Воспользовавшись этим обстоятельством, он зашел в купе, похитил два пистолета и в туалете зарядил их. После этого направился в купе для личного состава караула. Проходя мимо купе начальника караула, Сакалаускас, опасаясь, что Пилипенко проснется, произвел выстрел ему в голову. Затем прошел в купе, в котором к тому времени находились военнослужащие Семенов, Нечаев, Джамалов, Гатауллин, Синицкий, Манхуров и проводник Дашкиев и играли в карты. Остановившись в проеме дверей купе, которые были открыты, держа два пистолета в руках, он начал стрелять из них по находившимся в купе военнослужащим и проводнику. Когда патроны в пистолетах закончились, Артурас Сакалаускас, бросив один из них на пол, прошел в купе начальника караула, взял там из металлического ящика третий табельный пистолет, перезарядил пистолет, находившийся у него, и вновь пошел в купе личного состава.
К этому времени дверь в купе оказалась закрытой. Сакалаускас произвел несколько выстрелов через дверь, а также в потолок в направлении багажного отделения, где находились Семенов и Нечаев. После этого он открыл дверь и продолжил стрельбу в раненых. В это время прапорщик Пилипенко, придя в сознание, вышел из купе. Сакалаускас, увидев его, произвел несколько выстрелов в прапорщика.
Раненый Пилипенко пытался убежать в направлении помещения кухни, однако Сакалаускас произвел несколько выстрелов ему вдогонку. Смертельно раненный прапорщик упал на пол коридора напротив кухни. По окончании патронов в пистолетах Сакалаускас бросил их и взял еще два пистолета в купе начальника караула, вновь подошел к купе личного состава и продолжил стрельбу в находившихся там лиц. Раненый начальник караула Пилипенко, пытаясь спрятаться, заполз в помещение вагонной кухни, где впоследствии умер от полученных ранений и острой кровопотери. Всего Артурасом Сакалаускасом было произведено 46 выстрелов, 33 достигли цели, 18 – стали смертельными.
Убедившись, что расстрелянные им лица мертвы, Сакалаускас забросал их матрацами. Потом зашел в купе начальника караула и переоделся в форму прапорщика, похитив также его «дипломат» с личными вещами и деньги. Уложив в «дипломат» пять пистолетов, он снял у проводника Дашкиева наручные часы, а в помещении кухни, где находился труп Пилипенко, Сакалаускас взял для себя продукты, которые также сложил в «дипломат». Свое обмундирование сжег в топке вагона. На станции Бабаеве Вологодской области поезд произвел остановку, и в 16.35 Сакалаускас покинул вагон, захлопнув при этом за собою дверь».
«Деды» издевались на глазах зеков. Те поначалу с интересом взирали на истязания, отпускали пошлые остроты, а иногда подбадривали. Для заключенных это было едва ли не единственным развлечением, которое напоминает комедию или трагедию. Но чем дальше шел этап, тем противней становилась вся эта картина даже для зеков. «Во, менты чудят, – слышался чей-то голос из-за решетки. – Уже бы кокнули его, что ли. Совсем озверели, сучары».
Нечаев, который любил надевать миску с горячим супом на голову Артураса и делать «велосипед» (способ издевательства, при котором спящему между пальцами ног закладывают бумагу, тряпку или вату и поджигают), получил три пули в голову и умер мгновенно. Повар Гатауллин, который засыпал в порцию «духа» полстакана соли или песка, а также часто лишал его завтрака или обеда, умер от трех огнестрельных ранений головы. Старший сержант Семенов, он же – заместитель начальника сквозного караула, макал Артураса лицом в унитаз, порвал ухо, ставил в наряд на десять часов, лишал сна и просто бил. За это он принял одну пулю в затылок и две в грудь. Проводник Михаил Дашкиев был добродушным и «духа» не трогал, но под раздачу также попал.
Можно сказать, что Артурас завалил проводника случайно. Когда убийца менял обоймы, проводник торопливо закрыл дверь. Это настолько всполошило стрелка, что он, не задумываясь, выпалил в тонкую пластиковую дверь целую обойму.
Дальнейшая судьба Сакалаускаса сложилась более чем странно. В ней столько белых пятен, версий и домыслов, что расставить все точки над «i» не могут до сих пор. На заключительном этапе следствия убийцу направили в Москву на психиатрическую экспертизу в институт имени Сербского. Уже были полностью подготовлены тринадцать томов уголовного дела и обвинительное заключение, с которыми должен был ознакомиться подследственный после возвращения из Москвы. Спустя два месяца судебно-психиатрический институт признал солдата здоровым. Перед этапом в ленинградские «Кресты» Артураса поместили в «Матросскую тишину», откуда его должен был забрать конвой. Но конвойная бригада все не ехала. Создавалось впечатление, что об убийце восьмерых человек попросту забыли.
В камере столичного следственного изолятора Сакалаускас провел почти месяц. В конце концов его привезли в Ленинград, однако в очень странном состоянии. Тюремные психиатры видели в этом обыкновенную симуляцию. Тем не менее Артурас, который до этого сотрудничал со следствием и охотно давал показания, на последних допросах глядел куда-то в стену и выдавал лишь несвязные обрывки фраз. После долгих процессуальных мучений его отправили на повторную экспертизу. На этот раз врачи нашли у пациента «отчетливо выраженные признаки болезненного расстройства психической деятельности. Больной представляет особую опасность для общества. Нуждается в направлении на принудительное лечение со строгим режимом содержания».
Оценить состояние Сакалаускаса, то есть определить – годен он к расстрелу или нет, брались многие клиники. Его перебрасывали из палаты в палату, из клиники в клинику почти три года. Последним диагнозом стали такие строки: «Хроническое психическое заболевание с непрерывно прогрессирующим течением. Нуждается в принудительном лечении с общим режимом наблюдения». Больного отправили в Литву. Еще через два года его адвокат публично заявил, что психический недуг Артураса был вызван искусственным путем. Якобы в «Матросской тишине» ему вводились сильнодействующие психотропные вещества, разрушающие психику человека.
Автозак остановился: послышалось лясканье сдвигаемых ворот так называемого «шлюза»; машина въезжает в «шлюз» – закрываются первые ворота, и открываются еще одни. Автозак въезжает во двор тюрьмы. Все меняется: интонации голосов конвоя, лай овчарок, запахи. Если успеешь оглянуться вокруг, то увидишь иные цвета, иные камни. Конвоиры равнодушно-спокойны, однако в содружестве с тюремщиками могут «нагнать жути»: напустить овчарку на кого-нибудь, наподдать прикладом по ребрам. Роптать бессмысленно: «нагнетание жути» – испытанный элемент тюремной практики.
Из автозака заключенные переходят в боксы: начинается «сборка». Боксы – небольшие камеры площадью от 1 квадратного метра с узкой скамьей или выступом вдоль стены. В них помещаются заключенные перед этапом, перед вводом в камеру, во время вызова к следователю или адвокату и т.п.
Сборка – действие, мероприятие, аналогичное, скажем, одновременной записи данных новорожденного в роддоме и его регистрации в ЗАГСе. На «новорожденного» заводится дело; в специальную карту при нем заносятся его особые приметы, татуировки, шрам от аппендицита. Обязательно – дактилоскопия (отпечатки пальцев), медосмотр.
От первичного медосмотра в СИЗО (тюрьме) может зависеть очень многое. Занесенная в медкарту болезнь, а тем более инвалидность помогут выхлопотать медпомощь, лекарства на долгом пути от тюрьмы до зоны, а в самой зоне – получить соответствующую работу. Впрочем, раньше практиковалось снижение 1-й группы инвалидности до 2-й, 2-й – до третьей, а 3-й – до «возможности легкого труда».
Абсолютными льготами по инвалидности пользуются лишь явно увечные – безногие, слепые, безрукие или находящиеся в двух шагах от «гробового входа». Иногда и у одноногих отбирают деревянную ногу или протез – до этапа на зону, по усмотрению врачей.
Шмон (обыск) в тюрьме резко отличается от поверхностного капэзэшного шмона. Из подошв обуви выдергивают супинатор (железную пластину, пригодную для изготовления заточки), заставляют присесть раздетого догола зека, раздвинуть ягодицы; ощупывается досконально вся одежда.
Существует множество способов проноса денег и запрещенных предметов в тюрьму и зону, они достаточно подробно описаны в детективно-тюремной беллетристике. К тому же еще до тюремных ворот многие из этих способов становятся известны первоходочникам от бывалых людей. Как мы уже говорили, отбираются в основном предметы, могущие послужить орудием самоубийства и убийства. Впрочем, если и не хочется ни кончать с собственной жизнью, ни прерывать чужую, то все-таки запрещенный предмет – «мойка» (лезвие), гвоздь или катушка ниток дают ощущение некоей победы над тюрьмой, дают чувство свободы и независимости…
