А тут бандиты получали, как правило, не десятки, а тысячи рублей, и ни разу не произошло ни одной заминки. Что это, как не служебное ротозейство, благодаря которому опять-таки вольготно жить мошенникам всех мастей.
Вот на какие размышления наводит это уголовное дело, занимающее тридцать шесть томов и охватывающее более шестидесяти случаев ограблений граждан.
Она летит словно на крыльях. Туфельки на высоких каблуках едва касаются лесенки. В темном коридоре Тоня второпях едва находит кнопку звонка. Она звонит, а мысли ее далеко-далеко отсюда.
— Сейчас, сейчас! — раздался голос из комнаты. — Кто там?
— Скорее, мамочка! — Тоня очнулась. Вот сейчас предстоит крупный разговор. Как-то отнесется мама? Что скажет отец? Но разве они не хотят видеть свою дочь счастливой!
«Уж не случилось ли чего?» — беспокоилась между тем мать, услышав долгую трель звонка и тревожный голос дочери. Такого еще никогда не было. Когда дочь задерживалась, она старалась как можно меньше беспокоить домашних.
— Иду, иду.
— Ты извини, я немного задержалась, заметно волнуясь, заговорила Тоня и, переступив через порог, обняла мать и прижалась щекой к ее лицу. Так бывало только в детстве, когда дочка, ласкаясь, откровенничала с матерью. Но это было уже давно. Тоня теперь взрослый человек и стыдится вот так проявлять свои чувства.
— Ну-ну, говори, что стряслось? — ничего не понимала Анна Ивановна.
— Мамочка, я выхожу замуж! Он такой красивый и — офицер, — торопливо заговорила Тоня, — такой интересный, интересный…
Тоня еще что-то хотела сказать, но мать смотрела на нее почему-то так встревоженно и даже скорбно, что она совсем растерялась и умолкла.
Мать тоже молчала, тоже не знала, что и говорить. Замужество — шаг серьезный. До сих пор она ни разу не слыхала от Тони об этом. Рановато? Но Тоне уже девятнадцать. Правда, она еще совсем ребенок. Но ведь так думают все матери. И вот сейчас, среди ночи, она вдруг завела серьезный разговор и уже хочет, чтобы мать прямо сейчас, здесь дала свое согласие. «Что же ей сказать?» — думала она.
— Полно, глупенькая, приляг отдохни. Завтра рано на работу, — погладила ее мать по голове, как делала раньше, когда хотела успокоить.
— Я же серьезно! — горячо заговорила Тоня. Щеки ее залились румянцем. Глаза блестели. — Ну как ты не можешь понять?
Иван Терентьевич лежал в постели и пока молча прислушивался к ночным разговорам женщин.
— А ты-то его хорошо знаешь? — спросила мать.
— А как же! Он мне уже предложение сделал. Если быть счастью, то завтра, а то — никогда. — Эти слова Тоня произнесла торжественно, как клятву. А мать подумала: «Чужое повторяет, не свое это».
В комнате стало тихо. Слышно было, как стучал на комоде будильник — тик-так, тик-так.
«Так, да не больно так, — думала мать. — Когда же они успели познакомиться? Никогда дочка и не заикалась ни о каком женихе, а тут — на тебе, как снег на голову».
— Кто хоть он, откуда? Давно ли ты с ним знакома? — спросила Анна Ивановна.
…До начала сеанса оставалось десять минут, а Лиды не было.
«Сама же попросила купить на нее билет, куда запропала?» — волновались Тоня и Лиза, стоя у подъезда клуба имени Горького. Они напряженно вглядывались в шумный людской поток, но подруга не показывалась.
Вот уже из фойе донесся последний звонок. Больше ждать нельзя. Девушки уже направились в кинотеатр, когда перед ними появился военный в офицерских погонах.
— Нет ли лишнего билетика?
— Есть, — сказала Тоня.
— Подруга не пришла, — объяснила Лиза.
— Вот спасибо вашей подруге — выручила меня, бездомного. А я уж думал, не попаду в кино и придется весь вечер скучать, рассказывать самому себе старые анекдоты.
Так, непринужденно болтая, офицер вел девушек в зрительный зал. Места их были рядом. Уже садясь, он спохватился:
— Да, совсем забыл, простите. Разрешите представиться: Аркадий.
— Тоня.
— Лиза.
Аркадий был очень учтивым человеком. Он сел между Тоней и Лизой и весь сеанс наклонялся то влево, то вправо и шепотом объяснял, что происходит на экране, высказывал свои предположения, причем делал это не без юмора. Поначалу девушки сердились на нового знакомого, но потом его колкие замечания стали все больше и больше их веселить. Они уже дружно хихикали на его шутки, а сзади на них шикали. Но Аркадий успевал отвечать и соседям, и тоже остроумно. Одним словом, к концу фильма девушки поняли, что судьба свела их с очень интересным собеседником, с которым скучать не придется. Никакого сравнения с ребятами с их улицы. Заводские тоже не отличались хорошим обхождением. Выйдя из кинотеатра, Аркадий, испросив предварительно разрешения, галантно взял девушек под руку.
— Погуляем? — спросил он. — Погода сегодня располагает.
— Поздно, надо домой, — сказала Тоня.
— Желание дамы — для нас закон. Он равносилен приказу командира. Остается выбрать вид транспорта. Мой реактивный ястребок, увы, далеко отсюда. Совсем заскучал там без хозяина. Стало быть, авиация отпадает. Остаются наземные виды сообщения. Такси, троллейбус, автобус, трамвай, извозчик. Простите, ошибся… такси в этом городе не найти. Одну минуточку, — с этими словами Аркадий оставил девушек и, выскочив на дорогу, поднял руку. Машина остановилась.
— Но это же не такси, — сказала Лиза.
— Минутку, — успокоил ее Аркадий и обратился к водителю: — Шеф, вы нам очень нужны, — и что-то зашептал ему.
— Прошу, — сказал Аркадий через минуту и, лихо отворив дверцу, пригласил девушек. Те переглянулись, но все-таки сели. Аркадий спросил Лизу, куда ее отвезти, а потом, удобно усевшись, продолжал:
— Вот вы говорите: такси — не такси. А знаете, как по этому поводу шутят у нас в Одессе?
— Нет, не знаем, — Тоня и Лиза опять приготовились услышать шутку.
— Один одессит подходит к машине и спрашивает у водителя: «Вы такси или не такси?» — «А шо такое?» — интересуется водитель. «Я не вижу шашечек», — «Так вам шашечки или чтобы ехать?»
Девушки весело смеялись. Водитель тоже.
— Вы одессит? — спросила Лиза.
— А шо, разве это так заметно? — улыбнулся Аркадий. — Знаете, у нас в Одессе на каждого рядового жителя приходится по три шутника. А сколько их выехало из Одессы специально для того, чтобы украсить другие города!
— А вас направили к нам? — уколола его Тоня.
— О, один — ноль в вашу пользу, — сказал Аркадий. — В Одессе вы определенно пользовались бы успехом.
Незаметно подъехали к дому Лизы. Аркадий проводил ее до калитки и поцеловал руку.
— Адью, — грустно сказал он, — передавайте мой самый нежный привет вашей подруге, которая не пришла сегодня в кино. Я перед ней в долгу.
— Ну, а теперь в центр, — скомандовал Аркадий, садясь в машину.
— Вы летчик? — спросила Тоня.
— Ах, Тоня-Тоня-Тонечка, — запел Аркадий и попытался обнять девушку, но она отстранилась. И тогда, став сразу серьезным, Аркадий продекламировал:
Четыре синих океана в мире.
Их воды бьются в берег многих стран.
Но всех сильней, заманчивей и шире
Над кругом мира пятый океан.
Аркадий помолчал и добавил значительно:
— Сказать просто про меня и моих товарищей — летчик — это значит ничего не сказать. Мы испытатели.
Аркадий взял Тонину руку, и на этот раз она не отстранилась. Машина между тем вырвалась на широкую площадь, залитую огнями.
— А что, если нам где-то поужинать, а, Тонечка?
— Уже поздно, да и мама…
— Ну, а разве мамы не были молоды? Это же всего и займет полчаса, не больше. Остановите, шеф. Получите с нас.
Машина остановилась у самого подъезда ресторана «Волга». Честно говоря, Тоне пока еще ни разу в жизни не приходилось бывать здесь. С замиранием сердца проходила она мимо строгого швейцара в костюме с золотыми галунами, а про себя думала: «Расскажу завтра девчонкам — ахнут. И не поверят».
В большом зале, заставленном столами, стоял разноголосый шум, над столами плавал сизый табачный дым. Тоня настороженно глядела по сторонам, пытаясь скрыть свою робость. «Ну что, думала она, — посижу немного и — домой. Что случится? Другие же вон сидят, и ничего». Они с трудом нашли свободный столик, сели.
— Маэстро! — Аркадий щелкнул пальцем и поманил пробегавшего мимо официанта. — Обратите на нас внимание.
Как истинный джентльмен, меню в кожаном переплете Аркадий передал Тоне:
— Ваше слово. Только прошу не забывать двести пятьдесят коньячку. Желательно армянского. Остальное на ваш вкус.
Если сказать опять же честно, то и такого не приходилось делать Тоне. И рюмка коньяку, которая потом была перед ней поставлена, она тоже первая в ее жизни. Но разве же в этом сознаются, да еще тем более в обществе такого обаятельного молодого офицера?
