Активность комсомола, конечно, была продолжением обострения государственных отношений с церковью после ХХ съезда КПСС. Власть стремилась искоренить не только истинную, но и, в первую очередь, обыденную религиозность населения, стремление к исполнению обрядов, освещающих, в частности, акты бракосочетания. Не желая усиления православной церкви, властные и идеологические структуры инспирировали в конце 1950-х годов процесс ритуалотворчества. Как и в 1920-е годы, большая роль в этом процессе отводилась комсомолу. В отчетном докладе ЦК ВЛКСМ XIII съезду в апреле 1958 года отмечалось: «Сейчас все упрощено. Надо завести нам свои хорошие свадебные обряды. Свадьба должна навсегда оставаться в памяти молодых. Может, стоит, чтобы молодожены давали торжественное обязательство честно нести супружеские обязанности. Может, стоит носить обручальные кольца, ибо в этом нет ничего религиозного, а это память и знак для других; человек женат» (XIII съезд ВЛКСМ 1959: 37–38).
Лояльное отношение власти к брачным торжествам в контексте общей демократизации общественного уклада в СССР сразу отразилось в произведениях советского искусства. Так, например, в романе В.А. Кочетова «Братья Ершовы» (1958) дочь крупного партийного работника, девятнадцатилетняя Капа Горбачева в ультимативной форме заявляет своему жениху мастеру-доменщику Андрею Ершову, что они просто распишутся в загсе, а свадьбу праздновать не будут: «Это стыдный языческий обычай, это бестактное вмешательство в личную жизнь. Орут „горько“, а ты перед ними целуйся. Помигивают, хихикают… какие-то намеки. Не, этого мещанского позорища у нас не будет» (Кочетов 1958: 199–200). В то же время сам партийный функционер во время знакомства с будущими родственниками – семьей сталеваров Ершовых – высказывает иное мнение: «Когда Горбачевы уже стояли одетые в передней, Платон Тимофеевич сказал: – А свадьбу справить полагалось бы, а? Что же так – без веселья, без чарочки? Или по вашему положению запрещается это? – Почему запрещается? – Горбачев засмеялся. – Это вы зря так, Платон Тимофеевич» (там же: 202).
Пышные свадьбы стали все чаще мелькать на киноэкранах. В первую очередь, это были сельские бракосочетания, где традиция особого свадебного ритуала поддерживалась и ранее. В кинокартине «Дело было в Пенькове», снятой в 1957 году по одноименной повести С.П. Антонова режиссером С.И. Ростоцким, молодожены Матвей (артист Вячеслав Тихонов) и Лариса (актриса Светлана Дружинина) одеты с соблюдением традиций: он в строгом костюме с галстуком, она в белом платье и фате. В ритуал сельской свадьбы второй половины 1950-х годов, во всяком случае как он представлен в советском кино, обязательно входил белый наряд невесты, цветы в волосах и обильное застолье с множеством гостей. А в фильме «Летят журавли» (1957) по пьесе В.С. Розова «Вечно живые» главная героиня, горожанка Вероника (актриса Татьяна Самойлова) мечтает о будущей свадьбе, о белом платье, фате и черном строгом костюме жениха. Любопытно, что этот сюжет отсутствует в тексте пьесы, написанной в 1943 году.
Материалы о свадебных нарядах стали помещать на своих страницах модные журналы первых лет оттепели, внося свой вклад в создание новых советских обрядов перехода. Так, московский «Журнал мод» в одном из своих номеров за 1956 год предлагал следующее: «Если весь уклад прежней жизни, влияние религии делали бракосочетание обремененным массой ненужных обычаев, то в наши дни все больше и больше завоевывает право на существование празднование свадьбы по-новому. <…> В отличие от прошлого, когда свадебные платья были ограничены и цветом (только белым), и определенным фасоном (строгим, наглухо закрытым), мы считаем, что свадебные платья должны быть самого разнообразного характера, в соответствии с внешностью и возрастом невесты, а также с учетом обстановки, ее окружающей» (Журнал мод 1956а: форзац).
Следует отметить, что особая свадебная одежда в середине 1950-х годов была пока явлением редким. Актриса Маргарита Криницына, прославившаяся ролью Прони Прокоповны в фильме «За двумя зайцами» (1961), вспоминала, что в загс она отправилась в «платьице, сшитом колокольчиком» из светлой кремовой ткани, которое ей еще на первом курсе ВГИКа дала ее родственница для того, чтобы студентка в приличном виде ходила на лекции. Не соответствовал уже визуализированному в советском кино середины 1950-х годов и наряд жениха: на регистрацию он явился «в сером костюме, зеленой шляпе и широченном зеленом галстуке» (Бахарева 2002).
В городских условиях свадьбы чаще всего праздновались в домашней обстановке. Респондентка А. Роткирх, петербурженка 1937 года рождения, в своей автобиографии писала: «И вот свадьба – много гостей – студентов, его и моих друзей и подружек, в коммунальной квартире, в одной комнате» (Роткирх 2011: 108). Примерно такую же картину торжества, сопровождавшего создание брачного союза, с чуть большим размахом можно обнаружить в воспоминаниях звукоархивиста и литературоведа Л.А. Шилова о Б.Ш. Окуджаве: «Свадьба… происходила в конце 1959 года в небольшом домике в районе Палихи. <…> Как-то так получилось – наверное, соседи предоставили им свои комнаты, – что в распоряжении молодежи оказался чуть ли не весь этот домик. Гости перемещались из комнаты в комнату. <…> Ну, свадьба как свадьба, вечеринка как вечеринка – весело, все шутят, чуточку выпивают, чем-то закусывают, какие-то салатики, скромное, но довольно достойное, разнообразное угощение» (Встречи в зале ожидания 2003: 82). Э.А. Гоз – бывшая петербурженка, переехавшая в США, – тоже оставила описание своей свадьбы, проходившей в 1957 году: «Музыки у нас никакой не было. И продолжалось это „мероприятие“ недолго. Но невеста красовалась в нарядном свадебном платье, сшитом из белого матового шифона с мелкими голубыми горошками. Импортную ткань на это платье мы купили у известной арфистки, часто гастролировавшей за рубежом, и атласные туфли на высоком каблучке мы тоже купили у нее» (Гоз 2008: 51).
Свадебные застолья были довольно скромными, например такими, как описано в праздничном меню – своеобразной семейной реликвии работника средмаша О.В. Куратова. (Речь идет о его собственной свадьбе в 1958 году в городе Шуя.) «1. Соленые огурцы, помидоры, грибы; 2. Свежие овощи; 3. Винегрет; 4. Сельдь (1 кг.); 5. Колбаса вареная (2 кг.); 6. Студень (около 3 кг.); 7. Сыр (1 кг.); 8. Блины; 9. Тушеный картофель со свининой; 10. Тушеные кролики с рисом 4 штуки; 11. Голубцы с мясом и рисом (25 шт.); 12. Котлеты с картофельным пюре (25 шт.); 13. Пирожки с мясом (40 шт.); 14. Пирог сладкий (2 шт.); 15. Яблоки, груши, виноград; 16. Водка (7 л.); 17. Вина крепленого (5 л.); 18. Чай» (Куратов 2004: 137). Закуска была сытная, но простая. Предполагалось, что гостей будет не более 26 человек, а проводили застолье дома. О многолюдных свадебных пиршествах в ресторанах горожане во второй половине 1950-х годов еще не помышляли.
Переломным моментом в изменении свадебного обряда стало появление дворцов бракосочетания, первый из которых был открыт в Ленинграде 1 ноября 1959 года. В постановлении Исполкома Ленгорсовета указывалось, что новое учреждение создано «для того, чтобы факт регистрации брака был праздничным днем для новой советской семьи» (Бюллетень Исполнительного комитета 1959б: 19). В Москве первый Дворец бракосочетания появился в декабре 1960 года. До этого в столице практиковались так называемые «выездные регистрации брака». В 1959 году в Доме культуры имени Горбунова единовременно оформили образование новой семьи сразу 80 пар. В Куйбышеве в это же время, как отмечалось в документах исполкома городского Совета, лучшие учреждения культуры города «точно в определенные дни превращаются в Дворцы Счастья» (Жидкова 15/06/12).
В конце 1950-х – начале 1960-х годов «дворцы счастья», как их нередко называли в прессе, появились во многих крупных городах СССР. Их пышные интерьеры предопределяли и внесение элементов парадности в обряд бракосочетания. Более того, в июне 1960 года Президиум Верховного Совета РСФСР принял Постановление «О работе органов ЗАГС в РСФСР», в котором указывалось на необходимость «практиковать регистрацию браков и рождений в присутствии депутатов, представителей профсоюзных и комсомольских организаций и общественности, создавая при этом праздничную, торжественную обстановку» (Постановление Верховного Совета 1960). Это означало почти официальное введение торжественной церемонии бракосочетания, в которой почти обязательными становились особые наряды невесты и жениха и обмен кольцами.
Создание в конце 1950-х годов дворцов бракосочетания и реформа органов ЗАГС в целом на первый взгляд выглядели как продолжение гуманизации советских ритуалов перехода. Но на самом деле эти действия власти носили ярко выраженный идеологический характер. Незадолго до первых торжественных свадеб в Ленинграде в конце августа 1959 года газета ленинградских комсомольцев «Смена» писала: «Борясь за новые семейно-бытовые праздники и обряды, мы наносим удар по религии, но в этой борьбе нужно помнить о главном содержании. Основа наших обычаев, традиций и обрядов – марксистско-ленинская идеология, коммунистическая мораль и этика. Этому и должна быть подчинена вся обрядовая сторона наших семейно-бытовых праздников. <…> Наши свадьбы… праздники, связанные с рождением, должны быть красивыми. Только тогда они привлекут людей, оставят в их сердцах, в их сознании след, а значит, будут иметь воспитательное значение. В наших семейно-бытовых праздниках во весь голос должно звучать присущее советским людям чувство коллективизма» (Смена 1959). Таким образом, ритуалотворчество конца 1950-х годов носило отчетливо выраженный политизированный характер. Неслучайно первой парой, зарегистрировавшей свой брак в ленинградском Дворце бракосочетаний, стали, по сведениям «Ленинградской правды», инженер-технолог завода подъемно-транспортного оборудования им. Кирова Михаил Назаров и фрезеровщица, член бригады коммунистического труда Любовь Федорова.
