с ледяными полями. «Каждому свое!» – прокричал я Морицу. Сквозь туман мы смотрели, как течение уносит от нас «Аспол». Я сказал Дмитрию, что, как по мне, пора подавать сигнал SOS… Когда я спустился под палубу, чтобы забрать ракетницу с патронами, а также наш журнал и карты, Дмитрий сосредоточенно повторял: «Мэйдэй!» Быстро записав наши координаты и направление дрейфа, я стал собирать самые нужные вещи на тот случай, если «Виллем Баренц» получит серьезные повреждения: рацию, батареи, сигнальное зеркало, рукавицы и теплые вещи, мои меховые сапоги, примус и канистру с бензином. Потом запихнул в сумку навигационные инструменты, компас, одежду, карты и шоколад. Вокруг нас льдины с треском наталкивались друг на друга, вздымались и рушились. Видимость была не больше 100 метров.
[M. Г.] Тем временем мы готовились покинуть катер. Мурат задраил все люки «Аспола». Даниил стоял на палубе, стараясь разглядеть в паковом льду хоть какие-нибудь разводья. «Если белые медведи это умеют, значит, у нас тоже получится!» – думал он. Однако лед сносило в открытое море со скоростью 3 узла в час. Дело было безнадежно. Так, по крайней мере, нам казалось. Я упаковал навигационные инструменты и карты. Герман раздал ракетницы, а Алекс – оранжевые спасательные гидрокомбинезоны. Взяв с собой лишь самые необходимые личные вещи, все члены команды собрались на палубе. Мы пытались выйти на связь с другими судами, но на частоте 2182 кГц не было слышно ничего, кроме треска электростатических разрядов. Геннадий, совершенно подавленный, стоял на палубе в темноте. «Ничего хорошего нам не светит», – сказал он мне. Затем он спросил, готовы ли мы покинуть судно. Я сказал, что все готовы. «Нам надо оставаться на борту как можно дольше», – сказал Геннадий. В следующий момент мы почувствовали, что лед подбирается под днище катера и нас снова выжимает наверх. «Аспол» накренился, но затем, как и раньше, провалился сквозь лед. Мы стояли, понурившись, на палубе и держались за ограждение, только Даниил теперь оставался у рации, монотонно повторяя призыв о помощи. Ответа по-прежнему не было – возможно, рация сломалась. Геннадий спустился в каюту и вызвал Дмитрия по морскому УКВ-радио, чтобы узнать, не подают ли они, как и мы, сигнал бедствия, но ответа не было. Наконец рация ожила. Дмитрий установил связь с ледоколом, и они должны быть здесь через час. Мы все вздохнули с облегчением. [21]
[Ф. Х.] Из радиопереговоров мы поняли, что ледокол «Вайгач» находится где-то недалеко от нас, но его точное месторасположение мы узнали только тогда, когда «Аспол» уже подняли на борт. Пока же мы дрейфуем по направлению 40° на северо-восток со скоростью 2 узла в час и, судя по карте, приближаемся к каменистой отмели. Ситуация настолько напряженная, что GPS с разрешением 160 метров во всех направлениях не дает нам точного ответа – наткнемся мы на нее или нет. Напряженно вглядываясь в сумрак, мы внезапно видим, что впереди на отмели лед взламывается, образуя нагромождение торосов, и нас несет прямо туда. Прыгать на лед не имело смысла: даже если вы найдете хорошую льдину, ее вскорости раздавит под напором остальных. Кроме того, лед может скопиться перед торосами. На «Вайгаче», видя, в каком положении мы оказались, раздумывали, не прислать ли за нами вертолет. Но им надо было действовать быстро, иначе будет поздно.
[M. Г.] Сначала ледокол выглядит маленькой крапинкой на экране радара. «Вайгач» тоже нас увидел, поскольку они шли прямо на нас. Луч мощного прожектора на мгновение выхватил нас из тумана. В ответ мы включили наш фонарь. Только на расстоянии 100 метров мы смогли различить в тумане ходовые огни «Вайгача». Мурат включил два ручных прожектора. Мы с Даниилом опустили небольшую мачту, на которой крепились антенны, и приготовили стропы для подъема «Аспола». На нас надвигался небоскреб, сияющий множеством окон. Гигантский форштевень ледокола навис над «Асполом», как инопланетный корабль. В вышине над собой мы увидали улыбающиеся лица людей над фальшбортом.
[Ф. Х.] Я взбираюсь на ходовую рубку, чтобы посмотреть, стоит нам прыгать на лед или нет, и неожиданно замечаю вдалеке маленькую светящуюся точку. За ней из тумана вырастает махина ледокола. Меня охватывает страх, что нас раздавит лед, вспоротый исполинским судном. Грохот от ломающегося льда стоит оглушительный, словно рядом стреляют из пушек. «Вайгач» медленно приближается, и вот я уже могу разглядеть маленькие фигурки людей на палубе и кричу им, чтобы они меня заметили. Луч их прожектора освещает нагромождения серо-голубого льда неподалеку от нас, и уходит в сторону. «Правей! Правей!» Внезапно луч упирается в нас, и ледокол стопорит ход прямо перед нами. Каждый старается дотянуться и потрогать рукой его стальной борт. Я стою на носу, держа наготове швартовый конец. Большой палубный кран спускает крюк весом полтонны. Поначалу они попытались поднять наш маленький катер вместе с людьми, но «Виллем Баренц» не поддается, он облеплен льдом. Лед по-прежнему движется, и наш кормовой швартов теперь стал чуть ли не в два раза длиннее. Лед скапливается и вокруг носа ледокола. И вдруг наш канат лопается. В следующий момент раздается команда: женщины и дети покидают судно первыми, за ними следом Дмитрий и я. Рядом с нами, раскручиваясь, падает веревочная лестница. На «Вайгаче» решили сначала снять нас с судна. Фёдор, 12-летний сын Дмитрия, цепляется за нее, и его вытягивают наверх вместе с лестницей. Затем лестница снова падает вниз. У нас лишь несколько секунд, чтобы взобраться на борт. Когда все уже в безопасности, наш катер отрывают ото льда, и он раскачивается на канатах метрах в 25 от корабля. Крутясь, наш катер взмывает в воздух. Вскоре «Виллем Баренц» уже лежит рядом с «Асполом» на палубе ледокола. Все карманы моего спасательного снаряжения забиты патронами для ракетницы, но я даже не помню, как их туда клал. К полуночи все дела закончены. В ту ночь я просидел в сауне и плавательном бассейне до половины пятого утра.
На борту 150-метрового атомного ледокола экспедиция продолжила путь на восток вдоль сурового сибирского берега. Два дня спустя, когда винты были заменены и пополнен запас топлива, ледокол по просьбе Дмитрия высадил участников экспедиции в точке 75°38’ N, 88°38’ E. Для Морица приключение на этом закончилось: он утратил веру в Кравченко и не хотел больше рисковать жизнью. Он решил остаться на борту ледокола, ожидая грузового судна, на котором можно было бы добраться до Мурманска. Кравченко распустил экипаж «Аспола». Франс согласился помочь
