Калинин почти не оставлял времени для отдыха, если не считать короткого ночного сна. Но уж если оно выпадало, то к избе Калининых непременно тянулись мужики. Они любили слушать земляка, который так много повидал за свои тридцать с небольшим лет, так много знает и главное — так хорошо понимает их крестьянские нужды. Михаил Иванович рассказывал о Питере, Ревеле, Тифлисе, о жизни рабочих, их борьбе. А когда кто-нибудь из мужиков, тяжко вздыхая, проклинал крестьянскую долю и говорил, что-де бесполезно идти против помещиков, поскольку на их стороне власть и сила и они кого угодно в бараний рог согнут, Михаил Иванович разъяснял:
«Бороться вы не можете, а жить, как живете, — можете? …Живете, как нищие: рваные, грязные, полуголодные, а иногда и совсем голодные. Это разве жизнь? Бороться не будете, тогда и жаловаться нечего. Ждите, когда барин вас живьем в могилу положит. Вот, смотрите, барское поле. Кто его обрабатывает? Вы. А где ваши поля? Их нет. Маленькие покосы и то самые плохие… Бороться с барами трудно? А нам, рабочим, не трудно?».[73]
С окончанием летних работ Михаил Иванович покидает Верхнюю Троицу. Дорога в Петербург была для него закрыта: полиция постаралась бы не упустить его на этот раз. Ведь едва он успел уехать в деревню весной 1908 года, как к Ивановым нагрянули полицейские. Михаил Иванович решает перебраться в Москву, где охранка его не знала.
Среди московских большевиков
В августе 1908 года Калинин приезжает в Москву. Первое время он работает помощником сменного монтера на Лубянской электростанции, позднее — дежурным монтером на Миусской трамвайной подстанции. Устанавливает связи с большевиками.
Московская партийная организация сильно поредела с осени 1907 года, когда были арестованы члены Бутырского и Железнодорожного райкомов партии, весь состав Московского комитета РСДРП во главе с секретарем А. Любимовым, а также участники партийных районных собраний в Лефортове, Сокольниках, на Рогожской заставе, в Замоскворечье. В феврале 1908 года была разгромлена типография, где печаталась газета «Борьба». Но московские большевики продолжали бороться, используя любые возможности. Они поддерживали связь с Заграничным большевистским центром, с Лениным.
Появление Калинина в Москве в такой момент, когда в городской партийной организации каждый человек на счету, было очень кстати. Около двух лет он вел нелегальную революционную работу среди московских пролетариев. Активно участвовал в деятельности большевистской фракции профсоюза рабочих и служащих городских предприятий. На Миусской подстанции усилиями местной большевистской ячейки был устроен склад нелегальной литературы и спрятаны некоторые части подпольной типографии. Здесь Михаил Иванович работал вместе с П. Г. Смидовичем, числившимся техником. Будучи дежурным по станции и осматривая ее территорию, Калинин не раз разбрасывал в глухие ночи прокламации в Миусском парке и на близлежащих улицах. По заданию партийной организации он распространял нелегальную литературу. Подрядившись разносить по адресам подписные издания, Калинин получил таким образом возможность с наименьшей опасностью посещать явочные квартиры, выполнять поручения Заграничного большевистского центра.
Жил Калинин на Б. Полянке, снимал комнатку в мезонине. Когда устроился работать, к нему в Москву перебрались из Верхней Троицы жена с сынишкой. Михаил Иванович сам смастерил «мебель» из купленных на рынке ящиков — кроватку для сына, стол, шкаф для посуды. В августе 1909 года в этой комнатке родился второй ребенок — девочка, которую назвали Юлей. Семья жила в Москве до весны 1910 года. Беспокойство о детях и жене, об их судьбе в случае его ареста (в 1910 году последовала новая полоса полицейских погромов) заставило Калинина настоять на их отъезде в Верхнюю Троицу. Беспокойство оказалось не напрасным. Царская охранка выследила Калинина.
О том, что охранка напала на след, который вел к Калинину, свидетельствует, в частности, предписание московского охранного отделения полицейскому надзирателю 1-го участка Якиманской части от 21 сентября 1910 года. В нем содержалось требование «указать, с кем более ведет знакомство или товарищество Михаил Иванов Калинин, и указать его род занятий».[74] В охранку было сообщено, что Калинин проживает на Б. Полянке, в доме № 39, в квартире № 13; женат, прибыл в Москву из деревни Верхней Троицы.[75] Хотя о М. И. Калинине не было сообщено ничего компрометирующего, 23 сентября 1910 года градоначальник приказал произвести обыск у Калинина, а также подвергнуть его и других жильцов квартиры № 13 задержанию «впредь до выяснения обстоятельств дела, независимо от результатов обыска».[76] Калинин был арестован и заключен под стражу в сущевский полицейский дом.
Поскольку ни при обыске, ни при аресте Калинину не смогли по существу предъявить серьезных улик в «противоправительственной деятельности», 11 октября 1910 года он обращается с прошением к начальнику охранного отделения освободить его из-под стражи или же, по возможности, ускорить следствие, ибо, как писал заключенный, «я не знаю причины моего ареста».[77] Только через месяц охранка поставила Калинина в известность о том, что он не будет освобожден из-под стражи «впредь до решения вопроса в министерстве внутренних дел о воспрещении ему жительства в Москве и Московской губернии».[78] 8 ноября Калинину было объявлено постановление о запрещении ему жительства в Москве «на все время действия Положения об усиленной охране». Местом жительства он избрал родную деревню, куда и обязался «выбыть из г. Москвы в трехдневный срок».[79] В день объявления постановления Калинин был освобожден из-под стражи. Но вплоть до его отъезда из Москвы за ним велось секретное наблюдение полицейским участком Якиманской части (по месту временного жительства на Б. Полянке в д. № 37/41).[80] Калинину удалось задержаться в Москве и выехать из столицы, как отмечено в полицейских документах, вечером 16 ноября 1910 года.[81]
Арест и высылку из Москвы Калинина объясняет доклад охранного отделения от 26 ноября 1910 года, в котором говорится, что он «был обыскан и арестован в Москве 24 сентября сего года при ликвидации членов Московской организации Российской социал-демократической рабочей партии».[82] Далее отмечалось, что Калинин «входил в состав местной партийной большевистской группы, находившейся в непосредственных деловых сношениях с Заграничным центром и являвшейся базой для прибывающих из-за границы представителей Центрального Комитета, а равно и передаточной инстанцией в деле транспортирования в пределы империи нелегальной партийной литературы. Кроме сего, члены означенной группы, пользуясь газетными сообщениями о последних заграничных событиях, старались использовать таковые, популяризируя их путем усиленной пропаганды в этом направлении среди рабочих масс».[83] Но в этом же докладе вновь указывалось, что при обыске у Калинина «ничего преступного не обнаружено».
Итак, охранка могла лишь констатировать принадлежность Калинина к РСДРП и связь с Московской большевистской организацией, но ей не удалось добыть улик, позволявших учинить над ним судебную расправу. Поэтому власти ограничились административной высылкой.
В ноябре 1910 года Верхняя Троица снова встречала своего земляка.
— Ну вот, в доме и опять хозяин, а я отдохну немного, — радостно говорила мать вернувшемуся сыну. Трудно пришлось ей. Младший сын Семен от нужды подался на заработки в город, а за ним потянулась и дочь Надя. При матери остались Паша да приехавшая весной Екатерина Ивановна с двумя малышами. И опять Михаил Иванович, засучив рукава, работал с утра до ночи. Ему во всем помогала Екатерина Ивановна, которую нужда обучила крестьянскому хозяйствованию. Она пахала, чинила сельскохозяйственный инвентарь, нанялась к Болтовским доставлять в имение почту из Кашина, куда ходила пешком.
На этот раз Михаил Иванович пробыл в Верхней Троице около года. Несколько раз он пытался уехать в Петербург, но жить там без работы было невозможно. Да к тому же Калинин, как высланный в административном порядке, должен был каждую неделю отмечаться в волости. Но в 1911 году он все же вырвался из деревни и нелегально пробрался в Петербург, поступил на Орудийный завод. Бегство, однако, не прошло бесследно: он был арестован и опять выслан в деревню, где подвергался обыскам и строгому контролю жандармов. В 1912 году его вновь можно было видеть в столице, на том же Орудийном заводе: в Петербурге особо чувствовался революционный подъем, а в такую пору Калинин никак не мог быть вдали от рабочих.
Новый революционный подъем, начавшийся в 1910 году, к 1912 году достиг высокого уровня. Нараставшая день ото дня волна стачечного движения приобретала все более отчетливую политическую окраску (если в 1910 году участники политических стачек составляли 8,1 % от общего числа стачечников, то в 1912 году — уже 75,8 %). Подтверждались теоретические прогнозы большевиков: российский пролетариат, оправившись от тяжелых поражений, нанесенных реакцией, вновь заявил о себе как авангарде всех революционных демократических сил в борьбе против самодержавия. В это бурное время партия большевиков была, как и ранее, вместе с пролетариатом. Поднимая классовую борьбу на более высокий уровень, ленинцы с утроенной энергией боролись против оппортунизма, против его проникновения в ряды рабочего класса.
