Энтони Бивор - Высадка в Нормандии

Текст © Ocito Ltd, 2009

Карты © John Gilkes, 2009

Фото на обложке: ©Weintraub/Corbis/All Over Press, 2014

© Оржицкий А., Поляков В., перевод на русский язык, 2014

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2015

КоЛибри®

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Саутвик-Хаус[1] – громадное здание в стиле английского ампира, с богато украшенным лепниной фасадом и внушительной колоннадой портика. В начале июня 1944 г. в 8 км к югу от его месторасположения Портсмутская военно-морская база и все прилегающие бухты кишели судами всех типов, какие только можно себе представить: там теснились покрытые защитной серой краской боевые корабли, транспорты, десантные суда. День «Д» был назначен на понедельник, 5 июня, и погрузка на суда уже началась.

В мирное время особняк хорошо подошел бы для званых обедов в стиле романов Агаты Кристи, однако в 1940 г. его реквизировали для своих нужд Королевские военно-морские силы. В некогда великолепном парке и простирающемся за ним лесу повсюду теперь находились сборные домики и палатки, между которыми вились посыпанные гравием дорожки. Саутвик превратился в штаб адмирала сэра Бертрама Рамсея, командующего ВМС, предназначенными для обеспечения вторжения в Европу, а также в передовой КП Верховного штаба союзных экспедиционных сил (ВШ СЭС). На холме Портсдаун-Хилл установили зенитные батареи для защиты штаба и расположенных на побережье верфей от налетов люфтваффе.

На юге Англии уже давно свирепствовала засуха, вызванная сильной жарой. 29 мая была зафиксирована температура без малого 38 градусов по Цельсию, а группа метеорологов при штабе генерала[2] Дуайта Д. Эйзенхауэра заметно встревожилась. Возглавлял эту группу доктор Джеймс Стэг – долговязый шотландец с вытянутым лицом и аккуратно подстриженными усиками. Стэг считался ведущим гражданским метеорологом страны, а ныне ему присвоили звание полковника Королевских военно-воздушных сил, чтобы придать необходимый авторитет в военных кругах, где штатских не жалуют.

С апреля Эйзенхауэр проверял возможности Стэга и его подчиненных, требуя каждый понедельник прогноз на три дня, а затем сверяя его с действительной погодой. 1 июня, в четверг, за день до того, как могучие линкоры должны были выйти в море с базы Скапа-Флоу и обогнуть северо-западную оконечность Шотландии, метеорологические станции отметили образование нескольких областей низкого давления в Северной Атлантике. Шторм в проливе Ла-Манш мог потопить десантные суда, а также вызвать панику среди собранных на кораблях солдат. Серьезную опасность представляли также низкая облачность и резкое ухудшение видимости, поскольку успех десанта зависел от того, удастся ли авиации и флоту союзников подавить немецкие береговые батареи и доты. Тем временем погрузка на корабли первого эшелона десанта численностью 130 000 человек уже началась; отводилось на погрузку два дня.

Стэга приводила в бешенство разноголосица между английскими и американскими метеорологическими подразделениями: они все получали со станций одни и те же сводки, а вот анализ полученных данных у них никак не сходился. Не желая закрывать на это глаза, он был вынужден доложить генерал-майору Гарольду Р. Буллу, помощнику начальника штаба верховного командующего, что положение сложилось «нелегкое и запутанное».

– Бога ради, Стэг! – взорвался Булл. – Разберитесь с этим сами к завтрашнему утру, до совещания у верховного командующего. Генералу Эйзенхауэру забот и без того хватает.

Стэг вернулся в свой сборный домик, снова засел за метеосводки и начал переговоры с подразделениями.

Накануне дня «Д» Эйзенхауэру и впрямь было о чем тревожиться. Внешне спокойный, как всегда доброжелательно улыбающийся всем, невзирая на звания, он выкуривал по четыре пачки «Кэмел» в сутки. Закуривал, откладывал дымящуюся сигарету в пепельницу, вскакивал из-за стола, возбужденно шагал из угла в угол и прикуривал новую. Кофе, который он пил чашку за чашкой, тоже не помогал успокоиться.

Откладывать вторжение было слишком рискованно. 175 000 солдат двух первых эшелонов, набившись на корабли как сельди в бочку, в шторм могли растерять весь свой боевой пыл. Линкоры с кораблями сопровождения, готовые пройти вдоль берегов Британии в Ла-Манш, можно было повернуть назад лишь раз – потом им потребуется дозаправка. А уж вероятность того, что их заметят немецкие самолеты-разведчики, возрастала неимоверно.

Главной задачей всегда оставалось обеспечение внезапности удара. Почти все южное побережье Англии было покрыто вытянувшимися в длину военными лагерями (их прозвали «сосисками»), где войска вторжения, как считалось, надежно изолированы от всех контактов с внешним миром. Тем не менее кое-кому из солдат все же удавалось выскользнуть за колючую проволоку, хлебнуть напоследок кружку-другую в пивной, повидаться с женами и подругами. Да и вообще возможностей утечки сведений на всех уровнях было не сосчитать. Одного американского генерала ВВС, например, с позором отправили на родину после того, как он выболтал дату начала операции «Оверлорд»[3] на вечеринке в ресторане гостиницы «Клариджиз». Теперь новый повод для волнений – вдруг кто-нибудь обратит внимание на «пропажу» с Флит-стрит журналистов, приглашенных сопровождать войска вторжения?

В Англии всем было понятно, что день «Д» вот-вот наступит, знали это и немцы, но нельзя было допустить, чтобы противник узнал, где и когда именно произойдет высадка. Начиная с 17 апреля все сообщения, направляемые иностранными дипломатами, подвергались цензуре, а въезд и выезд из страны жестко контролировался. К счастью, английской службе безопасности удалось переловить всех немецких агентов на Британских островах. Большинство из них перевербовали, и теперь они отправляли своим бывшим хозяевам ложную информацию. Эта система дезинформации, которую координировал комитет Двадцать[4], была направлена на то, чтобы создать противнику максимальные «шумовые помехи». Система являлась стержнем операции «Фортитьюд» («Стойкость») – крупнейшей за всю историю войн дезинформационной операции, которая превосходила по размаху даже развернутую в это же время Красной армией маскировку[5] с целью скрыть направление и сроки главных ударов операции «Багратион» – сталинского летнего наступления, направленного на окружение и разгром немецкой Группы армий «Центр» в Белоруссии.

План «Фортитьюд» включал мероприятия по нескольким направлениям. «Фортитьюд-Север» преследовал цель удержать немецкие дивизии в Норвегии. Ради этого распространялись слухи об английской «4-й армии», якобы сосредоточенной в Шотландии для нанесения удара по Норвегии. Главную же роль играл «Фортитьюд-Юг», задачей которого было убедить немцев в том, что всякая высадка в Нормандии – не более чем отвлекающий маневр, чтобы оттянуть немецкие резервы от пролива Па-де-Кале. Противник должен был поверить, что широкомасштабное вторжение произойдет во второй половине июля между районом Булонь и устьем реки Сомма. Распространялась информация о вымышленной «1-й армейской группе» на юго-востоке Англии, насчитывающей якобы одиннадцать дивизий под командованием генерала Джорджа Паттона-младшего – военачальника, которого немцы боялись больше всего. Эту дезинформацию подкрепляли картонные макеты самолетов, надувные «танки» и 250 макетов десантных кораблей. Наряду с реальными воинскими частями и соединениями «создавались» и сугубо вымышленные – например английская 2-я воздушно-десантная дивизия. Чтобы еще сильнее ввести противника в заблуждение, два «штаба» несуществующих корпусов непрерывно вели между собой переговоры по радио.

Одним из самых ценных агентов-двойников, работавших на английскую разведку в рамках операции «Фортитьюд-Юг», был каталонец Хуан Пужоль, имевший агентурную кличку Гарбо. Совместно со своим куратором из английской спецслужбы он создал целую сеть из двадцати семи вымышленных «агентов» и заваливал мадридскую резидентуру немецкой разведки сообщениями, тщательно составленными и отредактированными в Лондоне. За несколько месяцев, непосредственно предшествовавших дню «Д», было отправлено примерно 500 радиодонесений. Содержавшиеся в них подробности складывались в ту мозаику, которую комитет Двадцать составлял, чтобы убедить немцев, будто главный удар будет нанесен позднее в районе Па-де-Кале.