…Два крючкотворца, как и две красавицы, не бывают друзьями. Но на какое-то время могут стать компаньонами.
Непримиримыми подельниками поневоле Андропов и Цвигун останутся на всю жизнь. До самоубийства Цвигун будет безуспешно предпринимать попытки дискредитировать Андропова, чтобы, столкнув его с «золотого крыльца», самому стать председателем КГБ СССР.
Скрытое противостояние между замом и начальником началось с первого дня их совместной работы. Но если Андропов относился к Цвигуну, как аристократ к поданному гардеробщиком чужому пальто в ожидании его замены, то в отношении Цвигуна к своему шефу прослеживалась агрессивная напористость сержанта-сверхсрочника, который постоянно стремится подставить своего командира и доказать ему, вчерашнему выпускнику военного училища, «что сапоги надо чистить с вечера, чтобы с утра надевать их на свежую голову».
Происходило это ещё и от того, что Цвигун значительно дольше, чем Андропов, находился на руководящих должностях в системе КГБ.
По мнению Цвигуна, Андропов – ловкий царедворец со Старой площади, который не способен разобраться в системе государственной безопасности вообще и в специфических методах разведки и контрразведки, в частности. Что путного можно ожидать от этой гражданской «штафирки»?!
И хотя авторитет самого Цвигуна среди профессионалов был равен нулю, как говорится, за душой ничего не было, но за спиной кто-то стоял. И не кто-то, а сам Леонид Ильич со всеми вытекающими последствиями. Чувство мнимого превосходства над Андроповым и желание занять его место являлось внутренним движителем Цвигуна на протяжении всей их совместной работы. В качестве первой серьезной проверки устойчивости Андропова, его способности держать удар, можно рассматривать расстрел машины с космонавтами на борту, устроенного неким Ильиным, армейским офицером, у Боровицких ворот 22 января 1969 года. И проверку эту устроил не кто иной, как Семён Кузьмич Цвигун…
Кандидаты в ГеростратыЕсть народная примета: если в первый день Нового года что-то не заладится, то так дальше и пойдёт.
1 января 1969 года Александра Васильевна, проживавшая со своей престарелой матерью и приёмным сыном Виктором в Ленинграде на Васильевском острове по улице Наличной, обнаружила в домашней кладовке три взорвавшиеся банки с любимыми грибочками…
…Утром того же дня председателю КГБ СССР Юрию Владимировичу Андропову комендант Кремля генерал Шорников доложил, что при попытке проникновения на вверенную ему территорию, у Спасских ворот задержан некто Гадюко, прибывший из Киева на приём к Леониду Ильичу Брежневу.
В ходе интенсивных допросов удалось установить, что месяцем ранее задержанный послал генеральному секретарю письмо с просьбой о личной встрече и 30 декабря 1968 года в программе «Время» диктор якобы объявил: «Леонид Ильич согласен.»
Киевлянин сигнал принял и на радостях преодолел за пару суток путь от Киева до Москвы на… велосипеде.
И хотя путешествие могло бы претендовать на несколько строчек в Книге рекордов Гиннесса, запись о рекордсмене была сделана лишь в журнале поступления больных в лазарет внутренней Лубянской тюрьмы. Туда ходок угодил по причине обморожения лица и рук, а также для выявления возможных соучастников «ледового похода».
– Слушай, Иван Филиппович, что в последнее время происходит в твоём хозяйстве? – по обыкновению тихо и проникновенно спросил Андропов.
Шорников понял, что имеет в виду председатель.
С 1968 года Кремль, Красная площадь и даже Мавзолей стали местами тотального паломничества душевнобольных. Более того, превратились в объекты вредительских посягательств.
В апреле на главную площадь страны въехал экскаватор, который незамеченным (!) пробирался туда аж из Тёплого стана, где прокладывали новую ветку метрополитена.
Скрытно многотонная махина покинула строительную площадку. Не прошло и пяти часов, как она перевалила через Малый Каменный мост, поднялась по Васильевскому спуску и очутилась у Мавзолея. Охранники буквально схватили экскаватор за многотонную «руку», лишь когда она уже была занесена над усыпальницей вождя.
Свихнувшегося экскаваторщика гэбэшники, переодетые милиционерами, извлекли из кабины и отправили в лазарет внутренней Лубянской тюрьмы. Туда же были доставлены и обнаруженные в кабине экскаватора вещдоки: раскладушка и суконное одеяло, которые неопровержимо свидетельствовали о том, что их хозяин имел твёрдое намерение занять освободившееся после ХХII съезда КПСС ложе Иосифа Сталина.
Главную улику – экскаватор к делу приобщать не стали, а сразу вернули в «Мосметрострой». Но фотографии с него сделали, их-то и подшили сначала в дело, а потом в историю болезни экскаваторщика.
Однако самым крупным вредительством, граничащим с диверсией, можно считать акт мести молодого офицера-артиллериста своему начальству.
Приказом по дивизиону, ответственному за пуск праздничного фейерверка в небо столицы, этот офицер по причине сомнений в его психическом здоровье был отстранён от пиротехнических приготовлений.
«Ах, так! Будет у вас и фейерверк, и иллюминация!»
С этими словами пиротехник ночью, в канун ноябрьской демонстрации, прибыл на Красную площадь. Там шли последние приготовления к параду и электрики колдовали с иллюминацией. Появление на площади человека в военной форме вопросов ни у кого не вызвало: мало ли их тут шатается в это время!
Душевная болезнь офицера обострилась настолько, что он заговорил афоризмами. Со словами: «Уходя, гасите в с е х, сила вся в кефире!» он доской размозжил голову электрику и перочинным ножиком перерезал какой-то проводок.
Вся площадь и прилегающие строения тут же погрузились во мрак. Паника среди устроителей демонстрации поднялась неописуемая: никто не мог понять, что же произошло и что теперь делать.
Далеко пиротехнику уйти не удалось и он вскоре оказался в лазарете Лубянской внутренней тюрьмы, в народе прозванной «нутрянкой».
После этих леденящих кровь инцидентов охрана Кремля уже как святочный рассказ вспоминала ходока из Тамбовской области, которому непременно надо было попасть в Кремль, чтобы получить у генерального секретаря ответ на свой единственный вопрос, из-за которого он и прошагал сотни километров.
Пилигрима удалось разговорить и он честно признался: «Хочу узнать у Леонида Ильича, правильной ли дорогой иду!»
…Все описанные картины вихрем пронеслись перед глазами Шорникова.
Фронтовик-орденоносец, генерал был не особо силен в вопросах кремлевской т е р е м н о й этики и чуть было не рубанул с плеча, что является лишь комендантом Кремля, а не всего Советского Союза, как его сановный собеседник, и потому не несёт ответственности за душевное здоровье населения страны. Но смешался и в очередной раз невнятно попросил ускорить комплектацию подразделения по охране Красной площади, а ему-де забот хватает и с пернатыми – воронами, коих в Кремле развелось уже столько, что они мешают генеральному сосредоточиться на вопросах классовой борьбы. И он, страдалец, из-за этого проклятого воронья всё чаще остается работать в своих загородных резиденциях…
…Юрий Владимирович, будучи неизменно требовательным к подчинённым, от которых зависело наведение порядка в самом сердце столицы, тем не менее, никогда не докладывал о случавшихся там казусах Брежневу. «Зачем отвлекать лидера от проблем международного коммунистического движения, зачем докучать князю кремлёвских апостолов по мелочам?» А зря! Потому что информация о происшествиях всё равно доходила до генсека, но уже в искажённом виде, так как подавалась ему в интерпретации Семёна Цвигуна, заместителя Юрия Андропова…
Прерванная телетрансляция22 января 1969 года ликовала вся страна. Из Москвы шёл прямой репортаж, и миллионы советских людей, застыв у телевизоров и радиоприёмников, следили за церемонией торжественной встречи героев космоса в правительственном аэропорту Внуково-2.
Телекамеры показывали крупным планом улыбающиеся лица космонавтов Берегового, Шаталова, Елисеева, Хрунова, Волынова и… Леонида Ильича Брежнева. Установленные в многолюдных местах столицы громкоговорители, захлебываясь от восторга, сообщали о каждом рукопожатии и поцелуе генерального секретаря, а затем обо всех передвижениях праздничного кортежа по улицам столицы из аэропорта в Кремль. Дикторы радио и телевидения, рыдая от умиления, наперебой расхваливали близость руководителей партии и правительства к «труженикам космоса» и неоднократно упомянули, что вслед за «Чайкой», в которой находятся космонавты, во второй машине следуют Брежнев, Косыгин и Подгорный.
