Последний опыт прошел удачно. Взрыв был не очень громкий — прошел под водой, зато рыбы мы собрали много. Тут были и маринка, и голый осман, и особенно много было чебака.
Хочу рассказать, как мы проводили свободное время. Иногда вместе с солдатами охраны ловили неводом рыбу. Несколько раз я ходил на охоту с инспектором спецотдела КБ-25 Иваном Даниловичем Руденко. Он брал с собой в экспедицию ружье. Мы ходили на уток, а стреляли по очереди. Несколько раз директор завода выделял нам грузовик ГАЗ-53, и мы ездили в горы. Один раз были в Теплоключенке, где был санаторий местного значения, там мы с Сергеем Ивановичем попробовали радоновые ванны. Температура радоновых источников была около 80 градусов, но текла вода по трубам, проходившим по горной речке, и за это время остывала.
Возили нас в Джеты-Огуз, что в переводе с киргизского означает «семь быков». В этом гранитном ущелье стояли семь гранитных столпов высотой метров 20–30 с отвесными стенами. Как-то раз шофер из местных возил нас в долину цветов. Правда, добрались мы до нее с трудом, машина еле шла в гору. Когда наконец доехали, обомлели: красота неописуемая, все цвета радуги на поле. Я видел такое зрелище впервые. Иногда в заводском ДК крутили фильмы, там же был отличный бильярдный стол. Иногда ездили в Пржевальск.
Наконец работы были окончены, нужно было уничтожить оставшиеся КД и запасные части из ВВ для плиты-отметчика. Нужно было как-то их подорвать, а на заводе никаких источников высокого напряжения не было. Я пошел в транспортный цех, нашел магнето с редуктором, который при вращении давал около 10 кВ, приделал к редуктору ручку — подрывная машинка готова. Сложили остатки ВВ в металлическую банку, и на катере вчетвером переехали на противоположную сторону залива. К. Бавыкин и М. Студенецкий остались на берегу, а мы с Борисовым полезли в скалы. Забравшись на довольно приличное расстояние, я установил банку между камнями, протянул пару проводов метров на двадцать, подключил провода изолентой к контактам КД и поместил в банке с ВВ, прижав его крупным камнем. Укрылся за скалой и подключил провода к магнето. Потом крутанул ручку и взрыв. Мы пригнулись, а камни полетели к берегу, где прогуливались Бавыкин и Студенецкий. К счастью, никто не пострадал. Мы спустились на берег, и катер доставил нас к пирсу.
На следующий день шла погрузка, а во второй половине дня наша самоходка взяла курс на Рыбачье. В поселок мы пришли, когда уже стемнело. На ночлег мы устроились в трюме, кто где. Здесь же спали и солдаты охраны, и полковник КГБ Федюков. На следующий день мы должны были отправиться в Москву, но непредвиденный случай задержал нас на двое суток. Случилось вот что. Ночью нас разбудил сильный храп. Мы проснулись, но не удивились, люди по-разному спят. Потом храп перешел в хрип, к утру все затихло. А утром выяснилось, что умер один из солдат охраны. Он сменился с поста в четыре утра, и проходя мимо Федюкова, заметил стоящую бутылку, хлебнул из нее, а это оказался дихлорэтан. Полковник, как он объяснял потом, утром собирался почистить китель.
Начальник охраны сообщил о происшедшем в Москву, прибыл судмедэксперт, пригласили желающих присутствовать при вскрытии. Я и один сотрудник КБ-2 5 согласились. Вскрыв брюшную полость и грудную клетку, медэксперт дал нам понюхать печенку, легкие, а вскрыв черепную коробку, и мозги. Все пахло дихлорэтаном. Заложив мозги в брюшную полость, медэксперт со словами: «Все равно они ему больше не нужны», зашил места вскрытия. Мы подписали акт и заключение о причине смерти солдата. На следующий день состоялись похороны, и мы стали готовиться к отъезду.
За время командировки мы поистратили деньги, а впереди — еще несколько суток пути, и нужно чем-то питаться. Посмотрели свое имущество. У меня оказалась лишняя рубашка, у Борисова — брюки и кожаная куртка военных времен. Пошли на базар и сбыли все это за не очень высокую цену. Купили ведро яиц (засыпали их опилками), две буханки хлеба и пол-ящика копченого чебака, благо он был очень дешевый. На пятые сутки прибыли в Москву. Зашли в контору на Цветном бульваре и взяли аванс в счет зарплаты. А на следующий день прибыли на объект.
1962 год. Радиационная стойкость
Я уже писал о том, что мне пришлось заниматься изучением влияния ионизирующего излучения на КД в начальной стадии в 1948-49 годах. К 1961 году вопрос радиационной стойкости узлов и деталей заряда и целиком головной части ракет стал актуальным. До этих пор исследования проводились при облучении элементов заряда в реакторах БР, БИР, ВИР. Необходимая доза излучения набиралась за несколько пусков реактора, что не совсем соответствовало спектру излучения ядерного взрыва.
Для проведения натурных испытаний на полигоне УП-2 готовился опыт по облучению элементов автоматики, системы инициирования, головных частей ракет.
В КБ-2 была создана группа исполнителей под руководством Анатолия Андреевича Шороха. От отдела 49 по работе с взрывными узлами в экспедицию был направлен один я.
Опыт предполагалось провести наземным, на поле, которое использовалось в 1949-53 годах. Заряд облучателя помещался также на башне, но раза в два ниже. Площадь, примыкающая к башне, на которой должны располагаться облучаемые объекты, была отгорожена и находилась под охраной.
Подготовка облучаемых объектов велась на площадке «Н» в здании 32П, где готовились элементы и узлы автоматики. Там же находились головные части ракет трех модификаций. Стояли стенды, при помощи которых проигрывались контрольные циклы автоматики головных частей ракет.
За технику безопасности отвечал Лев Федорович Докучаев. Но так как он не мог одновременно присутствовать во всех местах, то мне поручили вести ТБ в здании 32П. Я в то время был свободен от работы, так как КД устанавливались в последнюю очередь, уже на поле. Лев Федорович частенько посещал наше здание, и хотя с ТБ у меня все было хорошо, однажды он обнаружил нарушение. Проводился контрольный цикл автоматики одной из головных частей. Работали военные сотрудники сектора 9. И оказалось, что не закрыт крышкой аккумулятор, питающий стенд. Разгон получили все работающие и я. На самом деле повод для разгона был ничтожный. Ведь даже если бы металлический ключ упал на открытые контакты аккумулятора и было бы короткое замыкание (за что ругал нас Докучаев), то гореть в сборочном цехе было нечему. Но порядок должен быть во всем.
Постепенно изделие за изделием устанавливались на поле. Для того чтобы не произошло их повреждение от ударной волны, часть узлов помещалась под металлическими плитами, укрепленными болтами и гайками. Для головных частей были установлены специальные ложементы.
Чтобы уложиться в срок с подготовкой образцов к испытаниям, приходилось работать допоздна, не считаясь со временем, так как готовился договор о запрещении ядерных испытаний в атмосфере, и руководство торопило с проведением облучательных опытов. Однажды нам сообщили, что ночью будет произведено воздушное испытание атомной бомбы, что все ночные работы должны быть прекращены. Но мы запаздывали с подготовкой головных частей, и нам разрешили быть в сборочном здании, а покинуть его только на момент взрыва. В назначенное время мы, человек пять, вышли из здания в курилку и наблюдали взрыв, когда самолет сбросил бомбу. Хоть и было немного облачно, но зрелище было грандиозным. Свет был настолько ярким, что глаза сами собой закрылись. От всех строений упали большие тени. Потом прошла ударная волна и все было кончено, только в стороне взрыва стояло розовое зарево, видимо, светились раскаленные газы.
На следующий день солдаты охраны показали нам несколько пойманных живых уток, которые или ослепли, или просто от страха остались сидеть на месте. Видимых повреждений у них не было.
Еще об одном явлении хочется рассказать. Несколько дней подряд ночью при ясной погоде можно было наблюдать высоко в небе сине-фиолетовое свечение кристаллической структуры. Высоту его определить было невозможно, и становилось как-то жутко. Потом выяснилось, что это были последствия взрыва в космосе.
Наконец подготовка к испытаниям подошла к концу. Я установил электродетонаторы, взрывные узлы и сборки. Подрыв, назначенный на время «Ч», производился из наблюдательного пункта «12П». Я уже не раз наблюдал картину взрыва, а для многих это зрелище было в новинку. Наш наблюдательный пункт находился на расстоянии 20 км от эпицентра, так как применялся заряд-облучатель небольшой мощности.
Через несколько дней, когда радиация на поле достигла предельно допустимого уровня, нам разрешили выйти на поле, чтобы достать облученные узлы. Головные части уже были сняты с ложементов, так как находились дальше от эпицентра. С ними уже работали в сборочном здании сотрудники сектора 9.
Мы работали на поле по одной минуте. За это время успевали отвернуть по одной гайке, крепящей металлическую крышку гнезда, где находился образец. На безопасном расстоянии стоял, кажется, Владимир Ильич Гришмановский с дозиметром и руководил извлечением. Рядом с ним — сотрудники. По одному нас запускали на поле: минута — свисток — бегом обратно. Когда все четыре гайки были отвернуты, следующий по очереди снимал крышку и доставлял облученный образец. Его помещали в тару для отправки на объект. Капсюли-детонаторы находились ближе всего к эпицентру. Я ходил за ними пять раз. Все мы работали в респираторах типа «лепесток» и спецодежде.
