Наконец, зеленоликому Гению Зла подражали не только подростки. Хотите верьте, хотите нет, но из песни, как говорится, слова не выкинешь: именно появление на наших экранах фильма про Фантомаса стало одной из причин возникновения в Советском Союзе самой дерзкой банды вооруженных грабителей. В открытой печати ее принято называть бандой братьев Толстопятовых. Но на родине этого преступного формирования – в Ростове-на-Дону – ее еще тогда называли бандой «фантомасов». И не случайно. Дело в том, что идея создать банду пришла в голову братьям именно после просмотра первого фильма о Фантомасе в 1967 году, и в качестве своего фирменного «лейбла» они не только взяли физиономию Гения Зла в пресловутой зеленой маске (кто не верит, советую сходить в Центральный музей МВД: там этот «лейбл» вам покажут), но и свои преступления совершали в похожих масках.
Все вышеперечисленные причины и стали поводом к тому, что правительство прислушалось к доводам МВД и все-таки сняло фильмы о Фантомасе с проката. Хотя они и приносили казне баснословные прибыли. Правда, спустя четыре года ленту еще раз «крутанули» в прокате, но шла она в период летних отпусков, малым экраном и без всякого, как теперь говорят, промоушна. Несмотря на это, первые два фильма о похождениях Фантомаса собрали в прокате 92 миллионов зрителей (первый – 45,5 млн, второй – 44,7 млн).
После прокола с «Фантомасом» союзное МВД настояло на том, чтобы отныне вся зарубежная и отечественная кинопродукция, относящаяся к криминальному жанру, проходила более тщательный отбор с участием представителей их ведомства. Так называемые консультанты МВД отныне стали постоянными гостями всех отечественных киностудий. Без их согласия на советские экраны не имела права выйти ни одна кинокартина. Многие наши режиссеры теперь вспоминают этих посланцев МВД не самыми добрыми словами, и, скажем прямо, их понять можно: многие шедевры отечественного кино действительно могли не появиться на свет благодаря стараниям именно таких «консультантов» (например, «Джентльменов удачи» мурыжили очень долго, пока в дело не вмешался лично министр внутренних дел Николай Щелоков: во время просмотра фильма он был настолько пленен сюжетом, что немедленно дал «добро» на выпуск картины в прокат). Но, как говорится, не стоит вместе с водой выплескивать и ребенка: пользу эти консультанты тоже приносили. Не будь их, некоторые наши режиссеры такое бы наснимали, что никакому «Фантомасу» и не снилось. В качестве примера приведу события конца 80-х годов, когда после отмены цензуры на наши экраны хлынул поток настоящей криминальной чернухи. К чему это привело общество, всем хорошо известно.
История с «Фантомасом» ясно продемонстрировала, что в недрах советского общества, в данном случае среди молодежи, происходят весьма тревожные процессы. Что послевоенному поколению молодых советских людей явно становится скучно жить при социализме. И дело не в том, что он был плох для них – просто он не предоставлял им возможности для выплеска энергии, адреналина. В этом отношении молодежи Запада было проще – там с приключениями было все в порядке, поскольку капиталистическое общество, где действовал рыночный закон конкуренции, ежедневно заставляло молодых людей решать кучу разных проблем. А в том приснопамятном 1968 году в Западной Европе молодежь и вовсе получила прекрасную возможность выплеснуть свою энергию наружу – по многим странам прокатились молодежные бунты.
В Советском Союзе ничего подобного не происходило, поэтому какая-то часть молодых людей (пока еще не столь значительная) откровенно маялась от скуки. Ей не хватало острых ощущений, которых не могли дать ни пионерская организация, ни комсомол. И то, что молодежь выбрала себе в качестве примера отрицательного героя – Фантомаса вместо его антипода Журналиста (обе роли в фильме играл Жан Марэ), уже сигнализировало об опасной тенденции, когда молодые люди переставали различать грань между добром и злом. И это при том, что вся советская идеология была нацелена на воспевание добра, воспитывала молодежь исключительно на положительных примерах. В конце 60-х годов стало видно, что эта система начинает буксовать.
Стоит отметить, что даже несмотря на всплеск подросткового криминала, зафиксированного после выхода «Фантомаса», преступность в Советском Союзе была не чета западной. Ее масштабы были значительно меньшими, кроме этого, она не была столь жестокой (тот же «Фантомас» показал, что подростки предпочитают сжигать табачные киоски, а не резать людей). И в этом была огромная заслуга социалистического строя, его пропаганды. В той же Америке, к примеру, именно конец 60-х годов дал всплеск жесточайших преступлений массового характера, причем немотивированных. Только в одном 1966 году таких преступлений было совершено несколько и в разных городах.
Так, в июле некий 25-летний Ричард Спек проник в женское общежитие в Чикаго и убил восемь девушек, а месяц спустя в другом американском городе – Остин в штате Техас – студент архитектурного института Чарльз Уайтмен убил еще больше людей – 15 человек, при этом ранив еще 33. Причем сначала он расправился со своими домочадцами (женой и матерью), после чего прихватил снайперскую винтовку и, забравшись на самое высокое здание в городе, хладнокровно стал расстреливать оттуда прохожих. Так продолжалось до тех пор, пока полицейские не пробрались на крышу здания и не убили преступника.
Однако ужас для Америки на этом не закончился. Дело в том, что телевидение вело прямую трансляцию осады здания, где прятался убийца-снайпер, и один из телезрителей – 18-летний житель городка Меса в штате Аризона Роберт Бенджамин – вдохновился поступком Уйатмена и решил пойти по его стопам. Вооружившись револьвером, он ворвался в косметическое училище и застрелил семерых человек: 28-летнюю женщину с двумя детьми (это были трехлетняя дочь и трехмесячный сын) и четырех студенток. Когда убийцу задержала полиция, он радостно сообщил стражам порядка: «Это я убил этих людей. Теперь обо мне узнает вся Америка».
Для советского общества подобного рода преступления были немыслимы. Однако, повторюсь, история с «Фантомасом» ясно указывала на то, что и в недрах советской молодежи зреют негативные процессы, которые могут в будущем привести к пагубным последствиям. И нельзя сказать, что власти не понимали этого, свидетельством чему были дискуссии, которые устраивались в СМИ вокруг молодежных проблем. Наглядным примером подобного рода обсуждения стала полемика вокруг фильма режиссера-дебютанта Марка Осепьяна «Три дня Виктора Чернышева» (1968), где речь шла о 19-летних молодых москвичах, стоящих на жизненном перепутье. Вот как сюжет ленты излагался в рекламных проспектах:
«Девятнадцатилетний Виктор Чернышев (актер Геннадий Корольков) – недавний выпускник школы. Пробовал поступить в институт – не получилось. Пошел работать на завод. Сдружился с ребятами, которые ежедневно собирались на углу улицы и часами зубоскалили, приставали к прохожим. Они еще не злостные хулиганы, но могут стать ими в любой момент. Так, однажды всю компанию забирают в милицию за попытку избить пожилого человека. Виктора Чернышева допрашивает следователь – пока еще как свидетеля...»
Премьера фильма состоялась в июне 1968 года, и уже вскоре он был отмечен первой наградой: призом ЦК ВЛКСМ. Однако в разгар «антифантомасной» кампании над «Тремя днями...» нависла та же угроза – снятие с проката. И тогда за фильм стали вступаться совершенно разные люди, причем из противоположных идеологических лагерей. Например, его взял под защиту державник Евгений Сурков, который в декабре того же года в журнале «Советский экран» опубликовал огромную статью о фильме. Приведу из нее несколько отрывков:
«...Хотя черты, олицетворенные в Викторе Чернышеве, и впрямь еще далеко „не искоренены“ в его сверстниках, некоторые из зрителей все же сомневаются: а стоит ли выволакивать Чернышевых на всеобщее обозрение? Не подорвет ли кинематограф веру в нашу молодежь, если вот так, в одну горсть соберет все то мерзкое и стыдное, что прорастает в среде Витькиных дружков „с угла“?
Читательница Е. Карева из Донецка, справедливо восклицающая в своем письме в редакцию: «Не знаю, как кому, а мне, извините, мерзко видеть таких амебных типов, как этот Виктор Чернышев», – тем не менее заканчивает свое письмо недоумением: «И неужели их надо еще показывать, изучать? А что в них изучать-то?»
Как что? Ведь вы же сами, тов. Карева, пишете, что «вот такие средние молодые люди», как Виктор, часто и «наблюдают с прохладцей, как другие пырнут ножом какого-нибудь человека». Вы даже полагаете в этом пункте, явно теряя чувство меры, что таких «амеб», предпочитающих «стоять в сторонке», «среди молодежи, кажется, большинство». Что ж, выходит, вы хотели бы, чтобы общество предоставило «амеб» их «амебной судьбе»? Но не означало ли бы это, что, справедливо осудив Викторов Чернышевых за потворство злу, вы сами по отношению к этим Викторам хотели бы занять точно такую же позицию?
