Итак, человек спустился в подводную лодку и вышел на ней в атаку задолго до рождения книжного «Наутилуса» капитана Немо, да и самого Жюля Верна. С тех пор за сто с небольшим лет изначальные «Черепахи» вытянулись, приобретя стремительные очертания щучьих тел.
Прошло еще полсотни лет, и подводные лодки выросли в размерах, раздобрели в формах: стали кургузо-округлыми, словно сократившиеся от сытости пиявки. В таком виде — в виде атомных «кочующих» подводных ракетодромов — они опасны ныне не только для океанского судоходства, но и для больших городов любого, самого обширного континента. Их так и называют — «сити-киллерз» — «убийцы городов». Вот тогда и вспомнили про субмарины с тощими щучьими телами — вспомнили дизель-электрические подводные лодки. Они, безусловно, уступают атомоходам в скорости, но зато под водой и на электромоторах почти бесшумны, а значит, и гораздо более чутки. И «убийцы городов» — стальные «драконы», «скорпионы», «скаты» и «акулы» — стали осторожничать в своей родной стихии...
Но об этом — позже.
Николай Черкашин
Продолжение в следующем номере
Заповедники: В семье не без примата
Дусуны, аборигены острова Калимантан, обычно охотятся с помощью духовых трубок, стрелы которых способны пробивать дубовую шкуру дикого быка бантенга. Кончик такой стрелы смазывается ядом дерева ипо, смешанным с мелко толченным перцем. Кровавая рана заставляет животное расчесывать саднящее место, отчего яд гораздо быстрее расходится по телу и парализует организм. Бык — мишень отличная, правда, чтобы поразить его, требуется не менее шести стрел. Самке орангутана достаточно трех, но дусуны делают четвертый, контрольный выстрел. Даже будучи раненной, никакая мать не отдаст мучителю своего детеныша, поэтому ее необходимо поразить насмерть.
Покончив с самкой, дусуны несут детеныша в свое нехитрое жилище. Рано или поздно покупатель найдется, и малыш будет обменян на старый гамак, пластиковое корыто или несколько пачек сигарет. Дрессируя с самого раннего возраста, его можно научить качать люльку, таскать воду, выкорчевывать пни — да мало ли работы найдется в многочисленном семействе? В качестве домашних животных орангутанов на Борнео использовали всегда. И до сих пор существуют дома, в которых орангутанов заводят так же спокойно, как у нас кошек и собак. Со временем человекообразное существо становится членом семьи, принимая участие в общей трапезе и укладываясь спать в одной комнате с хозяевами.
Видимо, не совсем беспочвенны обвинения орангутанов в сексуальных посягательствах на людей. Одна малайская басня рассказывает о том, как орангутан умыкнул молодую девушку, унес ее на верхушку дерева и держал там в неволе, подкармливая фруктами. Со временем у нее родился ребенок, который был наполовину человеком, наполовину орангом. Однажды женщина удрала, спустившись по канату, сплетенному из волокон кокосового ореха. Говорят, что ночные крики зверя — это его плач по утраченной возлюбленной, которую он ищет до сих пор. Подобные басни принадлежат не только коренным жителям Калимантана. Европейцы тоже внесли вклад в список злодеяний человекообразного существа. Вспомните хотя бы «Убийство на улице Морг« Эдгара По или жуткий рассказ Киплинга «Бимли».
Все бы ничего, но наступил момент, когда в Малайзии приняли закон, запрещающий использовать обезьян в качестве домашних животных. В самом деле, разве можно поощрять убийц несчастных самок, в то время как, по подсчетам экологов, число орангутанов уменьшается с каждым годом. Кроме того, живя у людей, они утрачивают практически все звериные инстинкты. Вот как раз в этом и заключается основная проблема. Что делать с обезьянами, конфискованными малайским Министерством лесного хозяйства у частных лиц? Просто взять и выпустить — нельзя. Не научившись в детстве искать себе пропитание, обходить стороной ядовитых змей, строить гнезда для ночлега, в джунглях они просто не выживут. Вот поэтому в Сепилоке и был создан Центр адаптации, куда помещают животных, содержавшихся ранее в неволе. Уникальная ситуация — люди обучают орангутанов тому, как не свалиться с ветки, раздолбить кокос или выходить детеныша.
Реабилитационный процесс начинается сразу, как только животное поступает в заповедник. Сначала — пристальный медосмотр и двухмесячный карантин. Затем — подготовительная школа, то есть сокращение зависимости от кормлений, когда орангутаны учатся поддерживать себя сами. И, наконец, тренинг выживания — временный выпуск на волю. Если животное не способно полностью прокормиться самостоятельно, то может посетить специальную площадку, где два раза в день раскладываются бананы и расставляются чашки с молоком. Причем подобный рацион постоянен. Логика вполне человеческая: если вас ежедневно кормят одними и теми же блюдами, вам непременно захочется чего-нибудь новенького. Вот и обезьян однообразие дармовой пищи заставляет искать другие продукты: дикие фиги, манго, рамбутаны, дурианы.
Кормление орангутанов — своеобразный ежедневный аттракцион, который можно наблюдать в Сепилоке каждый день ровно в 10 утра. Со смотрового мостика открывается вид на обширную поляну, посреди нее растет высокое дерево, к которому прямо из леса тянутся толстые канаты. На дереве укреплен деревянный помост, куда кладут связки бананов. Со всех сторон из глубины леса, цепляясь за канаты, сходятся обезьяны и принимаются поедать фрукты, по-хозяйски отбирая самые крупные плоды. Сразу видно, что это свободные звери, которые отличаются от тех, что затравленно смотрят через решетки вольеров. Наблюдая за животными, ни в коем случае нельзя курить и пристально смотреть им в глаза. Первый запрет связан не с вредоносным дымом, а с тем, что человекообразные начинают обезьянничать и «затягиваться», как люди. Столкнувшись же с пристальным человеческим взглядом, орангутан может счесть это как личную угрозу. Служащий Центра тут же уводит туристов, если замечает, что у орангутана поднимается загривок, и это самое могучее существо тропического леса начинает мерно раскачиваться из стороны в сторону. «Когда в джунглях нет плодов, орангутан в поисках пищи выходит на берег реки. Если крокодил делает попытку схватить его, орангутан бросается на него, колотит руками и ногами, наступает ему на спину, раздирает челюсти и разрывает горло», — пишет натуралист Альфред Рассел Уоллес об орангутаньих подвигах.
Есть как минимум два различия между человеком и животным: употребление орудий труда и использование речи. Так вот, когда идет дождь, орангутаны накрываются большими листьями, как зонтами. Чешут спины палкой с загогулиной на конце. Извлекая мед из дупла, отламывают тонкую веточку и ковыряются внутри — так что с использованием инструментов все в порядке. А последние эксперименты в Сепилоке по обучению молодой самочки азбуке глухонемых показывают, что языковые способности орангутанши похожи на способности человека в возрасте двух-трех лет. Она может спросить про объект, который отсутствует в данный момент, или построить свою собственную конструкцию. Например, назвать кричащего по утрам петуха «плохо-птичка», а раствор для контактных линз — «глаз-вода». Во время игры она кладет за щеку ластик, притворяется, что глотает его, открывает рот и показывает знаками: «еда-кушать». Конечно, она скрывает ластик за щекой и позже его вынимает. И при этом мы еще спорим: от кого произошел человек?
После заката фиолетовое небо разрисовано темными полосами и пятнами словно картина художника-абстракциониста. Ночные джунгли наполняются звуками: кваканьем, свистом, шелестом, уханьем. С опаской косясь в темную чащу, начинаешь понимать, почему дусуны так боятся батутута — лесного духа, который обитает в глуши и питается улитками. Все знают, что он передвигается на двух ногах, имеет длинную гриву и уволакивает в лес маленьких детей. Может быть, именно так воплощается дусунский комплекс вины перед орангутанами.
Лев Худой | Фото автора
Традиции: Дед мороз. Происхождение вида
«Здравствуй, Дедушка Мороз, борода из ваты, ты подарки нам принес?..» Ну и так далее.
Все или почти все помнят это стихотворение. Для взрослых Дед Мороз — ностальгическое воспоминание из детства. Для детей — сказочный персонаж, безусловно добрый и хороший, потому что приносит подарки.
Но такой ли уж он добрый? Вернее, всегда ли он был добрым или стал таковым вследствие роста социальной значимости гуманитарных ценностей?
Помните сказку «Морозко»? Девочке Маше, явно совравшей, отвечая на каверзный вопрос: «Тепло ли тебе девица?», он дал кучу подарков, тройку лошадей, шубу, сундук с приданым, а ее, пусть и не слишком добрую, но гораздо более честную сестру заморозил. Если спросить любого ребенка: «Какой он, Дед Мороз?», ответ будет неизменным: «Добрый и справедливый». Тут поневоле призадумаешься. Что же это за доброта? Не вызван ли по-детски непосредственный ответ боязнью лишиться желанного подарка?
