Подшучивая над собой, «Костя Капусткин» замысел книги воспоминаний о «жизни в искусстве» всегда связывал с литературными способностями Оболенской. В подготовительных материалах к будущей книге художница попыталась воспроизвести знакомые сюжеты ранней биографии Константина Васильевича, но, кажется, не была удовлетворена своей записью: ей еще неуютно в роли биографа, а время мемуаров, когда пережитое могло бы стать литературным текстом, для нее так и не наступило.
Свои воспоминания о Кандаурове Юлия Леонидовна напишет в эвакуации, лишенная оставленного в московской мастерской архива, но определенно «по мотивам» кандауровских, дополнив их пересказом слышанных когда-то театральных историй и анекдотов, на которые так щедр был Константин Васильевич.
Так, она дает более точную, вернее оценочную, характеристику Василия Алексеевича, отца Кандаурова. Яркая личность и «широкая натура»: «хватался за различные предприятия», был «содержателем провинциального оперного театра», сообщает она о Кандаурове-старшем; «сохранилась его переписка с П. И. Чайковским по поводу его постановки “Пиковой дамы” – пять или шесть голубоватых листочков с монограммой Чайковского в левом углу сверху (впоследствии они были переданы в музей композитора в Клину)»[140].
Действительно, театр, археологические раскопки, типография, книжный магазин, библиотека для чтения – все эти занятия Василия Алексеевича выдают и его темперамент, и стремление преуспеть на ниве российского образования, улучшения общественных нравов и т. д. В 1867 году Кандауров-старший выпустил книгу «Поменьше опеки», которую посвятил двухлетнему сыну. При всей слабости формы это типичный «роман воспитания», в котором автор настаивает на свободе внутреннего мира ребенка от посягательства взрослых, навязывания шаблонов мысли, тупого подражания патриархальным устоям. «Крепостное право лежит у нас в основе семейного быта и в отношениях воспитателей к детям, и вот почему так редко встречаем мы хороших людей, обладающих здравым рассудком и твердым характером»[141].
Константин Васильевич ничего не пишет об отце, об отношениях в семье, но вольный – уличный – дух мальчишеской жизни в его рассказе вполне ощутим. Понятно, что именно отцу он обязан и своим первым знакомством с театром. Оболенская приводит рассказ о том, как в детстве Константин, наряженный в девичье платье, однажды репетировал роль в какой-то пьесе, но на спектакле, не узнав актера в гриме и с бутафорским ножом, убежал со сцены.
В Москве Кандауров-отец продолжал писать пьесы и очерки, но успеха они не имели. Художница пересказывает версию семейной истории о том, что «дела его постепенно расстроились и к моменту его смерти семья осталась нищей, и Константину Васильевичу, как старшему сыну, пришлось оставить учебу в Училище живописи, ваяния и зодчества и пойти работать – сначала помощником декоратора в Большой театр, а затем – в Малый»[142]. Кандауров в автобиографии указывает конкретную дату начала своей театральной службы – 1886-й, т. е. за два года до смерти отца, поэтому вполне возможно, что выбор места работы совершался не без участия Василия Алексеевича.
Так и получилось, что с театром Кандауров был связан почти всю свою жизнь и, как это часто бывает, нравящееся когда-то, но ограниченное в потенциале своих возможностей дело (техническое оснащение и освещение сцены) превратилось в обузу. «Он писал: всю жизнь я делал то, что ненавидел, и так ушли все силы», – свидетельствует Юлия Леонидовна. И еще: «Я боюсь умереть, не кончив своих дел на пользу всех, о которых мечтал всю жизнь, мечтаю и теперь»[143]. Дела эти касались его увлечения, страсти, сделавшей ему настоящее имя в художественной сфере.
Но эта история началась для него в новом ХХ веке.
Должна еще тебе признаться в маленькой краже (не отдам, хоть бей): стащила две твоих старых фотографии – должна же я знать, что прошло мимо меня. И знаешь, как странно: этого бритого кудрявого юношу со смеющимися глазами, которые выдают тебя, – я совсем не люблю, т. е. разве так – как любила бы твоего брата за сходство с тобой. Говорю это потому, что ты часто жалеешь о прошлом.
Ю. Л. Оболенская – К. В. Кандаурову. 4 сентября 1914
Обращаясь к семейной истории Кандауровых, нельзя не упомянуть о Леониде Васильевиче – младшем брате Константина Васильевича, студенческом приятеле Волошина, близко связанном с В. Д. Поленовым и его семьей. «Сегодня был у меня брат мой Леонид и мы много говорили о тебе. О твоих работах и о том, чтобы тебе дать стипендию на поездку (конечно, после войны) в Италию и Испанию. Я думаю, что лучше начать с этих стран, а после в Париж и Лондон. Вот как расширяются мои мечты»[144], – читаем в письме от 30 декабря 1914 года, на которое Юлия Леонидовна тут же отзывается с женским любопытством – почему заговорили, знает ли брат о ней или просто видел живопись, и добавляет: «Как бы я хотела видеть его!»[145]. В ответ Константин Васильевич пишет: «Если хочешь познакомиться с братом Леонидом, то он, когда будет в Петрограде, зайдет к вам. Ты не испугайся его, т. к., несмотря <на то>, что он моложе меня на 14 лет, выглядит гораздо старше»[146]. Словно соглашаясь с такой характеристикой, серьезный и основательный Кандауров-младший напишет Оболенской в дни последней болезни брата: «У него дух моложе тела»[147], – жить на проценты своего жизненного капитала от любви и уважения окружающих он не умел. И то правда: «Меня часто называют Дон Кихотом, но это меня не огорчает, а даже радует. Пусть буду Дон Кихотом, лишь бы не приносить людям зла и страданий»[148].
Л. В. Кандауров – человек другого характера и иного образа жизни. Физик и астроном, составитель карт звездного неба, младший коллега известного московского профессора В. К. Цераского, он обладал аналитическим умом, хорошими педагогическими способностями – скорее логик, чем романтик. Но, как и брат, Леонид Васильевич любил и ценил искусство, устраивал художественно-промышленные выставки, любительские спектакли, охотно занимался общественной деятельностью.
Молодым человеком он был приглашен учителем в семью В. Д. Поленова, в 1899-м сопровождал Василия Дмитриевича в путешествии на Восток. Во второй раз они вместе ездили по странам Европы в 1911 году. Еще одно известное путешествие Л. Кандаурова состоялось летом 1890 года, когда вместе с тремя товарищами – В. Ишеевым, А. Смирновым и М. Волошиным – он странствовал по Италии. В ходе приготовлений был выработан шуточный свод правил, где Леониду Кандаурову отводилась роль «хранителя печати и главного казначея». Друзья по очереди вели «Журнал путешествия», описывая маршрут, достопримечательности, забавные случаи и ситуации, способствующие сближению компании молодых людей[149]. Юношеские дружбы не всегда бывают прочными, но с младшим Кандауровым Волошин общался и дальше, Леонид Васильевич бывал у него в Коктебеле.
На письме отношения между Волошиным и Кандауровыми доверительны, но по-деловому конкретны – известия, просьбы, сообщения, как бывает, когда давнее взаимное расположение не требует дополнительной словесной упаковки. Так, в письме Волошину от 14 января 1901 года Леонид Васильевич упоминает о женитьбе брата, а тот, бывая в Феодосии и Судаке, сообщает в письмах о Максимилиане Александровиче. Художественные интересы, дружба с Богаевским, Латри, другими крымскими художниками, а также располагающая общительность и практическая деятельность Кандаурова-старшего выдвинули на первый план именно его в этих отношениях. Леонид Васильевич, осевший с семьей в Твери, где он плодотворно занимался научно-педагогической работой, был несколько «дальше» от друга своей юности, но связей с ним, равно как и с братом, не прерывал до конца их дней.
Мой милый-милый, живи, выполняй свою мечту о выставках и т. п. Это великое дело, и не надо, чтобы временные неприятности затемняли твой путь. ‹…› У тебя исключительный дар, и ты его не можешь зарывать, он нужен всем, и ты послужишь любимому делу, если развяжешься с театром. Довольно ему бессмысленно отнимать твои силы. Будь бодрым и ясным, мое солнышко, и свети всем.
Ю. Л. Оболенская – К. В. Кандаурову. 30 октября 1914
Данное друзьями шутливое прозвище означало, конечно, не масштаб и размах деятельности знаменитого современника Кандаурова, а ее характер, связанный с желанием художественных открытий и стремлением «заразить» эстетическим переживанием как можно больше людей.
К этому времени в искусстве уже возникла потребность не только самопрезентации, но и внешнего отбора, экспертной оценки художественного материала, его структурирования в рамках той или иной выставки, когда опыт и вкус ее организатора играют не последнюю роль. Находясь внутри художественного сообщества, такой человек сочиняет свой «текст», представляя не только отдельное произведение или автора, но и актуальный срез восприятия искусства, его панорамное видение. В современном мире это стало популярной профессией куратора, менеджера от культуры, то есть специалиста в области искусства элитарного или массового, не без выгоды продвигающего разного рода артпроекты или артпродукты – кому что удается или получается.
