Следует упомянуть еще один вопрос, возникший на дискуссии о стратегии. В разговоре с Гарриманом (14 декабря) о положении на всех фронтах Сталин повторил предложение, сделанное Черчиллю в октябре, о переброске части союзных войск из Италии для наступления на Адриатику. Он сказал, что ни Эйзенхауэр, ни его штаб, конечно, не нуждаются в его советах, но единственное, что он может предложить, так это переброску пяти-шести дивизий с итальянского фронта в Далматию для наступления на Загреб, где они смогут соединиться с русскими в Юго-Восточной Австрии. Он быстро воспроизвел на карте задуманную им операцию. Сталин считал, что немцы либо будут вынуждены отступить, либо попадут в плен. Русские. говорил он, смогут дойти до Вены, и будет очень уместно, если там они встретятся с восемью – десятью англо-американскими дивизиями. Гарриман ответил, что Черчилль охотно сделал бы это, но при изучении метеорологической обстановки выявились препятствия для проведения наземных операций в верхней Адриатике, и решение пришлось отложить до весны.
У Черчилля возникла идея направить генерала Александера в Москву, где группа офицеров SHAEF (Верховный штаб союзных экспедиционных сил), возглавляемая маршалом Теддером, должна была обсуждать операции на Балканах. 2 января Рузвельт сообщил Черчиллю о своем согласии с подобным заданием Александеру, как представителю командования средиземноморского театра военных действий, но считает более правильным поручить это американскому заместителю Александера. Но эта идея, похоже, так и не была претворена в жизнь, если верить докладу фельдмаршала Уилсона Объединенному комитету от 8 января, в котором говорилось, что его войскам вскоре предстоит продолжить бои в Италии. Вскоре после этого Объединенный комитет, по согласованию с Черчиллем. решил направить во Францию для подкрепления сил Монтгомери три канадские и британские дивизии, действующие в Италии.
Сталин осторожно намекнул Гарриману, что армия под командованием генерала Деверса, находящаяся на южном фланге фронта во Франции, могла бы совершить прорыв, чтобы соединиться с русскими под Веной. Объединенный комитет оставил это предложение без внимания, как идущее вразрез с другими намечающимися ударами в Германии.
Все эти и многие другие стратегические планы и предложения предстояло более подробно обсудить американским и британским начальникам штабов на Мальте; а затем их необходимо было обговорить с советскими начальниками штабов в Ялте на конференции. на которую американцы и британцы собирались в конце января.
ОДИННАДЦАТЫЙ ПЕРИОД
Начало 1945 года: конференции на Мальте и в Ялте; военные соглашения и дипломатические компромиссы
На Мальту и в Ялту; февраль 1945 года
Ассамблея трех глав государств и их военных советников, как мы уже видели, все время переносилась. Рузвельт с нетерпением ждал этой встречи. Однако он отложил ее до своей инаугурации 20 января. Это позволило ему позаботиться о завершении текущей сессии конгресса и подготовиться к своему представлению на новой. Вероятно, из-за промедления в ходе войны во Франции и в Италии он предвидел, что на мирное урегулирование потребуется больше времени, чем он предполагал. Сталин не был обеспокоен долгим ожиданием. Но Черчилль – был, опасаясь серьезного сбоя в согласованности политики союзников, во время которой многие важные вопросы сведутся на нет. Однако он вежливо, но неохотно согласился.
Президент изменил свое отношение к путешествию на советское побережье Черного моря для встречи со Сталиным. В октябре он сказал Сталину, что охотно туда приедет. Но потом эта идея стала внушать ему неприязнь. Его беспокоили доклады о том, что этот район неблагополучен в санитарном отношении. Вероятно, он боялся не столько за себя, сколько за своих сопровождающих и за экипаж корабля, на котором он поедет. Он предпочитал ездить на встречи по морю и жить на корабле; и ему было неясно, сможет ли его корабль войти в Черное море. Кроме того, его беспокоила надежность дальней курьерской связи с Вашингтоном, необходимой для ведения внутренних дел страны. По всем этим причинам он пытался склонить Сталина приехать в Италию, на Сицилию, на Мальту, на Кипр или в другое приятное место на Средиземном море. Но Сталин продолжал отказываться, ссылаясь на рекомендации врачей не выезжать за пределы Советского Союза.
Черчилль, уставший и раздраженный этим осторожным упорством, казалось, в один прекрасный момент согласился принять Молотова вместо Сталина. Его приободряла мысль, что в этом случае конференцию можно будет провести в Лондоне, а Рузвельт. нанеся давно обещанный визит в Британию, сможет посетить свои войска во Франции. Но у Рузвельта и в мыслях не было иметь дело с кем-нибудь, кроме Сталина. Поэтому в декабре он дал согласие приехать в Крым. Черчилль повторил, что поедет туда, куда захочет президент. Поэтому все они в конце концов сошлись на Ялте. Президент принялся планировать отъезд на военном корабле к Средиземному морю сразу же после инаугурации. Поскольку его доктора полагали, что ему не следует лететь на большой высоте над горами между Италией и Ялтой, ему предложили, чтобы крейсер «Куинси», который должен был переправить его через океан, дошел только до Мальты. Черчилль почти по-мальчишески радовался, что президент остановится в каком-нибудь месте, находящемся под британским флагом, в частности на этом острове в Средиземном море. который так отважно сражался с немцами. Его энтузиазм нашел выражение в коротких рифмованных фразах, которые позабавили мир:
С Мальты в Ялту мы пройдем,
И с пути мы не свернем.
В таком же радостном настроении он предложил президенту дать конференции кодовое название «Аргонавт», имея в виду греческую легенду (аргонавтом назывался член группы, отправившейся с Ясоном на корабле «Арго» на поиски золотого руна. Предполагается. что корабль пристал в Колхиде на побережье Черного моря к югу от Кавказских гор).
Президенту понравилось это предложение. Отвечая Черчиллю, он сказал: «Мы с вами его прямые потомки».
Черчилль по-прежнему тревожился из-за хода операций в Северо-Западной Европе и, прежде чем встретиться с русскими, хотел еще раз тщательно просмотреть стратегические планы, касающиеся Западного и Итальянского фронтов. Вероятно, он так же настороженно относился к еще одной попытке Объединенного комитета начальников штабов изменить стратегическую программу в пользу войны на Тихом океане, о возможности чего намекали не слишком обоснованные сообщения британского посла в Вашингтоне лорда Галифакса.
Премьер-министр спросил президента, не мог бы он провести две-три ночи на Мальте и позволить посовещаться штабам. Когда президент вежливо отверг эту просьбу, договорились, что Объединенный комитет начальников штабов прибудет на Мальту заранее. чтобы иметь возможность провести предварительные переговоры со своими британскими коллегами.
Рузвельт сказал, что не думает, что ему с Черчиллем следует оставаться в Ялте более пяти-шести дней. Помня об этом и взывая к сильному желанию президента завершить работу, начатую в Думбартон-Окс, премьер-министр предложил, чтобы на Мальту направили Стеттиниуса для предварительных переговоров с Иденом. Он сослался на положительные результаты переговоров на уровне министров иностранных дел в Москве перед Тегеранской конференцией и в шутку добавил: «Я не думаю, что осуществление наших надежд относительно всемирной организации возможно в течение пяти-шести дней. Даже Всевышнему понадобилось семь». Рузвельт ответил, что Стеттиниус не может в настоящее время покинуть Вашингтон для предварительных переговоров с Иденом, но он направит в Лондон Гопкинса. Сезон холодности миновал, и Гопкинса снова использовали для самых важных и запутанных дипломатических поручений. Очевидно, президент считал его более пригодным для схваток с «мальтийскими рыцарями», чем новичка, которого он вырастил до положения государственного секретаря.
30 января британские и американские военные штабы приступили к совещаниям на Мальте. Они быстро пришли к соглашению по большинству вопросов, остававшихся до сих пор нерешенными. Поэтому к прибытию Рузвельта и Черчилля предварительный доклад был почти готов.
Страхи британцев (а возможно, и русских), что американцам не терпится бросить все силы на войну против Японии, были развеяны. Договоренность, согласно которой главной целью была безоговорочная капитуляция Германии, оставалась в силе. Но боевые ресурсы союзников позволяли принять решение одновременно нанести удар по Японии. Вероятность принятия такого решения ограничивалась положением, записанным в окончательном докладе Объединенному комитету, которое гласило: «Влияние такого решения на сроки исполнения главной цели должно быть обсуждено Объединенным комитетом до принятия решения». В этом докладе. с оптимизмом глядящем в будущее, определялось, что после разгрома Германии Соединенные Штаты и Великобритания в сотрудничестве с остальными государствами Тихого океана и Россией направят все свои ресурсы на скорейшее достижение безоговорочной капитуляции Японии.
