Женщина вызвалась помогать партизанам. На ее хуторе, прилегавшем к болотистым берегам, было организовано что-то вроде партизанского узла связи. Одни приносили сюда донесения, другие забирали. Не раз в укромных местах на сеновале, в уголке чердака здесь прятали тяжелораненых, которых в болоте буквально сжирало комарье.
На хутор иногда заявлялись и гитлеровские военные в сопровождении своры местных полицаев. Расспрашивали, появляются ли чужие, сулили награду, если она сообщит о бандитах. Женщина поила их водой, молоком, не забывая испить первой. Улыбалась приветливо, приглашала заходить еще; скучно ей здесь одной на хуторе. Долго махала на прощанье рукой. Детишки облепляли ее, боязливо жались к подолу.
Потом, ночью, когда приходили люди из отряда, она, зло сжав губы, перечисляла фамилии полицаев, стараясь ни одного не пропустить, с каких они хуторов. Писать женщина не умела, только читала печатный латышский текст.
Партизаны называли молодую женщину не по имени — сестрой. Сначала полушутя, а потом так и стали к ней обращаться: «Сестра». Она отвечала улыбкой, открытой и дружеской.
Пришла весть о зверской расправе гитлеровцев с населением близлежащей деревни — за помощь партизанам. Расстреляны были все — и взрослые, и дети, а дома сожжены.
«Партизанская сестра» ходила черная, нечесаная, ничего не ела сама, не кормила плачущих детей.
— Может, не надо, а? — сердобольно спрашивали связные, приходившие за очередным донесением и застававшие ее в таком состоянии. — Мы теперь и без тебя вполне обойдемся. Правда!
— Я сестра? — спрашивала женщина.
— Хоть на время, а?
Но она упрямо настаивала:
— Я сестра, да?
— Сестра, конечно, сестра!
— Тада нада! Нада!
Связные только головами качали…
Однажды Иван Иванович неожиданно получил весточку об Ассельборне. Пришли гости из латышского партизанского отряда, который действовал севернее Лубанского озера, в лесном массиве. Договорились о совместной операции, пообещали прислать проводников, хорошо знающих эти болотистые места.
В разговоре упомянули, между прочим, что недалеко от них базируется отдельная партизанская группа. Они называли ее ленинградской.
По тому, что связные рассказали о командире ленинградцев, Иван Иванович сразу понял: речь идет об Ассельборне — на новое задание он был послан во главе группы. Тут же вспомнилось о бумажном треугольничке, лежавшем в кармане. Но он подумал-подумал и отдавать не стал. Кто знает, когда латыши встретят его снова? Постоянной оперативной связи с группой Ассельборна у них, по всей видимости, нет. Между тем Ассельборн вполне может и сам заявиться на базу у озера.
Что тогда сказать ему про письмо?
Из записи беседы автора повести с И. И. Фризеном.
А в т о р. Иван Иванович, вы хорошо знаете немецкий язык — он для вас родной. Помогало ли это вам в тылу врага?
И. И. Ф р и з е н. А знаете, мне там им пользоваться не приходилось.
А в т о р. Как? Ни разу?
И. И. Ф р и з е н. Не возникало такой необходимости. Пленных я не допрашивал, были для этого у нас другие товарищи, хорошо знавшие немецкий язык. В разведку, замаскированным под гитлеровца, я тоже ни разу не ходил, а в бою был у нас с фашистами лишь один разговор: на языке автоматов… Хотя погодите. Однажды все-таки пришлось объясняться на немецком. Но только не с немцами…
Через «партизанскую сестру» кто-то из местных крестьян-бедняков передал в отряд, который к тому времени был уже преобразован в бригаду, что с «русскими разведчиками» ищут связь латышские легионеры, числом до пятидесяти, прячущиеся в одном из ближних лесков.
Кто такие легионеры?
В 1943 году, после разгрома гитлеровцев под Сталинградом, руководители доморощенных латышских фашистов, не без указки из Берлина, решили доказать свою неизменную преданность фюреру и громогласно провозгласили создание в Латвии добровольческого легиона для борьбы с большевизмом. Командирами «национальных» частей марионеточного легиона были назначены для верности все же не латыши, а гитлеровские вояки. Лишь на парадную должность главного инспектора легиона поставили в целях маскировки матерого генерал-предателя, бывшего колчаковца Бангерского.
Теперь, по мысли организаторов затеи, оставалось только направить в тщательно подготовленное русло могучий поток добровольцев. Но те что-то не торопились заявляться: ни потоком, ни ручейком. Тогда в «добровольцы» стали загонять принудительно. В основном крестьян, прошедших военную муштру в буржуазной латвийской армии.
Попытки использовать «добровольческий» легион на фронте провалились с треском из-за массового дезертирства. Ничего путного не вышло и когда попробовали применить его в качестве карательной силы. Оставалось одно: караульная служба на второстепенных тыловых объектах.
В руководстве партизанской бригады не было единодушного мнения о том, как поступить с легионерами. Одни считали, что это чистейшей воды провокация. Другие, наоборот, горячо ратовали за то, чтобы попытаться привлечь легионеров в бригаду. Сейчас, когда почти все отряды и группы беспрерывно находятся на заданиях, а на базе скопилось много раненых и больных, такой солидной боевой силой пренебрегать не следует. Тем более, что вокруг Лубанского озера подозрительно завозились фашисты. Как бы не последовало внезапного нападения.
Конец спорам положил командир бригады. Была назначена делегация для переговоров с легионерами. В ее состав включили троих: комиссара бригады, Ивана Ивановича Фризена, который в то время исполнял должность комиссара отряда, и рядового партизана, хорошо знавшего окрестности озера.
— Там, на месте, определитесь сами, — напутствовал командир членов делегации. — Прощупайте хорошенько, что за люди, и решайте.
Вышли с базы глубокой ночью, а рано утром уже оказались в расположении легионеров. И тут неожиданно выяснилось, что никто из них не знает русского языка.
Вот и пришлось прибегнуть Ивану Ивановичу к помощи немецкого, которым вполне сносно владел старший из легионеров, капрал по воинскому званию.
«Высокие договаривающиеся стороны» приступили к переговорам.
— Кто вы такие и чего хотите? — задал Иван Иванович первый вопрос.
— Насильно мобилизованные крестьяне. Не хотим воевать. Хотим разойтись по своим домам.
— Зачем же тогда нас позвали?
— Поняли, что путь домой лежит только через партизан. Мы вам поможем, а вы потом дадите нам об этом «папир».
То есть справку, в которой было бы официально засвидетельствовано участие легионеров в борьбе против гитлеровцев.
Начало переговоров обнадеживало…
Легионеры выставили свои условия. Они, например, потребовали, чтобы их не разделяли, а использовали всех вместе как цельную боевую единицу.
Что ж, с этим вполне можно было согласиться.
Следующей ночью Иван Иванович, который так и остался при легионерах, привел их в расположение базы. Партизаны настороженно, чуть насмешливо приглядывались к голубоглазым, добротно обмундированным здоровякам. Те, сбившись в кучу, в свою очередь молча и сосредоточенно разглядывали не очень-то внешне похожее на регулярную часть партизанское воинство.
А потом, как и полагается, началось:
— Закурить есть?
— Как звать?
— Откуда сам?
Легионеры отвечали: слово по-русски, три по-латышски. Что поймут, а что не очень. Пошли смешки, взаимные похлопывания по плечам. Настороженность исчезла, быстро налаживались отношения.
Но, как всегда, не вовремя вдруг зазвучала тревога.
Раздались выстрелы, завыли мины. Один за другим пошли оглушительные хлопки разрывов.
Какое-то воинское подразделение гитлеровцев напоролось на боевое охранение партизанской базы.
Встреченные метким пулеметным и минометным огнем, враги откатились назад, унося с собой убитых и раненых. Это была, вероятно, разведка. Теперь с минуты на минуту следовало ожидать атаки главных сил фашистов.
Партизаны привычно, быстро и бесшумно заняли оборону. На правом фланге разместили новичков-легионеров под командованием Ивана Ивановича.
И тут произошел нелепейший случай, который чуть было не обернулся кровавой междоусобной бойней.
Один из партизанских командиров, увидев на фланге обороны людей в серо-зеленой военной форме вермахта и совершенно позабыв в горячке о легионерах, открыл по ним огонь.
— Стой! Стой! — отчаянно замахал руками Иван Иванович.
Но было уже поздно. Пуля сразила наповал одного из легионеров.
Капрал что-то коротко выкрикнул по-своему, и легионеры тотчас повернули оружие против партизан. Еще секунда-другая и произошло бы необратимое.
Первым нашелся командир бригады, лежавший тут же в цепи бойцов. Он вскочил, со страшной руганью накинулся на стрелявшего:
