Нельзя закончить разговор о столь сложной проблеме, как кельтская одежда, не упомянув о замечательной декорированной керамике из Шопрона в Венгрии. Она относится к VII веку и иллюстрирует некоторые аспекты повседневной жизни и одежды гальштатской эпохи. Женщины носят приталенные колоколовидные юбки (трапеции). Юбки богато орнаментированы и украшены то ли колокольчиками, то ли бусинками. Женщины заняты прядением и тканьем. Эти изображения дают нам небольшие, но захватывающие подробности жизни в тот доисторический период кельтской истории (рис. 15).
По всему кельтскому миру мы видим, какое значение придавалось украшениям, как стремились все – как мужчины, так и женщины – украсить свое тело всевозможными ценными и привлекающими внимание безделушками. И материалы, из которых шили одежду, и личные вещи были весело и ярко украшены. Как и во всех героических обществах, дарение колец и украшений было признаком высокого статуса. Пышная одежда древних кельтов, а также их страсть выставлять себя напоказ с помощью украшений и оружия резко контрастирует с суровой простотой их домов и быта.
Рис. 15. Фигуры на керамике из Шопрона в северо-западной Венгрии: 1 – женщина ткет на вертикальном ткацком станке; 2 – дерущиеся мужчины; 3 – прядущая женщина; 4 – всадник; 5 – танец; 6 – игра на лире; 7 – дерущиеся женщины.
Вот такую картину мы можем нарисовать, опираясь на то, что говорят о внешнем виде и одежде кельтов античные авторы, данные иконографии, археологические данные и открытия, а также ирландские саги, которые содержат много архаического материала. Хотя мы не можем считать, что эти описания изображают нечто типичное для всех кельтов в любой период, однако общая картина отношения кельтов к одежде и украшениям выглядит достаточно достоверно. Мы ясно видим, насколько распространенной была определенная мода, а также страсть к украшениям, если разнообразные источники содержат настолько сходную и убедительную информацию. Древнейшие ирландские данные существенным образом подтверждают данные античной традиции и иконографии. Все это позволяет нам заключить, что эти столь различные документы действительно дают нам достаточно достоверное представление о внешнем виде и одежде кельтских аристократов в доримское время в Европе и Британии, а также в Ирландии до прихода христианства в V веке н. э.
Глава 3
Война, дороги и транспорт, крепости и дома
В языческих кельтских обществах (и вплоть до сравнительно недавнего времени в тех областях, что остались кельтскими) войну считали нормой и чем-то очень желанным. Сражение, успех в поединке – вот то, что требовалось от юного воина и будущего героя. Кельтов не слишком беспокоило, кто с кем сражается и по какой конкретно причине или когда и где произошло сражение, – пусть только для этого найдется какой-нибудь предлог. Битва могла быть массовой схваткой, с ярким и свирепым «сбором войск», как говорится в древнеирландской саге, или поединком между двумя воинами – типичная для героического общества черта; поединок пользовался у кельтов особой популярностью. Любая тревога, любое оскорбление, пусть даже кажущееся, немедленно заставляло людей хвататься за оружие. В такую минуту ярости кельт мог напасть на любого, кто в такой момент попадался под руку, и подло атаковать его. А поскольку подобные ситуации нередко вызывались чрезмерным употреблением алкоголя, о каком бы то ни было чувстве ответственности (которое могло бы возникнуть у трезвого) и речи не шло.
Прекрасную параллель дают нам упоминания у античных писателей о ситуации, которая постоянно встречается в ирландских сагах. В ирландской саге «Пир Брикрена» («Fled Bricrend») рассказывается следующее (мы приводим краткий пересказ): «Когда Брикрен подал свой пир уладам, они попросили его выйти из зала, как он и обещал; и, выходя, он попросил их дать «кусок героя» величайшему воину среди них. Кравчие встали, чтобы разрезать еду, и колесничий Лоэгайре тут же потребовал награду для своего хозяина. Колесничие Коналла и Кухулина потребовали того же. Три воина вскочили, схватились за оружие и начали сражаться – Лоэгайре и Коналл против Кухулина, так что одна половина дома была словно в огне от звона мечей и копий, а другая – словно стая белых птиц от пыли их щитов. Весь дом перевернулся вверх дном, и Конхобар разгневался на эту бесчестность и несправедливость: два человека напали на одного. Однако никто не осмелился разнять их, пока Сенха, друид, не сказал Конхобару, чтобы он разнял сражающихся. Ибо Конхобар в то время был для уладов богом на земле».
На фоне этой типичной для языческой Ирландии ситуации свидетельство Афинея кажется еще более достоверным и интересным. Цитируя Посидония, он пишет: «На пирах кельты часто устраивают поединки. Приходят они с оружием и бьются или с мнимым противником, или, шутя, друг с другом; но иногда случаются и ранения, тогда они приходят в ярость, и, если не вмешаются окружающие, дело может дойти до убийства. В древности, – продолжает он, – за трапезой подавались цельные окорока и самому сильному воину вручалось бедро; если же кто-либо начинал спорить, то они вступали в поединок и бились насмерть».
Хорошо засвидетельствованы как воинственность древних кельтов, так и их страсть к ссорам и к тому, чтобы провоцировать ссоры, даже за столом. Надежда и идеалы будущего героя очень хорошо показаны в рассказе о детских подвигах Кухулина, и мы можем считать, что они типичны для языческого кельтского мира: «В ту пору друид, что зовется Катбадом, обучал друидической мудрости восьмерых учеников к северо-востоку от Эмайна. Спросил один из них, дурные иль добрые знаки являлись Катбаду в тот день. И отвечал ему Катбад, что слава и доблесть будут уделом того юноши, но скоротечны и кратки будут его дни на земле. Услышал эти слова Кухулин…»
Будущий герой отправляется к своему дяде – королю Конхобару, сыну Несс, чтобы попросить у него оружие. К ним приходит друид и говорит:
«– Уж не принять ли оружие задумал ты, о мальчик?
– Воистину так, – ответил Конхобар.
– Вот уж не желал бы я, чтобы сын твоей матери принял сегодня оружие, – молвил Катбад.
– Что ж так, – сказал Конхобар, – или не по твоему совету пришел он ко мне?
– Не бывало такого, – ответил Катбад.
– Ах так, лживый оборотень! – вскричал Конхобар. – Уж не задумал ли ты провести меня?
– Не гневайся, господин мой Конхобар, – молвил мальчик, – воистину это он надоумил меня, ибо, когда спросил его ученик о знамениях на нынешний день, отвечал Катбад, что доблесть и слава станут уделом того юноши, что примет сегодня оружие, но скоротечны и кратки будут его дни на земле.
– Правду сказал я, – воскликнул Катбад, – будешь велик ты и славен, но быстротечною жизнью отмечен!
– С превеликой охотой остался бы я на земле всего день да ночь, лишь бы молва о моих деяниях пережила меня, – сказал Кухулин».
Страбон, как и другие, отмечает воинственность кельтов и их презрение к личной безопасности и долголетию: «Все племя, теперь называемое галльским и галатским, помешано на войне, отличается отвагой и быстро бросается в бой; впрочем, оно простодушно и незлобиво. Поэтому в состоянии возбуждения галаты устремляются в бой открыто и без оглядки, так что тем, кто захочет применить хитрость, их легко одолеть. Кто бы, когда и где ни пожелал под любым случайным предлогом раздражить галатов, найдет их готовыми встретить опасность, хотя бы у них не было никакой поддержки в борьбе, кроме собственной силы и отваги».
Война и военное дело, очевидно, занимали одно из первых мест в повседневной жизни кельтских народов, где бы они ни жили. Следовательно, мы можем ожидать, что у них были в чести оружие, военная тактика и подробно разработанный кодекс чести. Любовь кельтов к битве и поединку отражается не только во всех данных об их повседневной жизни: она проявляется и в их религиозных традициях и культовых легендах. Бог племени был прежде всего превосходным воином. Полубожественный герой в поединке мог заменять бога – бог мог прийти и помочь полубожественному герою в подобной ситуации. Говорили, что боги живут в оружии великих героев или двигают им.
Война, оружие и колесницы
Теперь мы должны рассмотреть данные об оружии и боевом снаряжении кельтов. Что именно эти кровожадные варвары использовали в битве? Древнейшие сведения о кельтском оружии, в том числе о том, которое послужило прототипом для более поздних образцов, конечно, дают погребения. Меч в сражении всегда был жизненно важен: в погребениях эпохи гальштата (которые датируются около 700 года до н. э.) на смену бронзовому рубящему мечу, популярному в позднем бронзовом веке, пришел длинный железный меч, которым также можно было рубить и вонзать. Использование нового металла – железа, разумеется, имело жизненно важное воздействие на качество и прочность оружия и его эффективность в сражении. Полибий, говоря о галльских мечах в своем описании знаменитого сражения при Теламоне, утверждает: «Галатским мечом можно только рубить…[20]…мечи их, как сказано было выше, пригодны только для первого удара, что вслед за тем притупляются и наподобие скребницы искривляются вдоль и поперек настолько, что второй удар получается слишком слабый, если только солдат не имеет времени выпрямить меч ногою, упирая его в землю».[21]
