Вот видишь, Васёчек, как всё прекрасно! Правда? Дома всё замечательно, дети здоровы, Люся тоже, дома изобилие, даже елок и то две, и обе наряжены. Ребятушки одеты, обуты, всё слава богу. Здоровье мое крепкое, стал малость засекаться на прямой, ну да это пройдет».
Но был в письме и крик души: «Ёбаная эта жизнь! Ничего не успеваешь, писать стал хуже, и некогда, и неохота, и не умею, наверное. Иногда что-то выходит, и то редко. И ни с кем ни про что не поговорить. И все звонят – приходи… и все время чего-то догоняешь и не хочу ничего и никого видеть и не делаю то, чего хочется, потому что сам не знаю чего хочется. Одно знаю точно, что есть только работа, много работы. И больше ничего. ‹…›
Я придумал кое-что написать всерьез, но пока не брался, все откладываю.
Вот, мол, на новой квартире возьмусь, а ведь знаю, что не возьмусь, что дальше песен не двинусь, да и песни-то, наверное, скоро брошу, хотя неохота. ‹…›
Я всю эту слезливую тираду написал, чтобы тебя разжалобить и чтоб ты приезжал. А то ты там золото решил мыть. Ты что, обалдел? Ты его мыть, а его в Канаду или на медали спортивные. И не думай. Вот приедешь – займемся твоим трудоустройством и развяжу ненадолго с тобой. Вот. Я действительно, Гарик, очень по тебе скучаю и часто думаю – был бы Васёчек рядом – все было бы хорошо. Теперь про твои дела. Я очень давно не видел обоих наших модных поэтов. И еще – у меня такое ощущение, что они не будут этим заниматься. У них своих дел – воз. Женя, правда, сказал, давай, давай, приезжай – и уехал в Чили.
Где он сейчас – не знаю. Но… Васёчек, когда ты приедешь, нужно будет все делать на месте и с тобой. Если от них что-нибудь зависит – мы их возьмем за зебры, а может, и не их. Ты говорил про отдел поэзии в каком-нибудь журнале. Буду узнавать. И мне кажется, Гарик, что вообще для тебя постоянная работа всегда найдется. Тем более что она тебе не главное. Тебе надо писать. И время на это. Верно? Так что ты приезжай, и все. Матушка твоя тоже стосковалась, а уж шалава, наверное… Ну, хрен с ней, Васёчек! Ты там смотри не женись! Да еще на чукче. А то дети пойдут косоглазые, а их с китайцами могут перепутать. А потом будешь ты всю жизнь заниматься переводами с чукотского, потому – уж если ты выберешь чукчу, то обязательно поэтессу».
И прислал в этом письме отрывки из новых песен:
«Сказка – Лукоморье»
И русалка, вот дела, честь недолго берегла
И однажды, как смогла, – родила.
Тридцать три же мужика не желают знать сынка —
Пусть считается пока – сын полка.
Ты уймись, уймись, тоска,
У меня в груди!
Это – только присказка,
Сказка – впереди!
Приедешь – спою всю. А рифма какая – чуешь? Или еще:
Дал оружье Любе я
В целях дружелюбия.
В это же письмо была вложена его фотка, где он у микрофона с гитарой во время какого-то концерта.
А через несколько месяцев, в мае, Володя во время очередного загула прилетел ко мне в Магадан.
…В этот вечер я дежурил «по газете». Вычитав все полосы, я договорился с печатниками, что они позвонят мне, когда надо будет подписывать газету в печать. Жил я тогда в доме буквально в паре минут ходьбы от типографии.
Только сел попить чайку – звонок:
– Васёчек, это я!
Услышав голос Володи, я ничего не мог понять, так как сначала подумал, что звонят из типографии.
– Ты?! Ты где?
– Я здесь, в редакции. Звоню от дежурного милиционера. Он мне дал твой телефон…
– Стой там. Я через пару минут буду!
Я все еще не мог поверить, что это Володя. Здесь, в Магадане…
Едва мы обнялись, он тут же мне выпалил, что приятель его приятеля оказался летчиком, летающим в Магадан, и… вот он здесь.
По его виду и запаху я сразу все понял.
– Володь, ты развязал?!
– Слегка. Есть причина…
– Ну, причина всегда найдется…
– Такая, как эта, раз в жизни…
– И что же это за причина?
– Понимаешь, Васёчек, сейчас Сергей Юткевич снимает фильм «Сюжет для небольшого рассказа» про Чехова. На роль Лики он пригласил Марину Влади. Меня с ней познакомили… И я, Васёчек, пропал…
– У тебя с ней роман?
– Нет, но, кажется, будет…
– Что за ерунда, Васёчек. Что значит – кажется?
– Не знаю. Сам не могу себе объяснить. Но вот чую сердцем – что-то будет… Она такая… А ты знаешь, как за ней все в Москве увиваются… И Женя Евтушенко, и Вася Аксенов…
– И ты за компанию…
– Ну ладно, Васёчек, тебе все шуточки да хаханьки… А я… Вот если бы можно было тут же жениться на ней, я бы с ходу женился. У меня никогда такой уверенности и такого желания жениться не было. А тут – сразу… ‹…›
– Ладно, уже поздно, давай спать. Утро вечера мудренее…
– Но и в вечере что-то есть…
– И все-таки, почему, Васёчек, ты решил, что у тебя с Мариной будет роман?
– Потому что я очень давно мечтал о ней, мечтал и встретил, а раз так, то обязательно что-то должно быть… Я в первый же вечер сказал, что давно люблю ее… А когда она улетела в Париж, написал ей песню… Завтра спою, сейчас глаза слипаются…
Мы замолчали. А я лежал и думал об услышанном, почему-то не придавая особого значения этой новости, ибо родилась она, насколько я мог понять, не до, а во время этого загула. А в такие периоды с Володей могло произойти все что угодно и прекращалось сразу же, как только прекращался и сам загул. Мне казалось, что и на сей раз с этой новоявленной любовью будет то же самое.
На следующий день после дежурства по газете мне полагался выходной, и мы пошли бродить по Магадану. Я показывал районы, где когда-то находились лагеря, оставившие свои следы в перекошенных строениях барачного типа.
Проходя по центру города, мимо Главпочтамта, я сказал, что вот здесь получаю от него письма, которые он хоть и редко, но все же мне пишет…
– Васёчек, давай зайдем, – встрепенулся вдруг Володя.
– Зачем?
– Хочу позвонить Марине.
– Куда?
– В Париж.
– Ну и что ты ей скажешь? – продолжал допытываться я.
– Скажу, что люблю ее.
– Васёчек, она воспримет это как шутку. Почему же ты не позвонил ей из Москвы и не сказал об этом? Неужели для этого необходимо было прилетать в Магадан?
– Нет, ты не понимаешь, – пытался убедить меня Володя. – Я ей скажу, что вот я прилетел к тебе, мы здесь с тобой, и говорим о ней, и ты мне сказал, что если я ее люблю, то надо, чтоб она об этом узнала, и чем раньше, тем лучше, и поэтому я решил ей немедленно позвонить…
Я понял, что от этой сумасбродной идеи отговорить его не удастся. Мы зашли на Главпочтамт. Заказы на междугородные разговоры принимала очень миловидная телефонистка.
– Девушка, у меня к вам просьба, можно сказать, всей моей жизни. Если вы мне откажете, то сделаете меня самым несчастным человеком на земле. Вот вы такая милая, молодая, красивая. Скажите, вы счастливы?
Телефонистка кокетливо улыбнулась.
– Ну правда, скажите, вы счастливы? – не унимался Володя. – Не может быть, чтобы вы не были счастливы… У вас непременно должен быть человек, которого вы любите и который безумно любит вас. Ведь правда, я угадал?
– Правда, – чуть смущенно ответила телефонистка.
– Тогда вы не можете не понять меня и не выполнить мою просьбу.
– А какая у вас просьба?
– Мне необходимо поговорить с Парижем.
– С Парижем? Вряд ли. Но сейчас узнаю. Быть может, как-то через Москву. А какой номер в Париже?
– Не знаю.
– Как не знаете? А кому же вы хотите звонить?
– Марине Влади.
– Ну ладно, ребята. Я думала, у вас действительно что-то серьезное…
– Девушка, милая, у меня очень серьезное… Мне необходимо поговорить с Мариной Влади.
Телефонистка продолжала улыбаться, но уже не слушала Володю, так как, судя по всему, все-таки соединилась с Москвой.
– Пятая, это Магадан. Здесь один чудак хочет заказать Париж, правда, не знает номера телефона.
Наступила пауза, во время которой московская телефонистка, вероятно, что-то уточняла.
– С Мариной Влади, – сказала магаданская.
Опять пауза.
– Нет-нет, – продолжила девушка и рассмеялась. Продолжая улыбаться, она объяснила нам, что это невозможно по техническим причинам.
– А почему вы так смеялись? – расстроенно спросил ее Володя.
– Москва сказала, что попытается это сделать только в том случае, если разговор заказывает Ален Делон.
Мы вышли из Главпочтамта.
– Я же говорил, что из твоей дурацкой затеи ничего не выйдет.
– Вовсе она не дурацкая, а просто технически невыполнимая, – уже успокоившись, сказал Володя и тут же опять стал говорить про Марину – какая она красивая, обаятельная, с каким вкусом одета и держится, и что весь «Мосфильм» по ней сошел с ума, а она всем знаменитостям предпочла его…
– Васёчек, что значит «предпочла»? – невольно вырвалось у меня.
– Нет, еще ничего не было. Но, кажется, будет…
На этом тема Марины была закончена. Но зато продолжалось то давно знакомое мне его состояние, когда ему непременно надо было куда-то ехать или кому-то звонить.
