В результате руководящие посты могли занимать люди с уголовным прошлым. Это при Иосифе Сталине у человека с судимостью возникали проблемы при трудоустройстве и попытке поселиться в Москве или другом крупной городе. А при Владимире Ленине, при приеме человека на государственную службу, в первую очередь обращали внимание на социальное происхождение. Если из «бывших», то могли и отказать, несмотря на то, что честный и опытный. Зато человека из «низов» охотно брали на работу. Последствия такой кадровой политики большевики ощутили очень скоро. Воровали почти все! Яркий пример – история расхищения ценностей из Гохрана. Почему мы выбрали именно эту организацию? Просто в годы «военного коммунизма» и разрухи в ее хранилищах были сконцентрированы огромные ценности: золото, драгоценные камни и т. п. Все, что можно было обменять на продукты или вывезти за границу.
В феврале 1920 года при Центральном бюджетно-расчетном управлении Наркомфина было создано Государственное хранилище ценностей Республики Советов – Гохран. Первой задачей, которую поставило перед Гохраном правительство, было принять в трехмесячный срок от советских учреждений все имевшиеся у них «на хранении, в заведовании или на учете ценности». Сдаче в Гохран подлежали, в том числе ценности «в музеях и научных учреждениях», «переданные в пользование религиозных общин» и «находящиеся в распоряжении распределительных органов»34.
Понятно, что такая концентрация ценностей не могла оставить равнодушными нечистоплотных советских функционеров среднего и высшего звена. Оговоримся сразу, рядовой служащий Гохрана не рискнул бы самостоятельно заниматься хищениями, прекрасно понимая, что если его поймают, то, расстреляют. Только что закончилась Гражданская война, когда Красный террор по своему размаху и беззаконию значительно превзошел 1937 год. Если при Иосифе Сталине хотя бы формально соблюдалось требования закона (на каждого осужденного заводилось уголовное дело, в нем хранились протоколы допросов и показания свидетелей, имелся текст приговора и т. п. – набор этих документов позволял потом реабилитировать жертву, хотя бы посмертно), то при Владимире Ленине (во время Гражданской войны) в большинстве случаев палачи не утруждали себя оформлением необходимых документов. Людей просто расстреливали на улице, имена жертв и причины внесудебной расправы мы уже никогда не узнаем.
Проблемы у Гохрана начались с момента его создания. Несмотря многочисленные декларации о строжайшем учете «каждого грамма» драгметаллов, порядок в этой организации удавалось поддерживать с трудом и не без сбоев. Так, Владимир Ленин требовал от Наркомфина ускорить «разбор ценностей», запрашивал, «сколько ящиков вскрыто из скольких». Хотя волновало Ильича не только это, но и огромное количество случаев хищения из государственного хранилища и честный ответ Наркомфина, что «полное прекращение кражи невозможно». И дело не в том, что чиновники не могли организовать эффективно действующую систему контроля в хранилищах Гохрана. Дело в том, что воровали сами комиссары, входившие в политическую элиту Советской России. А кому охота ссориться с властью.
Для предотвращения воровства и наведения порядка в этом особом ведомстве Гохран был взят под контроль ВЧК. Владимир Ленин постоянно говорил о необходимости мобилизовать рабочих для проведения ревизий, настаивал на учреждении обязанности «всех без исключения членов коллегии НКФ не менее одного раза в месяц внезапно, днем или ночью лично» производить ревизии Гохрана35.
Был назначен и уполномоченный ЦК по Гохрану – Яков Юровский. Он был известен не только своим участием в расстреле царской семьи в июле 1918 года, но и честностью – лично снял с убитых кольца, браслеты, часы, медальоны и по описи сдал их затем в родному государству. В мае 1920 года Яков Юровский доложил Владимиру Ленину, что из Гохрана что-то нечисто, много ценностей уходит «налево», видимо, действует какая-то организованная преступная группа. Сохранилась стенограмма их беседы, которая состоялась 16 мая 1920 года.
«16/V
Яков Михайлович ЮРОВСКИЙ:
(2-ой Дом Сов [етов], №565) (Весь вечер дома. С утра в Гохран. «Спец».
Хищения безобразные в Гохране.
Кража была как раз 4/V, в день моего прихода (я командирован в ЦеКа РКП от Народного Комиссариата Рабоче-крестьянской инспекции).
Сказал Баше, что надо работу остановить сейчас же. Он не согласился. (4/7) (Он мотивировал спешным заказом, фондом для поляков).
Баша доложил в Н [ародный] Комиссариат] Фин [ансов], но и там затянулось.
В коллегии Н [ародного] Комиссариата] Ф [инансов] в [опро] са не обсуждали, хотя Сыромолотов поднял вопрос.
б/V я сказал Баше, ч [то] я дольше оставаться не могу. Не могу отвечать, раз идет «сплошное воровство».
«Если бы я не знал Чуцкаева (заместитель комиссара финансов Сергей Чуцкаев – прим. авт.), я бы его расстрелял», – сказал я Альскому (заместитель комиссара финансов Аркадий Альский – прим. авт.) (около] 12/V). Альский просил изложить письменно.
В пятницу (13/V) взялся писать, но не написал и не сдал еще: болен был. (Ряд изменений в ведении дела я стал проводить: прием золота по весу и т [ому] подобное]). (Н [ародный] Комиссариат] Ф [инансов] + Н [ародный] комиссариат] Р [абоче-] Крестьянской] и [нспекции] + Н [ародный] комиссариат] В [нешней] Торговли]).
Все крадут – и спецы, и все – ибо Рабоче] – Крестьянская] и [нспекция] и ЧеКисты, все прозевывают… Ни правильного учета, ничего путного.
Нужна переорг [аниза] ция. Нужна слежка за 3-мя спецами (одного Ганецкий (член коллегии Наркомфина Яков Ганецкий – прим. авт.) – считает вне подозрения, но я не разделяю этого мнения).
Ежедневно пропадает до 1/2 милл [иона] руб [лей] золотом».
Владимир Ленин поручил расследовать это дело чекисту Глебу Бокия. Тот провел предварительное расследование и подтвердил правоту Якова Юровского. Вот только из-за полной неразберихи с учетом и отпуском ценностей поймать ее трудно. Владимир Ленин взорвался, главному куратору Гохрана замнаркомфина Аркадию Альскому 29 мая 1921 года он написал угрожающее письмо: не наведете порядок – посадим, ибо Гохран – центральное звено в экономике, так как «нам нужно быстро получить максимум ценностей для товарообмена с заграницей».
Одновременно Глебу Бокия было приказано:
а) найти организаторов хищений (а не «маленькую рыбешку» типа посыльных, учетчиков, рядовых оценщиков алмазов – в списке Бокия фигурировало свыше 100 человек);
б) составить полный список «комчиновников», которые забирали ценности без надлежаще оформленных бумаг или вообще по телефонному звонку;
в) дать перечень предложений по созданию системы защиты от будущих хищений.
Организаторов нашли быстро. Ими оказались три дореволюционных российских «бриллиантовых короля», взятые на работу в Гохран как ведущие эксперты: Пожамчи, из обрусевших греков, до революции владел целой «бриллиантовой фирмой» и имел фабрику по огранке алмазов в Антверпене (Бельгия); оценщик алмазов и бриллиантов Александров; а также другой оценщик – Яков Шелехес. По утверждению отдельных журналистов и историков последний был другом Якова Юровского. Вполне может быть, т.к. в отличие от первых двоих, третий до Октябрьской революции работал простым часовщиком. Кроме этого, судьбой последего очень активно интересовались и пытались спасти от расстрела отдельные высокопоставленные советские чиновники. Об этом мы расскажем ниже.
Всех троих взяли с поличным. На рабочих местах и дома при обысках нашли неучтенные или уже вынесенные из Гохрана бриллианты, «левые» накладные, переписку на бланках Наркомфина с заграничными партнерами. Главное же, все трое отвечали за оценку, сортировку и отправку (в том числе и за границу) драгоценных изделий. Общий ущерб был оценен ВЧК как кража бриллиантов на 1500 каратов, и всех троих летом 1921 года расстреляли.
Был составлен и второй список – тех, кто из «комчиновников» получил драгоценности без специальных разрешений.
Сигналы к чекистам о разбазаривании ценностей, доставшихся большевикам от «проклятого прошлого», поступали и ранее. Скажем, «военспец» Н. И. Раттэль еще в 1918 году похвалялся золотой «екатерининской» табакеркой, усыпанной бриллиантами, которую ему якобы выдали вместо ордена. У начальника Центрального Управления Военных Сообщений РККА (занимал этот пост с 1919 по 1923 год) М. М. Аржанова таким «орденом» была… инкрустированная золотом личная трость самого Петра Великого, которую «путеец» самовольно укоротил под свой рост, ибо был всего «метр с кепкой»36.
Можно также вспомнить свадьбу бывшего матроса 29-летнего Павла Дыбенко и генеральской дочки 46-летней Александры Коллонтай, с купеческим размахом проведенную в конце марта 1918 года в одном из реквизированных большевиками великокняжеских дворцов на великокняжеской посуде и с хрусталем, после которой многие ценные вещи из дворца пропали – многочисленные гости унесли их «на память».
