Половой рынок и половые отношения - Александр Иванович Матюшенский

Предлагая читателямъ нашъ трудъ, мы должны оговориться, что не претендуемъ на исчерпывающее значеніе сдѣланныхъ нами изысканій. Наша задача много скромнѣе. Только намѣтить, — а никакъ не установить, — болѣе или менѣе правильный взглядъ на такъ называемую продажную любовь и ея жрицъ и жрецовъ. Тѣмъ не менѣе рядъ имѣющихся въ нашемъ распоряженіи фактовъ даетъ достаточный матеріалъ для того, чтобы безошибочно найти причины и источники продажной любви. На первомъ мѣстѣ тутъ несомнѣнно стоитъ съ одной стороны голодъ, нужда и невѣжество, а съ другой— пресыщеніе, бездѣлье и безсердечіе… И только на второе или на третье мѣсто можно поставить желаніе задавленнаго подневольнымъ трудомъ и нуждой человѣка (женщины) «пожить повеселѣе». Но и тутъ въ значительной мѣрѣ вліяетъ развращающій примѣръ «властителей жизни», распространяющихъ «угаръ веселья» на соприкасающіеся съ ними слои трудящагося населенія.

Въ сферѣ вліянія этого угара создается пряная атмосфера разгула и циничнаго разврата, захватывающаго въ водоворотъ отрицанія какихъ бы то ни было принциповъ въ особенности темныя, малосознательныя единицы. Какому нибудь полуграмотному мастеру, трудно не слѣдовать примѣру

блестящаго инженера, директора завода, который въ глазахъ такого мастера является идеаломъ ума и образованности. Еще легче тому же вліянію подчиняется деревенская дѣвушка, попавшая въ сферу притяженія «угара». Она слѣпо, какъ мотылекъ, летитъ на огонь и… гибнетъ, безвозвратно и въ ужасныхъ страданіяхъ.

Въ корнѣ же всего этого моря зла и страданій стоитъ несомнѣнно самый строй жизни, система, отъ давленія которой не свободны не только рабы, но и господа. И если рабы гибнутъ въ мукахъ и страданіяхъ въ лицѣ отдѣльныхъ особей, то господа, какъ намъ представляется, идутъ къ безславному концу полнымъ комплектомъ, хотя и безъ мукъ. Пьяной компаніей, въ атмосферѣ цинизма и разврата, они медленно, но вѣрно подвигаются къ своей исторической могилѣ.

Повторяемъ, въ нашемъ трудѣ нѣтъ чего либо исчерпывающаго и законченнаго. Мы даемъ только рядъ фактовъ и отношеній общественныхъ единицъ, которые, какъ намъ кажется, сами по себѣ намѣчаютъ путь изслѣдованія, которое мы и предоставляемъ другимъ, обладающимъ лучшими условіями для серьезной и обширной работы, чѣмъ мы.

Атворъ.

Съ тѣхъ поръ прошло три года, а эти двѣ фигуры и сейчасъ стоятъ предъ моими глазами.

Я ихъ встрѣтилъ совершенно случайно, или, вѣрнѣе, не встрѣтилъ, а почти наступилъ на нихъ въ ихъ болѣе чѣмъ странномъ жилище

Я жилъ тогда въ одномъ приморскомъ городѣ.

Мнѣ нужно было лодку, чтобы прокатиться по морю. Была зима, но погода стояла такая чудная, луна такъ заманчиво разсыпала по волнамъ серебряныя блестки, что я какъ-то невольно съ набережной направился къ одной изъ пристаней, гдѣ обыкновенно стояли лодочники-персы съ своими лодками. Лодки были тутъ, но ни одного лодочника не было.

— Лодочникъ! — крикнулъ я и стукнулъ о край пристани палкой.

Палка вырвалась у меня изъ рукъ и полетѣла подъ пристань, на откосъ берега. Палку мнѣ не хотѣлось терять, и я по берегу сталъ спускаться къ водѣ. Подъ пристанью было совершенно темно, я полѣзъ въ карманъ за спичками, а самъ осторожно подвигался впередъ. Какъ вдругъ подъ ногой я почувствовалъ что то мягкое — живое и въ то же время услышалъ молодой еще совсѣмъ мальчишескій голосъ:

— Что ты на людей то лѣзешь!

Я зажегъ спичку и отступилъ на шагъ.

Предо мной была куча тряпья, грязнаго, законченнаго, изъ котораго сверкали четыре глаза.

— Кого тебѣ? — проговорило тряпье.

— Какъ, кого?

— Ну, ее или меня нужно?

Я ничего не понималъ, но затѣмъ понялъ, — это были: дѣвочка и мальчикъ, занимающіеся проституціей. Ему было тринадцать, ей двѣнадцать лѣтъ. Здѣсь они жили, здѣсь же и принимали своихъ посѣтителей, или гостей, какъ называли они ихъ.

— Мы думали ты къ намъ идешь, — разочарованно проговорилъ мальчикъ послѣ нѣкоторыхъ весьма откровенныхъ поясненій.

— Но какъ же вы тутъ живете? Вѣдь холодно.

— А гдѣ же намъ жить? — отвѣтилъ мальчикъ вопросомъ же.

— Развѣ у васъ нѣтъ никого родныхъ?

— Нѣтъ.

— И давно вы тутъ?

— Всегда.

— Какъ, всегда?

Такъ и всегда! — съ досадой повторилъ мальчикъ.

Дѣвочка все время молчала, хотя не спускала съ меня глазъ.

— Тутъ наше мѣсто, — пояснилъ, минуту спустя, мой собесѣдникъ. — Подъ другими пристанями другіе, а тутъ — мы съ Дунькой.

— А она тебѣ какъ приходится?

На это мальчикъ отвѣтилъ грубой сальностью, изъ которой можно было понять, что дѣвочка его любовница. Изъ дальнѣйшихъ разговоровъ съ ними я узналъ, что они жили на общій заработокъ, при чемъ кассой завѣдывалъ мальчикъ, онъ же производилъ и всѣ расходы.

— И много вы зарабатываете? — спросилъ я.

— Сколько придется.

— Вчера мнѣ одинъ баринъ полтинникъ далъ, — отозвалась дѣвочка. Она, повидимому, гордилась такимъ „большимъ" заработкомъ.

— А къ вамъ и господа ходятъ?

— А то нѣтъ! — обидчиво отозвалась дѣвочка.

Я не сталъ разспрашивать, что за господа пользуются этими несчастными; меня больше интересовали ихъ взаимныя отношенія; мнѣ хотѣлось узнать, какъ этотъ сынъ улицы относится къ своей подругѣ, какъ къ супругѣ и какъ къ товарищу по работѣ. Я желалъ поэтому продлить бесѣду, а, между тѣмъ, мнѣ было не по себѣ въ этомъ темномъ мѣстѣ, подъ настилкой пристани, гдѣ, можетъ быть, еще за часъ до этого совершалось надруганіе надъ дѣтскимъ тѣломъ.

— А вѣдь они, вѣроятно, голодны? — Кстати пришла мнѣ въ голову мысль, и я рѣшилъ пригласить ихъ куда-нибудь поужинать.

— А гдѣ вы ужинаете? спросилъ я ихъ.

Они сначала меня не поняли, повидимому, понятіе „ужинъ", какъ нѣчто обязательное, ежедневно повторяющееся, имъ было неизвѣстно. Они просто ѣли, когда къ тому была возможность, но совершенно не понимали возможности установленія времени для ѣды. Это было внѣ условій ихъ жизни. Аппетитъ у нихъ былъ всегда, въ теченіе 24 хъ часовъ въ сутки, и если есть ѣда, то они ѣли во всякое время съ удовольствіемъ, хотя бы десять разъ въ сутки. Но дѣйствительность въ этомъ отношеніи ихъ не баловала и далеко не сообразовалась съ ихъ аппетитомъ: насыщаться имъ приходилась часто вдвое и даже втрое сутокъ разъ. За то бывали дни, когда они ѣли по шести разъ и даже болѣе.

Вотъ почему мой вопросъ объ ужинѣ вызвалъ вмѣстѣ и улыбку и недоумѣніе на лицахъ моихъ собесѣдниковъ.

— Что смѣетесь? Я спрашиваю, гдѣ вы ѣдите?

— Гм! гдѣ мы ѣдимъ, Дунька! — насмѣшливо проговорилъ мальчикъ и толкнулъ свою подругу локтемъ.

Дунька хихикнула и уткнула свой носъ въ бывшее на ней тряпье.

— Ну, если бы вы сейчасъ захотѣли ѣсть, куда бы вы пошли?

Захотѣли! — иронически проговорилъ мальчикъ. —