А следующий документ позволяет предположить, что уже 18 апреля 1941 г. (то есть сразу же после того, как Мацуока побывал в Москве, затем в Берлине и вновь в Москве) в Берлине находилась советская делегация, в состав которой входили Деканозов и Крутиков. С немецкой стороны в этой встрече участвовал Шуленбург. Кто же еще?
165. О соблюдении хозяйственного соглашения
Протокол
об итогах встречи между полномочными представителями Правительства Германской Империи и Правительства Союза Советских Социалистических Республик
по проверке соблюдения Хозяйственного соглашения
между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик
от 11 февраля 1940 г.
Полномочные представители Правительства Германской Империи и Правительства Союза Советских Социалистических Республик, действуя в соответствии со статьей 10 Хозяйственного соглашения между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик от 11 февраля 1940 г., на основании проверки ими соблюдения вышеуказанного соглашения на 11 февраля 1941 г., согласились в следующем:
По советским данным, советские поставки на 11 февраля 1941 г. исчисляются в 310, 3 миллионов марок. Поставки из Германии на эту сумму будут произведены не позже 11 мая 1941 г.
Исполнено в двух оригиналах, на немецком и русском языках каждый, оба текста считаются аутентичными.
Совершено в Берлине, 18 апреля 1941 г.
За Правительство Империи К. ШнурреПо полномочию Правительства СССР А. Крутиков
166. Поверенный в делах Типпельскирх – в МИД Германии
Телеграмма
Москва, 22 апреля 1941 – 0. 05
Получена 22 апреля 1941 – 3. 30
№ 957 от 21 апреля
Срочно!
Генеральный секретарь Наркомата иностранных дел вызвал меня сегодня в свой кабинет и вручил мне вербальную ноту, в которой содержится требование безотлагательно принять меры против продолжающихся нарушений границы СССР германскими самолетами. В последнее время нарушения значительно участились. С 27 марта по 18 апреля произошло 80 подобных случаев.
Нота, к которой приложено подробное описание 80-ти нарушений, обращает особое внимание на случай с приземлившимся около Ровно 15 апреля самолетом, в котором были найдены фотоаппарат, несколько кассет отснятой пленки и порванная топографическая карта районов СССР, что свидетельствует о целях экипажа этого самолета.
Нота содержит дословно следующее:
«Соответственно, Народный Комиссариат считает, что необходимо напомнить германскому посольству о заявлении, сделанном 28 марта 1940 г. помощником военного атташе полпредства СССР в Берлине Имперскому маршалу Герингу, в котором говорилось, что Народный Комиссар обороны СССР сделал исключение из крайне строгих правил защиты советской границы и дал пограничным войскам приказ не открывать огня по германским самолетам, залетающим на советскую территорию, до тех пор, пока эти перелеты не станут происходить слишком часто».
В заключение в ноте еще раз подчеркнуто выражается надежда Комиссара Иностранных Дел, что германское правительство предпримет все необходимые меры, чтобы предотвратить нарушение государственной границы СССР германскими самолетами в будущем.
Генеральный секретарь просил меня передать содержание ноты в Берлин, что я и обещал сделать.
Ввиду того, что советская вербальная нота ссылается на недавний меморандум об аналогичных пограничных нарушениях границы германскими самолетами, а также напоминает нам о заявлении помощника военного атташе, следует, вероятно, ожидать серьезных инцидентов, если германские самолеты будут продолжать нарушения советской границы. Типпельскирх.
То, что телеграмму подписал Типпельскирх, вполне понятно, ибо Шуленбурга нет в Москве, он в Берлине. Но вот почему вербальную ноту вручает не нарком иностранных дел Молотов, как, например, 21 июня 1941 г., а Генеральный секретарь НКИД без указания фамилии, неясно. Может быть, Молотов в это время инкогнито тоже находился в Берлине, например, возглавляя советскую делегацию на тайных переговорах с Гитлером?
167. Военно-морской атташе в Москве – Военно-морскому командованию Германии
Телеграмма
24 апреля 1941 г.
№ 34112/110 от 24 апреля
Для военно-морского флота
1. Циркулирующие здесь слухи говорят о якобы существующей опасности германо-советской войны, чему способствуют сообщения проезжающих через Германию.
2. По сведениям советника итальянского посольства, британский посол называет 22 июня как дату начала войны.
3. Другие называют 20 мая.
4. Я пытаюсь противодействовать слухам, явно нелепым.
Военно-морской атташе [Баумбах]
Это один из самых загадочных предвоенных документов и в первую очередь потому, что 24 апреля 1941 г. Гитлер еще никому, даже своим генералам, не назвал дату нападения на СССР. Тем более она не могла быть в этот момент названа английским послом Криппсом. Показательно, что именно заявления, якобы сделанные Криппсом о намечающейся войне СССР и Германии, будут указаны впоследствии в сообщении ТАСС от 13 июня 1941 г. чуть ли не в качестве главной причины его опубликования. Поэтому, если предположить, что 24 апреля положение было столь близко к войне, что даже заставило Сталина вскоре принять решение о возложении на себя обязанностей Председателя Совнаркома, непонятно как в этот же самый период советская делегация могла вести переговоры в Берлине и почему после ее возвращения в Москву Сталин 1 мая 1941 г. стоял на трибуне Мавзолея в прекрасном настроении. Скорее всего, разговоры о вероятности этого столкновении были «дезой» для англичан, а Председателем Совнаркома Сталин стал перед началом совместных военных действий против Англии.
А вот отрывок из другой публикации [102], позволяющий уточнить реальную дату телеграммы Баумбаха иным путем – из открытых в последние годы материалов о работе советских контрразведчиков перед войной:
Александр Пронин, полковникТайна особняка в Хлебном переулке
60 лет назад советской контрразведке удалось организовать регулярное прослушивание и запись конфиденциальных бесед германского военного атташе в Москве генерал-майора Эрнста Кёстринга и его сотрудников. Содержание этих материалов не оставляло сомнений: в ближайшее время Германия нападет на СССР… В 20-х числах апреля 1941 года они получили возможность ежедневно прослушивать и записывать откровенные беседы ничего не подозревавших германских дипломатов… 25 апреля 1941 года записан следующий разговор между заместителем германского военного атташе Кребсом и помощником военного атташе Шубутом…
Эта информация интересна тем, что хотя из других публикаций известно, что прослушивался только кабинет Кёстринга, беседу в нем ведут лица из его окружения, ибо сам он в это время находился в Берлине вместе с послом Шуленбургом и вернулся в Москву лишь к Первомайскому празднику.
Записи разговоров в немецком посольстве, доставляемые с конца апреля 1941 г. Сталину – практически с того самого времени, когда Баумбах якобы отправил своему начальству в Берлин телеграмму о том, что война Германии и СССР начнется 22 июня 1941 г., показывают, что в это время об этой дате не было даже никаких упоминаний.
…Аппаратура подслушивания день за днем фиксировала все, что происходило в стенах особняка генерала… Вот фрагмент послеобеденной беседы чинов военного и военно-морского атташата, похоже, сдобренной коньячком и состоявшейся в середине мая:
Кёстринг: …Наступать – вот единственно правильная вещь. Конечно, русские против войны. Я думаю, что все же они боятся…
Баумбах: У меня создалось впечатление, что русские пока спокойны.
Кёстринг: То дело, о котором мы говорили, должно оставаться в абсолютной тайне. Эти две недели должны быть решающими (сроки начала блицкрига против СССР фюрер неоднократно переносил; в середине мая речь шла о готовности к нападению 1 июня. – Примеч. А. Пронина)… Природные богатства! Это будут наши естественные завоевания…
Итак, если верить этой публикации, 25 апреля была записана беседа сотрудников немецкого военного атташата. Эта дата подозрительно близка к «24 апреля 1941 года», когда Баумбах якобы отправил в Берлин телеграмму с сообщением о том, что британский посол называет 22 июня 1941 г. датой начала войны Германии и СССР. Разговор, в котором речь идет о решающих «этих двух неделях», почему-то не датирован, хотя автор в газете «Труд» указывает, что он происходит в середине мая, из чего следует, что дата нападения Германии на СССР – 1 июня. Тогда почему же Баумбах, которому это говорит Кёстринг, никак не реагирует на новую дату – не радуется, например, что англичане не узнали истинную дату нападения и поэтому не сумеют предупредить Сталина? Скорее всего, потому, что на самом деле этот разговор происходил 8 июня 1941 г. (эта дата получается, если от 22 июня отнять 14 дней).
