Когда началась война, то некоторые наши мужики убежали с фронта – дезертировали. Они спокойно жили в своих домах. Перед приходом немцев стали забирать в армию всю молодежь, забрали и всех сбежавших. Забрали и моего дядю Тимошу, мужа сестры моего отца, он уезжал на фронт вместе с отцом. Он как-то рассказывал, что встретил моего отца после восьмой атаки. Его часть пыталась захватить другой берег широкой реки. Из атаки выходили живыми человек 5–7. Отец вышел живым из 11 атаки. Их покормили, собирали новых солдат и снова бросали в атаку. Отец сказал ему:
– Тимош, давай попрощаемся. Наверно, я уже не вернусь.
Так и случилось. Берег отбили. Дядя Тимоша искал отца среди трупов, но не нашел. По трупам можно было перейти реку. Может он утонул в реке? Потом они попали в окружение. Долго выходили. Вышли. А на нашей стороне оказались никому не нужные, вот он домой и подался.
Мужики, побывавшие на фронте рассказывали об ужасах этой войны. Как немцы издеваются не только на пленными красноармейцами, но и над мирным населением в захваченных ими деревнях и городах. Напряжение в народе и ненависть к немцам росли с каждым днем. Немцы быстро приближались к нашим местам.
Однажды председатель колхоза ударил по подвешенному рельсу, а это означало что всем нужно собраться у этого «колокола» возле амбара. Председатель сказал, что немцы вот-вот захватят город и нужно сохранить семенное зерно до посевной. Для этого мы должны поделить все зерно, разобрать его по домам и не скармливать скоту и самим не есть, а хранить до посевной. Предлагались различные способы хранения. Что осталось в поле забирайте кто сколько сможет, остальное уничтожить на корню. В поле было много капусты, свеклы, моркови, тыквы, турнепса и кабачков. Нам детворе был дан такой приказ – отловить и поделить всех колхозных кур. Сказано – сделано. Овощи с полей почему-то притащили в деревню и разбросали на главной дороге деревни. Вся деревня была усыпана кусками этих овощей. Наверно одна из причин сделать дорогу по деревне непроходимой для фашистской техники. Лошади и крупный рогатый скот были заранее отправлены в тыл.
А конце октября 1941 года немцы все же заняли город. Рано утром прогремел мощный взрыв, который потряс всю округу и во многих домах повыбивало стекла. Наши взорвали железнодорожный мост через реку Оку. Говорили что вместе с нашими отступающими и наступающими немцами, которые уже были на мосту и хотели захватить его на плечах отступающих наших солдат. Одна полуторка зацепилась за мост и так висела мотор в воде, а задние колеса на обломках моста.
На следующий день в нашу деревню нагрянули немцы на подводах. В это время наши деревенские женщины везли на подводах капусту с поля. Немцы их остановили и начали отбирать телеги. Когда ее забрали у моей тети Лизы, она заплакала. Одна женщина стала кричать на немцев: «Что вы делаете. У нее муж погиб на финской войне». Мы детвора стояли в стороне и наблюдали за происходящим. Немец подошел к тете Лизе и стал бить ее по лицу. Женщины подняли крик, но немец не обращал на это никакого внимания и продолжал бить женщину. Подошли другие немцы и оттащили фашиста от тети Лизы. Немцы ему что-то говорили, а он кричал и все пытался ударить тетю Лизу. Потом мы узнали, что этот негодяй был финном.
Немцы отобрали несколько подвод с овощами. Другие прошли в деревню и начали там ловить кур. Два немца тащили небольшого поросенка, за которого хозяйке дали три марки. Потом вся деревня ходила смотреть эту бумажку.
Немцы привели председателя колхоза и сказали, что он будет в нашей деревне старостой.
В этот день мы, дети, как бы стали старше и серьезней. Прекратились наши деревенские забавы. Родители нам запретили ходить в другие деревни. Каждый приезд немцев ребята постарше нас (12–15 лет) старались скрыться в лесу или в своих домах. Девушки мазали руки и лицо сажей, грязью и одевались в самые грязную и рваную одежду.
Мы самые маленькие еще не все понимали. Однажды немцы нагрянули к нам в деревню за новой добычей. Отобрали последних курей, у нас забрали последнего поросенка, собирали теплую одежду. Коров пока не трогали. Когда они с нашим награбленным добром выехали за деревню, мы начали стрелять по ним из рогаток. Одному немцу мы попали по каске, он схватил винтовку и выстрелил в нашу сторону. Мы упали на землю и лежали пока они не скрылись из виду. Это был наш первый и последний бой с фашистами.
Узнав про наши проделки, наши матери сделали нам внушения, каждая по своему. Моя мама посадила меня у стола и сказала, чтобы я этого больше не делал, так как меня за это могут убить. А так как отца нет и возможно он погиб на войне, то я остаюсь у нее главным помощником. Я должен всегда помнить о ней и о маленькой сестренке. А это значило, что теперь в мои обязанности входило из леса приносить дрова, собирать грибы, ягоды, щавель, рвать траву и так далее. Я дал ей слово, что больше по фашистам стрелять не буду и буду помогать ей по хозяйству во всех вопросах без лишних напоминаний. Я еще многого не понимал, но своей маме сказал, что я ее никогда не брошу и мы всегда будем вместе. Она прожила 93 года. Я ее забрал из деревни и она до конца дней своих жила у меня в Москве.
Впереди нас ждало еще одно страшное испытание судьбы. В декабре 1941 года. Зима наступила как то сразу. Резко похолодало. Выпало очень много снега. За эти дни мы слышали о многих случаях зверского отношения фашистов к мирному населению. Они передавались из уст в уста и растекались по деревням и городам. Немцы зверели. Если видели, что шел человек в хорошей зимней одежде, то его тут же останавливали и снимали с него все вплоть до шапки и обуви. Так случилось с моей еще одной тетушкой, которая жила в деревне Болото. Она собиралась идти к своим в соседнюю деревню. Оделась тепло. Надела шубу, валенки, на голову накинула теплую шаль. На улице ее остановили немцы и все с нее сняли и она по 30 градусному морозу бежала домой раздетая и босиком.
Числа 26 декабря, перед самым новым годом по деревне ходили слухи, что скоро нас освободят, наши уже где-то совсем рядом, вроде в деревне Алексеевке. Утром в нашу деревню приехали несколько десятков немцев. Они быстро прошли по деревне. Еще до их приезда меня мама послала к тете Лизе, которая жила на самом краю деревни у леса. Я вышел от нее и увидел, как в мою сторону идут немцы. Я испугался, спрятался и крадучись начал пробираться к себе домой. Немцы меня не заметили и я быстро добрался до дома. Когда я обернулся назад, то увидел большой черный столб дыма. Я сразу понял, что это горит дом тети Лизы. Я вбежал в дом и сказал маме, что горит дом тети Лизы. Мама выбежала на крыльцо и увидела, что горят и другие дома. Немцы дойдя до края деревни у леса, стали всех жителей выгонять на улицу, в русскую печь бросали гранату, а дом поджигали. Людей гнали вдоль деревни к реке Оке. Мама поняла, что к нам идет беда. Заставила меня быстро одеться. Валенки у меня были большие отцовские и моя нога в них проваливалась полностью, ноя приспособился ходить в них. Мама быстро укутала мою сестренку, оделась сама и мы выскочили на улицу. Мама успела закрыть сени на навесной замок. Я не знаю откуда он взялся. Обычно мы дома закрывали на палочку или коромысло и никаких краж в деревне не было. Дом наш был самым большим в деревне. Он был построен моим отцом и его братьями. Отцу досталась середина дома, а двум братьям левая и правая части дома. Мы жили в маленькой комнатке, большую площадь которой занимала русская печь. В правой части дома жил дядя Миша с семьей, в левой дядя Сережа с семьей. Дядя Миша был самый старший из братьев и ушел на фронт в первый день войны, как и мой отец. Дядя Сережа перед войной попал в тюрьму. Вылезая из-за стола во время какого-то застолья упал на учительницу. Та возмутилась и ему дали два года, но перед приходом немцев выпустили. Он потом через три недели погибнет под Белевым. А теперь он также как и мама закрыл свою дверь на висячий замок. Наш дом оказался закрыт со всех сторон. Немцы видать сильно спешили и не стали сбивать замки, только разбили стекло на дяди Мишиной половине и бросили гранату. От соседнего дома уже загорелись сени у дяди Миши. Нас, как и других, погнали по деревне к Оке, затем мы резко повернули направо и вышли на высокий берег небольшой речки Боровенка, которая вытекала из леса и строго перпендикулярно текла к Оке. На этом высоком берегу до войны стоял дубовый лес, но перед войной его срубили, для увеличения посевных площадей. Из под снега торчали огромные дубовые пни. Немцы нас гнали именно на эту высотку. Зачем? Об этом мы узнали потом.
Наши войска подошли к деревне вплотную. Немцы из нас сделали живой заслон, чтобы спокойно отступить к деревне Кураково. Когда нас загнали на эту высотку, немецкие пулеметчики расположились на соседней высотке, ниже нашей и оттуда начали стрелять по нам. Первые выстрелы никого не убили и не ранили. Деревенские мужики, которые уже побывали на фронте, быстро поняли чего хотят немцы. Мужики крикнули всем залечь, спрятать головы за пни и закопаться в снег. Никому не вставать и голов не высовывать. Пули свистели над головами, впивались в пни. Бабе Кате пуля сбоку пробила шубу, но не задела тела, а только обожгла. Она начала кричать моей маме: «Поля, они мне новую шубу испортили». Мама ей отвечала: «Лежи тихо и не поднимай головы. Потом мне свою дырку покажешь». Наши солдаты все видели, но помочь ничем не могли. От нашего огня немцев прикрывала наша высотка. Но наши мужики повели в обход немцев большой отряд наших бойцов. Они спустились из леса по оврагу к Жабыньскому монастырю и с тыла ударили по немцам.
