Полет над Амазонкой
Интересно, а можно ли и мне полетать над джунглями Амазонки? Я пришел на аэродром, познакомился с летчиками-американцами, узнал, кто у них главный. К нему я и обратился с вопросом:
– Послушай, Дэвид. А нельзя ли мне полетать на одном из ваших самолетов? Все равно куда.
Он мне тут же предложил:
– Как раз сейчас летит самолет, на котором есть одно свободное место. Мы можем взять тебя на него всего за 97 долларов.
Я попытался объяснить, что у меня таких денег нет.
– Тогда не получится. Мы и так работаем при нулевой рентабельности.
И все же мне удалось его убедить.
– Ваша миссия существует уже 45 лет. И за это время здесь не было ни одного российского журналиста. И в ближайшие сорок пять лет не появится!
Почему-то именно этот аргумент оказался решающим.
– Ладно, – махнул рукой Дэвид. – Иди взвешиваться (самолеты маленькие, и вес груза, включая пассажиров, строго ограничен. – Прим. автора.).
Взлетали мы прямо над чайной плантацией. Сверху были прекрасно видны и дом, и фабрика, и засаженные чайными деревьями курганы. Потом сделали резкий вираж и полетели над рекой. Примерно через полчаса лета первая посадка. И первая непредвиденная задержка. Летчикам пришлось полчаса чинить рацию. Вторая посадка запомнилась только тем, что взлетная полоса была размокшая, и фюзеляж самолета залепило комьями грязи. А на третьей посадке отказал двигатель, резко упали обороты, и уменьшилась тяга. Сесть нам чудом удалось. Но взлететь мы уже не могли. Майкл по рации сообщил Дэвиду об аварии, и он пообещал прислать за нами другой самолет.
– И часто у вас такие истории?
– У нас достаточно хорошие показатели безопасности. Но был один трагический случай. В 1997 г. в Амазонке пропал самолет. Он принадлежал не нашей компании, но наши экипажи вылетели на его поиски. Один из них нашел разбившийся самолет, сообщил об этом по радио и тут же сам потерпел аварию. Погибли два летчика и пассажир.
Миссионер, который был одним из наших пассажиров, пригласил к себе в дом, а его жена принялась готовить шоколадный торт. Но попробовать его мы не успели. За нами прилетел самолет. По пути назад в Шелл мы совершили еще две посадки. На первой забрали женщину с порезанной рукой. На второй – молодую индианку с больным ребенком. Когда мы прилетели назад, их прямо от самолета забрала машина «Скорой помощи».
Трансамазонская трасса на карте дорог Эквадора отмечена такой же жирной красной линией, как и Панамериканское шоссе. Но в реальности это всего лишь расчищенная грейдером и покрытая гравием узкая насыпь. Изредка на пути встречаются деревни с непременными приходскими католическими церквями.
Машин там мало, но и те не хотели останавливаться. Вот и пикап с кузовом, заваленным бухтами проводов и фарфоровыми изоляторами, прошел мимо, даже не притормозив. Немного позднее я все же уехал – на зеленом военном грузовичке. С шофером поговорить толком не удалось. Все его внимание было приковано к тому, как объехать многочисленные колдобины и кочки. Причем руль приходилось держать одной рукой, второй он придерживал корзинку с сырыми яйцами, которые на очередной кочке норовили разлететься по кабине.
По пути мы остановились у машины с проколотым колесом. Это был тот самый пикап с электротехническими деталями, который незадолго до этого прошмыгнул мимо меня без остановки. У электриков, как оказалось, не было домкрата, и «солдату» пришлось помогать.
После окончания ремонта я продолжил путь на военном грузовичке. А когда он свернул в сторону, высадив меня на трассе, опять пошел пешком. Вскоре меня опять нагнал «электротехнический» пикап. Но на этот раз у водителя, видимо, проснулась совесть, и он решил меня подобрать. Сидеть на железяках, внимательно следя за тем, чтобы на очередной яме не порвать джинсы, было ненамного лучше, чем идти всю дорогу пешком. Но быстрее.
Электрики также высадили меня на каком-то глухом повороте. Казалось, я могу там застрять на часы, если не дни. Возможно, так и произошло бы. Но примерно через час они опять появились на дороге (по которой, кстати, не прошло ни одной машины – ни в ту, ни в другую сторону!!!) и снова взяли меня – теперь как своего старого знакомого. На этот раз они довезли до одной из христианских миссий.
В Тену я въезжал на пикапе. По дороге ко мне в кузов подсадили двух женщин с мужчиной. И так же, как и с меня, денег с них не брали. Так я убедился, что в Эквадоре и местные жители иногда пользуются автостопом.
В центральном парке меня застал сильный ливень. Я стал оглядываться по сторонам в поисках крыши, под которой можно было бы спрятаться. Трое мужчин, стоявших под козырьком у входа в Управление гражданской обороны, меня заметили и стали махать руками, приглашая к ним присоединиться. Едва я забежал под крышу, как они тут же набросились на меня с расспросами: кто, куда, откуда? Узнав, что я русский, они тут же сообщили:
– А у нас есть одна знакомая русская – Наташа. Она живет в одиннадцати километрах отсюда.
– Ну и пусть живет, – сообщение о русской, живущей в джунглях Амазонки, меня не заинтересовало.
Когда дождь закончился и я собрался уходить, один из моих собеседников схватил за рукав проходящего мимо мужчину.
– Вы можете поговорить с ним по-русски.
Так я познакомился с Тимотео Тапуи, выпускником Белорусской сельскохозяйственной академии. Он оказался мужем той самой русской Наташи. Мы обменялись несколькими фразами, а потом Тимотео пригласил меня к себе в гости, в поселок Пано.
До поселка Пано было 11 километров. Я надеялся доехать туда автостопом. Но, пройдя всю дорогу пешком, так и не встретил ни одной попутной машины. Только изредка меня обгоняли рейсовые автобусы. Однако нельзя сказать, что я очень уж страдал из-за отсутствия транспорта. Дорога проходит по безлюдным местам, через густые зеленые леса, параллельно разбухшей после недавнего дождя реке.
Тимотео дома еще не было, а Наташа во дворе чистила рыбу и сладкий картофель к ужину. Она родилась в Витебске, в Минске окончила радиотехнический институт и стала работать инженером на компьютерном заводе. А со своим будущим мужем познакомилась в студенческие годы, на одной из дискотек.
– Я не собиралась уезжать из Советского Союза. Но когда в 1986 г. произошел взрыв в Чернобыле, я как раз была беременна. Тогда пошли слухи, что радиация может сильно повлиять на здоровье будущих детей, и я предпочла уехать в Эквадор. Тимотео не смог здесь найти работу по специальности. Его диплом не хотели признавать. Помыкались мы с ним без работы пару лет, и он снова поступил в университет, теперь уже в Кито. После окончания университета мы втроем – тогда у нас был только старший сын Алексей – приехали с ним сюда, в его родной поселок. Муж сразу же устроился работать преподавателем в профтехучилище. Отработал он там восемь лет, а потом прошел по конкурсу на должность инспектора и сейчас курирует работу всех тринадцати училищ нашей провинции.
– Домой вы ездили?
– Нет. Первые десять лет я регулярно переоформляла паспорт и каждый раз платила, а потом подумала: «Зачем мне это нужно, если все равно нет денег на поездку?» Вот уже больше пяти лет живу вообще без документов. А зачем они мне? Я и в городе-то редко бываю. Мать сама ко мне приезжала. Она прожила здесь три года, помогала внуков воспитывать. Но все же в Эквадоре ей оставаться не захотелось, и она вернулась назад в Белоруссию.
Вечером из города возвратился Тимотео с бутылкой водки. На удивленный взгляд своей жены он объяснил:
– У нас же гость! Причем из России.
Назад в Тена я вернулся на автобусе, не шагать же опять одиннадцать километров пешком. У выезда из города меня нагнал грузовик. Шофер высунулся в окно и радостно завопил:
– Русский!!!
Я тоже его узнал. Он как-то уже подвозил меня на транс-амазонском шоссе. В этот раз нам было не по пути, однако с автостопом проблем не было. На трех пикапах и грузовике-дальнобойщике я доехал до Кито. А оттуда на очередном пикапе – в город Латакунга.
Панамериканское шоссе идет на юг межу хребтами Западных и Восточных Анд, поэтому с обеих сторон дороги высятся горы. Вершины покрыты вечными снегами, а на крутых склонах, часто на головокружительной высоте, индейцы пашут на быках или мулах. Снизу кажется, что пашня расположена почти отвесно, поэтому остается только удивляться, как там удается хоть что-то выращивать. Ровные квадраты полей доходят до самой вершины, из-за чего одни склоны кажутся полосатыми, как зебра, а другие – пятнистыми, как шкура леопарда, в коричневую и бледно-серую клетку. А на самом верху, чуть ли не на границе снега виднеются группы невзрачных хижин, крытых соломой.
