Колчаковцы были беспощадны к арестованным. Копейских рабочих Полещука, Голубцова, Якимова, Демина и других уже при аресте подвергли шомполованию и порке плетьми. Рабочий Демин рассказывал впоследствии, что на Тугайкульских копях в коридоре штаба были установлены два столба с березовой перекладиной, на которой арестованных подвешивали и пороли.
Дыба! Так пытали только 200—300 лет назад во времена средневековой инквизиции.
В комендатуре челябинской контрразведки арестованных подвергали самым жестоким пыткам. В тюрьму приводили всегда избитых людей.
«У приводимых из контрразведки, — вспоминал Полещук, — на спинах от ударов плети или шомпола зияли черные полосы запекшейся крови… У многих были перебиты кости в ногах, а некоторые имели совершенно черный цвет лица, это те, которых били несколько раз до потери сознания, выносили на двор, обливали водой и ставили в снег головой. Приемов у палачей было много, которые в одинаковой степени применялись как к мужчинам, так и к женщинам».
Арестованные держались стойко, и ни один из них не выдал товарищей, оставшихся на свободе.
С исключительным мужеством и самообладанием держала себя на допросах Соня. Белогвардейские следователи знали о ее руководящей роли в организации и потому были особенно беспощадны к ней. Они хотели заставить заговорить девушку-революционерку. Ее спрашивали:
— Софья Кривая, вы состояли в партии большевиков?
— Да! — с гордостью отвечала девушка.
— Кто еще состоял в организации?
— Я отвечать не буду!
И тогда взбешенные палачи начинали дико истязать Соню. Потом начинался допрос обессиленной девушки сначала. Горели ненавистью глаза героини-революционерки, но она неизменно твердила одну и ту же фразу:
— Бейте, палачи, не скажу!
Еще мучительнее были пытки тогда, когда Соню сводили глаз на глаз с Лобковым. При нем начинали истязать девушку. Они знали, что весь клубок, все нити подполья были в его руках. Палачи рассчитывали, что руководитель большевистской организации поддастся чувству жалости и заговорит.
Лобков видел, как кровавые рубцы от ран покрывали тело девушки. Он содрогался от боли, щемило сердце, он был полон ненависти к палачам, но… Соня молчала, молчал и Лобков.
Тогда палачи начинали шомполами бить Лобкова на глазах девушки. От нечеловеческих страданий юноши у Сони разрывалось сердце, она ощущала каждый свистящий взмах шомпола. Ей хотелось броситься к Лобкову, сказать слова утешения, но кругом стоял конвой, злобно следили за ней палачи. Соня отворачивалась. Лобков молчал. Молчала и Соня.
А когда офицеры из контрразведки уставали истязать, двое истекающих кровью большевиков обменивались взглядами: в них была гордость друг за друга, одобрение, ласка. Лобков и Соня ясно отдавали себе отчет: они обречены, их неизбежно ожидает смерть.
Их мучительные пытки в контрразведке продолжались долго.
Вот что рассказывал впоследствии Лобков товарищам по камере:
— Мы уже знали заранее, когда будут избиения, так как в этот день контрразведчики из тюрьмы по телефону вызывали своих знакомых к определенному часу, говоря, что сегодня будет «представление». Меня били несколько раз шомполами, нагайками, кулаками, пинками и чем угодно, а после потери сознания отливали водой и снова били. В общем это было что-то кошмарное.
Пытки не сломили железной воли и дисциплины большевиков. Враги не узнали о товарищах на свободе и их работе.
* * *
14 апреля 1919 года всех арестованных под усиленным конвоем отправили в Уфу. Их везли на верную смерть. Соня, несмотря на нестерпимую боль после истязаний, вела себя бодро, рассеивала тяжелое настроение товарищей, добивалась, чтоб они перед смертью были такими же бодрыми и бесстрашными, как на допросах. Соня запевала революционную песню. Ее подхватывали другие. По песне люди на станциях узнавали о секретных пассажирах. И вот неведомыми путями к узникам попадали записки. Их часто писали каракулями, на обрывках газет белогвардейские солдаты. Они заверяли, что когда попадут на фронт, то перейдут на сторону Красной Армии.
В Уфе челябинских коммунистов изолировали в застенках мрачной тюрьмы. Новые пытки и истязания ничего не дали палачам. Затем начался военно-полевой суд. Три дня тянулась судебная процедура, хотя судьба всех была заранее предрешена. Суд приговорил большинство к повешению, а остальных к многолетним каторжным работам.
Вот он, документ белогвардейских палачей. Его нельзя читать без ненависти и презрения.
«В судебном заседании от 12 до 15 мая 1919 года в г. Уфе, — говорится в приговоре белогвардейского военно-полевого суда при штабе западной армии, — рассмотрев дело о 66 коммунистах по обвинению в том, что в начале 1919 года (по март месяц) во время войны с Советской властью в г. Челябинске и Челябинском уезде составили преступное общество, именовавшееся «Российской Коммунистической партией большевиков», заведомо поставившее целью своей ниспровержение, путем вооруженного восстания, существующего в России ныне государства и общественного строя, замену его Советской властью и коммунистическим строем и заведомо имевшее в своем распоряжении средства для взрыва и склады оружия, причем для достижения указанной цели организовали ряд конспиративных ячеек (так называемых десятков) среди войск, рабочего и сельского населения, связанных между собой общим руководством центрального военного отдела сообщества г. Челябинска (так называемого Военно-революционного штаба), от которого-получали руководящие указания, инструкции, деньги, оружие и взрывчатые вещества.
Помимо сего, из них обвиняются:
1. Голубев, Григорьев, Гершберг и Софья Кривая в том, что, руководя деятельностью своего сообщества и организовав связь сообщества с правительством Советской России и подобными же сообществами в гор. Омске, Екатеринбурге и др., занимались провозом из Советской России на потребности сообщества крупных сумм денег, снабжая деньгами его членов, передавали таковым руководящие распоряжения и инструкции от Советского Правительства, собирали и пересылали означенному Правительству сведения военного характера, приготовляли для безопасного проезда членов сообщества с территории Советской власти подложные паспорта, неоднократно составляли, печатали и распространяли прокламации и брошюры, призывающие к ниспровержению существующего государства и общественного строя.
Суд постановил: Голубева (Лобкова — П. М.), Гершберга, С. Кривую, Лепешкова, Синцова, Тихова, Якишева, Царегородцева, Полещука, Берестова лишить всех прав состояния и подвергнуть смертной казни через повешение»[3].
Дальше в приговоре определена суровая мера наказания для остальных участников большевистского подполья: повешение, расстрел, каторга.
В ночь с 17 на 18 мая открылись камеры смертников. Большевиков выводили на расправу. Уже в коридоре их дико избивали. Выходившие во двор были окровавлены.
Приговоренных к смерти выстроили в ряд у стены тюрьмы. Расстреливали пьяные казаки. Раненых добивали прикладами, рубили шашками, отрубали руки. В камерах заключенные слышали стоны: «Кончайте скорее!»
«Два часа шла кровавая расправа белогвардейцев над коммунистами, — свидетельствует очевидец. — Наконец все стихло. Послышался скрип ворот и грохот двуколок: это увозили мертвых. Поутру пришедшим в тюрьму с передачей был виден кровавый след, идущий от тюрьмы далеко по мостовой. Изрубленный труп Лобкова палачи увезли на гору и незарытым бросили в старые окопы».
Так героической смертью, смертью бесстрашных в эту ночь погибли Соня Кривая, Лобков, Гершберг, Григорьев, Лепешков, Скребков, Смирнов, Кудрявцев, Ветров, Преджелковский, Джарговский, Комеляк, Берестов, Черепанов, Синцов, Зыков, Отрыганьев, Широков, Масленников, Тихов, Якимов, Сазонов, Горшков, Петряков, Лихачев, Жилов, Новиков, Грачев, Туликов, Чикишев.
Деятельность Южноуральского большевистского подполья показала, что революционный закал в трудящихся массах велик и они готовы на вооруженное восстание. Вот почему вскоре же после ареста челябинских коммунистов генерал Ханжин разразился суровым приказом:
«В тылу, — говорилось в нем, — находятся преступные лица, которые ведут агитацию за восстановление власти большевиков. Приказываю всем гражданам сел, деревень и станиц немедленно арестовывать и доставлять военным властям всех бунтарей — большевиков и агитаторов. Немедленно сдать все оружие военного образца. Подчиняться начальникам отрядов, посылаемых мною для водворения порядка.
Войскам приказываю беспощадными мерами водворить порядок и спокойствие в селах, деревнях, станицах. Жители, которые будут виноваты в укрывательстве, участии или хранении оружия, — будут расстреляны, их имущество и дома сожжены…»
