«Не затрагивая больную тему впрямую, чешские и словацкие режиссеры исследовали рудименты догматизма, тормозящие развитие современного общества. Что бы они ни снимали – драмы о войне, размышления о молодежи, притчи, – пафос фильмов был направлен на раскрепощение человеческого духа, на то самое „выдавливание из себя раба“, призыв к которому был актуален не только во времена Чехова...»
Эта цитата взята из журнала «Искусство кино» за июнь 1988 года. Кто забыл, что это было за время, напомню: в печати шла волна огульного шельмования Сталина и всего периода его правления, воспевались русофобские произведения, оплевывались такие деятели советской литературы и искусства, как Михаил Шолохов, Сергей Бондарчук, Евгений Матвеев и т. д. То есть в точности воспроизводилось то, что было в той же Чехословакии времен «бархатной революции» 68-го года. Отличие лишь было в том, что «пражскую весну» все-таки подавили с помощью танков, а горбачевскую нет – не нашлось толковых руководителей. В итоге Советский Союз почил в бозе. Кто скажет, что в этом не было вины либеральных кинематографистов, пусть первым бросит в меня камень. А начиналось все с малого: воспевания того же чехословацкого кино времен «бархатной революции», которая, по мысли либералов, должна была помочь «выдавить из себя раба» (то есть вместо «раба высокой идеи» создать «раба низменного ширпотреба»).
О том, какую роль играла бы «свободная» Чехословакия, выйди она из Варшавского Договора в конце 60-х годов, наглядно демонстрирует позиция Чехии образца 2007 года: ее руководство согласилось установить на своей территории американскую ПРО, направленную против России. Думаю, и Александр Дубчек (или кто-то другой, пришедший на его место) превратился бы в точно такого же проамериканского лидера, поскольку все эти разговоры о свободе и демократии – всего лишь ширма для простаков. Сколько чернил исписали господа либералы, клеймя позором так называемый социалистический лагерь. Мол, это была тюрьма народов, коммунистический концлагерь. Но вот в начале 90-х годов не стало этого соцлагеря, и что же, больше стало свободы в странах бывшей Восточной Европы? Если больше, то почему восточные немцы с ностальгией вспоминают времена ГДР, а венгры устраивают беспорядки на улицах Будапешта в 2006-м? Журналистка «Комсомольской правды» Дарья Асламова побывала в дни венгерских беспорядков в Будапеште и взяла интервью у тамошних жителей. Процитирую слова одного из них – будапештца Гизы:
«К русским я отношусь неплохо, что бы там ни было в прошлом. В советское время Венгрию называли „самый веселый барак в лагере“. Нам при нашем гуляш-коммунизме давали чуть больше свободы, чем остальным. Я помню, как мальчишкой бегал к вашим солдатам менять „Мальборо“ на махорку, завернутую в газету „Правда“, и палинку на водку. Русский табак – ужасная дрянь, но это было круто! Круче, чем „Мальборо“! Что ж, мы были колонией России, а теперь мы колония Запада. Видно, судьба у нас такая, чтобы нас кто-то имел...
Когда «железный занавес» рухнул и к нам пришел Запад, мы были, как дети из сиротского приюта, попавшие в большой супермаркет: все такое блестящее и красивое, только плати, а платить нечем. И в страну пришли иностранные банки. Мы взяли кредиты. Знаешь, какова общая задолженность венгерских семей банкам? 21,5 миллиарда евро! (а нас всего-то 10 миллионов населения). Западные компании пришли к нам, как испанские колонизаторы в Южную Америку, поманили яркими побрякушками – мобильными телефонами и новыми машинами, и мы, как идиоты, отдали им наши земли и заводы за право быть в Евросоюзе. Одним словом, дешевую бижутерию мы поменяли на наше фамильное серебро. Знаешь, что сейчас экспортирует Венгрия? «Судзуки», «Ауди» и «Самсунг», которые построили здесь свои заводы. Это же анекдот!
Открой мой холодильник. Что ты там увидишь? Австрийское масло, итальянские помидоры, соки из Испании. И это в Венгрии, классической сельскохозяйственной стране, где самые плодородные почвы в Европе! Вспомни наши знаменитые овощные и фруктовые консервы. (В Советском Союзе они всегда считались деликатесом. – Ф. Р.) Думаешь, Евросоюз хотел нас, потому что мы такие красивые и умные? Конечно, нет. Мы просто новый рынок. У Евросоюза сейчас еще одна «фишка»: ваши маленькие хозяйства нерентабельны, надо сделать что-то вроде «колхозов», что означает – продать земли крупным сельскохозяйственным международным корпорациям. Инвестиции, мать их! Еще пару лет, и мы всего лишь рабы в собственной стране, добровольные, счастливые рабы!»
Читая эти строки, невольно задаешь себе вопрос: за что боролись? И вообще, стоило ли так безоглядно рушить социализм, чтобы потом по нему плакать? И где теперь те писаки, вроде всяких лаврентьевых, которые звали нас на баррикады в горбачевскую перестройку? Одни из них благополучно живут в Америке и Израиле, другие неплохо устроились на родине, отгородившись от народа высокими каменными заборами и возглавив фонды собственного имени.
Но вернемся непосредственно к теме нашей книги.
Советские источники так описывали тот чехословацкий кинематограф, который возник на волне «бархатной революции» 1963–1968 годов:
«Область культуры, в том числе и кинематограф, правые стремились использовать как средство эрозии социализма. Задолго до общественно-политического, идеологического кризиса 1968–1969 годов стали появляться фильмы, свидетельствующие о назревании культурно-политического и идейного кризиса: «Кариатида» («Йозеф Килиан», 1963, режиссер П. Юрачек), «О празднике и гостях» (1966, реж. Я. Немец), «Все добрые земляки» (1968, реж. В. Ясный) и др. Тенденции, враждебные социалистическому искусству и обществу, – мировоззренческий пессимизм, огульное отрицание всего пути, пройденного социализмом, увлечение проблемами секса нашли выражение в ряде других фильмов. Наиболее интенсивно эти тенденции проявились в 1968–1969 годах в серии «черных» фильмов, в которых превалировали антисоциалистические и антисоветские взгляды («Дезертиры и странники», «Траурное торжество», «Убитое воскресенье» и др.)...»
Поскольку в советском кино у чехословацких либералов были свои последователи, которые сочувствовали им не только по идейным соображениям, но и по зову крови, перед руководителями СССР встала проблема по их обузданию. В противном случае, подавив «бархатную революцию» в Чехословакии, можно было проглядеть нечто подобное уже у себя. Дав по рукам киношной молодежи («полочное» кино), советские власти попутно взялись «вправлять мозги» и их старшим коллегам. Так наступили «заморозки» в советской культурной жизни.
Среди либералов принято описывать это время как абсолютное зло, но это однобокая оценка. Хорошего в нем было все-таки больше: если бы не эти «морозы», то Советский Союз распался бы гораздо раньше. К тому же «мороз» ударил исключительно по интеллигенции, а подавляющая часть населения жила в тепле и неге, о чем наглядно свидетельствует хотя бы следующий факт: кого ни спроси из простых людей, кто жил в 60–70-е годы, все утверждают, что это были последние спокойные и безмятежные десятилетия в истории страны. Другое дело, что внутри этой безмятежности уже зарождались те гнилостные процессы, которые и приведут десятилетие спустя сначала к децентрализации страны, а потом и к ее развалу.
Как ни странно, но советские руководители после Праги-68 избрали самый мягкий вариант обуздания либералов. Например, в Польше все было куда как серьезнее: тамошнее руководство попросту выдворило из страны несколько тысяч евреев, в том числе и тех, кто мутил воду в среде творческой интеллигенции (в том числе и среди кинематографистов: в частности, тогда страну покинул один из классиков польского кино Александр Форд). Тогда в самой Польше, да и в СССР, упорно ходили слухи, что этот вариант полякам подбросили из Москвы, дабы проверить на их примере, что получится – как то же искусство осилит потерю евреев, в каком направлении будет развиваться. Как мы теперь знаем, ничего хорошего из этого так и не вышло – в 80-м году Польша так заполыхала, что мало не показалось.
По этому поводу приведу любопытное воспоминание эстрадного деятеля Павла Леонидова, в свое время эмигрировавшего из СССР. Он вспоминает о том, как оценивал ситуацию в Польше Василий Шукшин, который в либеральной среде, как мы помним, имел звание антисемита. Итак, цитирую:
«Мы с Васей Шукшиным в гостях на станции „Отдых“ в Подмосковье... Дали нам комнату на верхотуре. Не то мезонинчик, не то чердачок, но хорошо, прохладно, продувает. Я спать хочу, а Вася как лег, так почти протрезвел и пристал ко мне. Он в таких случаях приставал не просто, а зло. С чего его понесло, но только вдруг заговорил он про Польшу, про то, что евреев из Польши выдворяют. И не выдворяют даже, а уже выдворили... Что ему вдруг взбрендили евреи польские? И он сказал монолог. Я за ним не писал, но после сто раз повторил нашим дружкам, среди которых добрая половина – евреи. И запомнил со ста раз, да...
