Я занимался вредительством в потребительской кооперации. Гражданин Прокурор характеризует мою вредительскую деятельность, как направленную против роста товарооборота, против развития торговой сети, как направленную к срыву нормального снабжения населения. Он прав, мне нечего прибавить, и я ни одним словом не могу возразить против этого заключения. Должен сказать, что эта вредительская деятельность значительно активизировалась, начиная с 1935 года, по прямому указанию Антипова. Вредительская деятельность принесла очень большой ущерб и действительно тормозила развитие товарооборота, торговой сети и тем самым ударяла по снабжению рабочих и колхозников.
Мои преступления перед партией, перед страной и перед революционным народом велики. Именно поэтому я не вижу никаких мотивов, никаких оснований искать обстоятельств, смягчающих мое преступление и вину. Мое раскаяние и признание моих преступлений пришли слишком поздно. Они имели бы цену тогда, если бы я сделал их до ареста. Вот почему я не смею просить о смягчении моей участи. Приговор пролетарского суда я приму как должное возмездие социалистического государства, народа и партии за мои преступления.
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ПОДСУДИМОГО ИКРАМОВАЯ отказался от защитительного слова не потому, что я не хотел себя защищать. Я не мог найти не только доводов, но даже слов для оправдания и защиты своих преступлений.
В своем показании на предварительном следствии и здесь, ничего не утаив, я все сказал. Я несу ответственность не только за преступления, которые я делал или делала националистическая контрреволюционная организация, существовавшая в Узбекистане.
Я также полностью несу ответственность за те действия «право-троцкистского блока», как шпионаж или злодейское убийство таких знаменитых людей Советской страны, как Горький, Куйбышев, Менжинский и участие в убийстве Кирова.
Я понял, до какой глубины я пал.
Националисты хотели затопить Узбекистан в крови рабочих и дехкан. «Право-троцкистский блок» хотел отнять независимость и отдать узбекский народ в зависимость империалистических государств, в зависимость бекам, баям, плутократам, тунеядцам. Идеология националистов, это — идеология кулаков, идеология капиталистов. Объединил нас всех один единственный принцип — это борьба против Советской власти.
Дальше я вам скажу, что я никак не хочу прикрываться Бухариным или «право-троцкистским блоком», но я должен сказать, что наша националистическая программа значительно обогатилась и активизировалась на контрреволюционные действия именно благодаря сидящим здесь со мной участникам «право-троцкистского блока» и особенно его правой части под руководством Бухарина и Антипова. Острые методы борьбы мы приняли от них и не только приняли, но дали себе в этом отчет. А они нас подгоняли: почему плохо работаем, плохо вредим, плохо организуем повстанчество и так далее. Нам дано совершенно справедливое звание врагов народа, предателей родины, шпионов, убийц. От этих позорных пятен мы никак не сможем уйти.
Полностью признавая все преступления, совершенные мною и совершенные националистической организацией в Узбекистане, которой я руководил, признавая свои преступления, как участника «право-троцкистского блока», я все, что знал, раскрыл, всех участников преступлений назвал и сам себя разоружил. Поэтому, если что можно сказать в свою пользу, прося о защите, о пощаде, так это то, что я сейчас — раздетый человекоподобный зверь. Я только недавно понял, как тяжело быть врагом народа. Тяжело тем более быть врагом такой родины, какой является Страна советов.
Я все это говорю не для защиты своей поганой шкуры. Я это говорю, чтобы каждый гражданин Советского Союза знал, какими преступниками являемся мы, куда вели и хотели вести националисты народы Узбекистана. Наш путь был путь угнетения, путь закабаления народов Узбекистана. Любой приговор суда я буду считать совершенно справедливым и правильным. Но я хотел бы попросту сказать, — не хочется умирать, тем более не хочется умирать врагом народа, а я хочу в любом месте, где угодно, искупить то тяжкое преступление, которое я совершил вместе с этой компанией.
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ПОДСУДИМОГО РАКОВСКОГОГражданин Председатель суда, граждане судьи! Я признался во всех преступлениях. Какое значение имело бы для существа дела, если бы я здесь перед вами стал бы устанавливать факт, что о многих преступлениях и о самых ужасных преступлениях «право-троцкистского блока» я узнал здесь на суде и с некоторыми участниками я познакомился впервые здесь. Это не имеет никакого значения. Я связан с «право-троцкистским блоком», конечно, в рамках, предусмотренных Уголовным кодексом, той солидарностью, и политической и юридической, которая вытекает из моей принадлежности к этому блоку. Я, как каторжник, прикованный к своей галере, прикован к «право-троцкистскому блоку» тяжелой цепью своих преступлений.
Я являюсь активным участником «право-троцкистского блока». Я совершил тягчайшие преступления перед государством. Я — двойной шпион. В 1924 году я вступил в преступные связи с «Интеллидженс Сервис», а в 1934 году — в преступные связи с японской разведкой. Я принадлежал к так называемой «пятой колонне», о которой говорил вчера Прокурор, и заслуживаю всех тех проклятий, которые несутся теперь со всех уголков Советской земли против нас, находящихся здесь на скамье подсудимых, проклятий, может быть, слабым отражением которых явилась обвинительная речь Прокурора, как бы она ни была сурова и остра против нас.
Граждане судьи! Я разделяю сожаление государственного обвинителя, что здесь на скамье подсудимых наряду с нами нет врага народа Троцкого. Картина нашего процесса теряет и в полноте и в глубине от того, что отсутствует атаман нашей шайки. Никто не заподозрит меня, что я говорю это, исходя из желания эгоистического, из низменного побуждения — переложить на Троцкого часть той вины и той ответственности, которую я несу сам. Я старше Троцкого — и по возрасту, и по политическому стажу и, вероятно, не меньше у меня политического опыта, чем у Троцкого. Я сожалею об его отсутствии здесь по соображениям политического характера. Я жалею потому, что отсутствие Троцкого на скамье подсудимых означает продолжение его активности, как бы он ни был ограничен, а это представляет опасность, как бы она ни была мала, опасность для международного рабочего движения. Правда, что Троцкий и за мексиканским меридианом не укроется от той полной, окончательной, позорной для всех нас дискредитации, которую мы здесь выносим.
Граждане судьи! Почему я действительно оказался против своей партии и докатился в конце концов до положения преступника? Что такое представляли мы, троцкисты, в партии? Мы были то, что называется инородным телом в живом партийном организме. Троцкий вступил в партию большевиков всего за несколько месяцев до Октябрьской революции, его идеология формировалась в борьбе с большевизмом. Я вступил в партию в конце 1917 года, после того как в течение больше четверти столетия принадлежал ко II Интернационалу, развивавшемуся при совершенно особых условиях, в условиях мирного развития капитализма и, хотя я принадлежал к его левому крылу, был проникнут его оппортунизмом. Если вы проследите историю других троцкистов, если я возьму для примера Радека, Пятакова, Преображенского, вы найдете у них у всех и до Октябрьской революции и после Октябрьской революции ряд значительных уклонов.
И нужно сказать, что с первого же момента, мы, троцкисты, приняли на себя роль антагонистов партийного руководства. С первого же момента. Брест-Литовск. Я не буду здесь ссылаться на те показания (вы их знаете), которые устанавливают роль Троцкого во время Брест-Литовска. Профсоюзная дискуссия. Что это такое было? Это была проверка сил. Мы терпим поражение, и немедленно принимается ориентация на иностранные государства.
В 1921 году Троцкий дает уже первую директиву о создании преступной связи с немецкой разведкой. В 1926 году — вторая директива. Первая директива дана Крестинскому, вторая директива дана Розенгольцу. В конце 1924 года ко мне является вербовщик «Интеллидженс Сервис». Но, когда он заявил: «вы не забывайте, что мы дали для вас агреман, потому что мы узнали, что вы троцкист», это уже затронуло троцкистскую фибру. Создание «право-троцкистского блока», это, если можно так назвать, «брак по расчету», — каждый приносит свое приданое. Мы, троцкисты, приносим наши связи с международной разведкой, правые приносят свои кадры, свои связи с националистическими, меньшевистскими, эсеровскими и другими элементами, свои связи с кулачеством. Конечно, кроме этого основного нашего капитала, каждый еще может кое-что дать. Мы не останавливались перед вероломством, перед обманом, изменой, подкупом, убийством при помощи яда и револьвера вместо традиционного кинжала.
