зиад – неизменный член кнесета, израильского парламента, где он, впрочем, редко бывает: занят городскими делами. Из всех депутатов-коммунистов он самый привлекательный, живой, за словом в карман не лезет. Однажды в парламенте тогдашний премьер-министр, Шимон Перес сказал: “Как можно вести переговоры с ООП, если у них внутренние разногласия решаются оружием”, имея в виду убийство Сартауи. “Как насчет Арлозорова? (сиониста-социалиста, в убийстве которого обвиняли учеников Жаботинского)” – бросил Зиад с места, и весь зал покатился со смеху.
В Назарете понимаешь, что израильская компартия – не «агенты Москвы», но подлинная живая партия Палестины. Она довольно умерена, и радикальные палестинские группы обвиняют ее в сотрудничестве с сионизмом. Компартия признает право Израиля на существование и молчит о возврате беженцев 48-го года, но ее влияние среди евреев невелико. Еврейский политический истэблишмент бойкотирует РАКАХ, и сионисты-социалисты не решились в 1984 году составить правительство, опирающееся на коммунистов. Но среди палестинцев – граждан Израиля («Израильских арабов», как их называют сионисты) коммунисты играют важную, если не главную роль.
Коммунистом был и отпетый в Назаретском соборе Благовещения православный палестинский писатель Эмиль Хабиби. Он был погребен в Хайфе, и на его надгробье выбита составленная им самим эпитафия: «Остался в Хайфе». Тонкий художник, Хабиби подытожил в этих словах важную часть своей жизни. Ведь для его поколения, как для Алисы в стране чудес, нужно было прилагать много усилий, чтобы остаться на одном месте. Наряду с Тауфиком Зиядом, он стал пророком «оставания», по-арабски – «цумуд».
После изгнания 90% коренного палестинского населения уцелевшие 10%, отцы теперешних «израильских арабов», оказались под страшным прессом военных властей, стали жертвами дискриминации. У них конфисковали земли, разрушали дома. Они не могли выйти из деревни без пропуска, подписанного еврейским комендантом. Но еще хуже было моральное давление. От них требовалось ежечасно демонстрировать свою преданность еврейскому государству, построенному на руинах Палестины и на могилах их близких. От них требовалось сотрудничать с органами госбезопасности. За отказ они шли на пытки или в изгнание.
Не удивительно, что целое поколение было сломлено. Когда в 1967 году Израиль завоевал остаток палестинских земель, встреча родичей с двух сторон «зеленой черты» оказалась непростой. Вольные палестинцы поначалу видели в своих израильских собратьях – изменников, коллаборационистов. Те и сами не знали, как объяснить свою позицию. Хабиби спас честь израильских палестинцев: он дал идеологическое оформление их пассивной борьбе. Она получила название «цумуда». Остаться на родине, удержаться вопреки всему – было настоящим подвигом, сказал Хабиби. Оставшиеся хранили память Святой Земли, память древней Палестины, память ее разоренных сел, память народа.
Герой его лучшего романа «Опсимист» (оптимист+пессимист) – профессиональный «цумудист», маленький человек, насмерть запуганный репрессивным сионистским аппаратом, ставший свидетелем гибели арабской Палестины и сотен сел Галилеи, готов унижаться перед новыми еврейскими правителями, махать израильским флагом, представляться идиотом, как Швейк – лишь бы удержаться и остаться на родине.
Мне он напомнил моего дядюшку Якова, московского инженера. Дядя Яков исхитрился не сесть в дни Сталина, он остался на своем месте в главке, когда вокруг рубили головы. Но он всего боялся. Даже ночью жене на ушко он не смел сказать того, что думал. В ГУЛАГ он не попал, но его опалило ужасом сталинской опричнины.
Опсимист родился в зажиточном селе Тантура, возле кургана древнего Дора. Тантура славилась своими арбузами, как Яффа – апельсинами. Она погибла в 1948 году. И на ее руинах построен кемпинг Нахшолим.
Сын Опсимиста бросает в лицо родителям слова, вполне понятные моему диссидентскому поколению: «Я с детства слышал только ваш шепот. Когда я пошел в школу, вы меня предупредили: «Держи язык за зубами». Когда я рассказал вам, что подружился с учителем, вы меня предупредили: «Может, он следит за тобой». Когда я проклял тех, кто разрушил Тантуру, вы прошептали: «Не болтай лишнего». Я пел под душем и отец мне крикнул: «Не пой эту песню. У стен есть уши. Надо быть поосторожнее». Хочу хоть раз в жизни не быть осторожным. Ведь я задыхался!»
Сын «опсимиста» обороняется от израильских солдат на руинах Тантуры. В конце книги «опсимист» возвращается на берег Тантуры, и разговаривает с еврейским мальчиком. «Мальчик спросил меня:
