Подружка Гиммлера Мария Р. (возможно, Мариэле Раушмайер), направляя «знаменосцу» письмо неизвестной поклонницы, сделала следующую приписку: «Это письмо – моему другу Генриху. Оно должно стать маленьким знаком горячей благодарности и дорогих воспоминаний о подвиге, который вновь научил нас надеяться».
Гиммлер все же решил остаться в политике. Когда НСДАП была запрещена, движение раскололось на две «народных» группировки. Он сделал выбор в пользу национал-социалистического освободительного движения, возглавляемого генералом Людендорфом. К данному объединению также принадлежал случайный знакомый Генриха, ландсхутский аптекарь Грегор Штрассер, по-деревенски хитрый и напористый, считавшийся истинным главой «освободительного движения». Штрассер быстро распознал в Гиммлере организаторский талант и сразу привлек его к работе.
На май 1924 года были намечены выборы в рейхстаг. Враги республики решили, что это удобный случай – перехватить «оружие демократии» и уничтожить демократию. Штрассер хотел, использовав гитлеровский путч, ставший сенсацией для всей Германии, провести своих нацистов в рейхстаг. Первый спектакль предвыборной борьбы увлек Баварию. Привычной чертой предвыборной шумихи стал треск мотора шведского мотоцикла. На нем восседал затянутый в кожу пропагандист: он носился по деревням Нижней Баварии, распространяя послания Грегора Штрассера.
Мотоциклист Гиммлер побил все рекорды нацистской демагогии. Он разоблачал евреев и масонов, натравливал крестьян на финансовых магнатов, воспевал будущий мир, населенный исключительно благородным крестьянством, он метал гром и молнии в сторону большевизма, клеймил демократию и другие направления рациональной политики. Не зная ни отдыха, ни усталости, переезжал он из одной деревни в другую. Вот запись в его рабочем календаре:
«– 23.02.24: речи в Эггмюле, Ландвайде и Бирнбахе;
– 24.02.24: выступления в Кельхайме и Заале, затем индивидуальная работа;
– 25.02.24: полуторачасовая речь в Pope».
«У меня ужасно много дел, – писал Гиммлер своему другу Кистлеру. – Я должен создать организацию на территории всей Нижней Баварии и направлять ее работу». Его усилия не пропали даром: движение Штрассера получило почти 2 миллиона голосов и смогло провести в рейхстаг 32 депутата.
Однако успех на выборах не обрадовал Гиммлера. Он засомневался: а является ли движение, к которому он примкнул, по-настоящему перспективным? Другу Кистлеру он жаловался: «Никакие самоотверженные усилия, по-видимому, не принесут нам, народникам, быстрых и видимых результатов» – и добавлял, что по его ощущению он поддерживал «заведомо проигранное дело».
Разногласия между группировками, интриги противников и сторонников находящегося в заключении Гитлера смущали слабохарактерного Гиммлера. И вот он стоит в полной растерянности – член экстремистской крайне правой группировки, озираясь в поисках своего идола – вождя, под которого можно приспособиться. Он готов стать рабом, но не видит хозяина. Он готов верить во что угодно, но вот во что? Он страстно желает играть роль в истории и уже представляет себя мучеником. В дневнике Гиммлера есть и такие строки:
Даже если будешь ранен,
Встань, борись, держись!
Подними повыше знамя,
Пусть ценою – жизнь!
И далее – о том, что он приведет других к победе и славе, о которых мечтал и за что готов отдать свою жизнь. Проблема была в неизвестности, что это за знамя и в чем состоит то самое святое дело, за которое стоит отдать жизнь? Генрих Гиммлер прекрасно знал только то, что никакой он не спаситель, он не рожден для великих дел. Постоянно его точили сомнения, будущий всесильный рейхсфюрер так и не смог увериться, что создан быть лидером. В дневнике Гиммлер честно записывал, что думает о себе самом. Так, он считал, что ему не хватает внутренней опоры, что слишком много болтает лишнего, сыплет дурацкими шутками. Однажды написал: «Какое все-таки жалкое создание – человек!» В другой раз: «Я просто болтун и пустая погремушка. У меня не хватает энергии. Ничего не получается… меня считают парнем, которому все дается играючи, который всегда обо всем позаботится: „Хайни? Он справится!“» Это относится к началу 1922 года.
Он до такой степени не понимал себя, что даже стал носиться с мыслью об эмиграции. Изучал русский язык, чтобы уехать куда-нибудь на Восток, осесть в деревне, заняться там крестьянским трудом. В другой раз он представлял свое будущее в Перу или в Турции. За период с 1919-го по 1924 год упоминания о планах эмиграции встречаются в дневнике Гиммлера раз пятнадцать.
В конце концов этот нерешительный суеверный человек пришел к убеждению, что его преследует злой рок. Позже, годы спустя, он писал жене: «Нам, ландскнехтам, на роду написано быть одиночками, изгоями», на что получил следующий ответ: «Довольно видеть все в черном цвете! Оставь будущее в покое – оно само распорядится». Через несколько дней фрау Гиммлер выразилась еще яснее: «Опять у тебя одно и то же: новый год будет неудачным! Ты что, стал астрологом и веришь, что над нами довлеет Марс и поэтому нас ждут сплошные несчастья? Прошу тебя, оставь это».
Справиться со своими мучительными сомнениями Гиммлер смог лишь тогда, когда на его горизонте появился человек, ставший для него полубогом, – Адольф Гитлер.
Из тюрьмы Ландсберг Гитлер был освобожден в декабре 1924 года. Он сразу приступил к восстановлению своей запрещенной и расколовшейся партии. То, что Гиммлера смущало в лагере народников, Гитлер смог устранить в течение года. 27 февраля 1925 года ему удалось объединить под своим руководством Национал-социалистическую и Народную партии Баварии, сформировав новую НСДАП. Еще через два месяца он образовал СС, потом разобрался с внутренней оппозицией в собственном лагере, а к концу 1926 года собрал собственную партийную армию – СА.
Гиммлер, подсознательно искавший, кому бы подчиниться, чутьем понял, что нашел своего идола. В августе 1925 года он получил членский билет обновленной НСДАП и вскоре после этого очутился в убого обставленном помещении рядом с церковью Святого Мартина в Ландсхуте в качестве секретаря Грегора Штрассера, с окладом 120 марок в месяц. Штрассер, руководивший тогда пропагандой в Нижней Баварии, был рад загрузить помощника. Гиммлеру поручено было поддерживать постоянную связь с самыми отдаленными нацистскими группами. В итоге для нацистов из баварской глубинки он и его мотоцикл стали олицетворением партийного руководства. Через некоторое время Гиммлера выдвинули на должность управляющего делами партийного округа (гау) Нижней Баварии.
Устоялось мнение, будто бы Гиммлер подобно рейнскому оратору Йозефу Геббельсу был искренним приверженцем идей Штрассера – будущего противника Гитлера. На самом деле Гиммлер считал себя скорее конторским служащим правления партии, чем соратником Штрассера. Когда тот перебрался в Берлин, став северогерманским противовесом фюрера, Гиммлер плотнее придвинулся к своему вождю. Никто не знает, когда впервые встретились эти двое. Известно, однако, что Гиммлер до конца своих дней так и не сумел преодолеть в себе робость, постоянно возникавшую при общении с «величайшим умом всех времен и народов», как он называл Гитлера.
Еще работая в Ландсхуте у Штрассера, Гиммлер по-детски преклонялся перед вождем. Один его приятель рассказал английскому писателю Вилли Фришауэру, что Гиммлер нередко вполголоса бормотал что-то, обращаясь к портрету Гитлера, висевшему у него в конторе. А при телефонных разговорах с фюрером Гиммлер вытягивался по стойке «смирно» и щелкал каблуками. Был случай во время войны, когда массажист рейхсфюрера Феликс Керстен ответил на телефонный звонок Гитлера. Так Гиммлера после этого просто распирало: «Господин Керстен, вам известно, с кем вы только что говорили? Вы слышали голос ФЮРЕРА! Вот удача! Напишите сейчас же об этом супруге! Представляю, как она будет счастлива что вам выпал такой исключительный случай…»
Дни борьбы, когда он находился рядом с Гитлером, были величайшим взлетом его карьеры. «Это было славное время, – взволнованно вспоминал он уже в 1945 году. – Мы, бойцы нашего движения, постоянно подвергались смертельной опасности. Но страха мы не испытывали. Адольф Гитлер сплотил нас и повел за собой. Эти годы – самые лучшие в моей жизни».
Служа фюреру, он без устали носился на мотоцикле по сельским дорогам, сжигаемый честолюбием и болями в желудке, доводившими его порой до обморока. «Это колоссально – то, что вы делаете, – восхищалась осенью 1927 года одна из его берлинских поклонниц. – Но вы слишком много требуете от себя, и вот ваш организм мстит вам. Справедливо: организм прав». «Ты опять в дороге, и мне приходится думать, что вся твоя жизнь – одна сплошная гонка!» – отчаивалась будущая жена.
Гитлер воздавал ему по заслугам, и Гиммлер поднимался по лестнице партийной иерархии: в 1925 году он стал заместителем гауляйтера Верхней Баварии – Швабии, в том же году – заместителем главного пропагандиста партии, а в 1927-м – заместителем рейхсфюрера СС. За несколько лет нерешительный, не имеющий цели в жизни студент превратился в фанатичного приверженца Гитлера, поражавшего фюрера выдающимися организаторскими способностями. Но одна только оргработа Гиммлера не удовлетворяла. Он желал быть наставником и воспитателем, мечтал вывести партию и нацию к «истинным источникам жизни».
