вновь появился в Кремле только в шесть вечера. В течение всего дня Наркомат обороны и Генштаб были бессильны.* Без разрешения вождя Тимошенко не мог отдать ни одного серьезного распоряжения. Когда Сталин приехал, к нему вызвали Жигарева, Молотова и Тимошенко. Выяснив, что происходит, всю ночь Сталин занимался проблемами эвакуации. Около двух ночи он уехал. И приступил к работе на следующий день в четыре дня. В шесть утра уехал, а вернулся в семь вечера.
Такой график не позволял руководству вооруженных сил нормально работать и вовремя принимать необходимые решения. Днем генералы ожидали появления Сталина, а ночью, когда он принимался за дело, падали с ног от усталости.
23 июня Наркомат обороны предложил сформировать Ставку Главного командования во главе с главнокомандующим Сталиным.
Но он не спешил возглавить войска, поэтому председателем Ставки был назначен нарком Тимошенко. В состав Ставки вошли помимо Сталина начальник Генерального штаба генерал армии Жуков, нарком иностранных дел Молотов, председатель Комитета обороны при Совнаркоме маршал Ворошилов, первый заместитель наркома обороны маршал Буденный и нарком военно-морского флота Кузнецов.
При Ставке образовали институт постоянных советников в составе маршала Кулика, маршала Шапошникова, Мерецкова, начальника военно-воздушных сил Жигарева, Ватутина, начальника управления противовоздушной обороны Воронова, Микояна, Кагановича, Берии, Вознесенского, Жданова, Маленкова, Мехлиса.
Тимошенко стал главнокомандующим лишь формально. Он все равно не мог принять ни одного решения без Сталина и должен был ждать аудиенции у вождя. Так что просто удлинилась цепочка принятия решений. Тратилось драгоценное время.
Жуков потом жаловался:
«Сталин ежечасно вмешивался в ход событий, в работу главкома, по нескольку раз в день вызывал главкома Тимошенко и меня в Кремль, страшно нервничал, бранился и всем этим только дезорганизовывал и без того недостаточно организованную работу главного командования...»
Вождь не хотел оставаться один, и у него в кабинете постоянно сидели Ворошилов и Молотов, которые своими замечаниями только подогревали недовольство Сталина военными. Новости с фронта становились все менее утешительными. Хотя реальность была еще хуже.
Привычка сообщать начальству только хорошие новости продолжала действовать и после начала войны. Люди думали, что это только в официальных сообщениях стараются все приукрасить — из политических и пропагандистских соображений. В реальности врали и Сталину, и самих себя обманывали.
«В Ставку поступало много донесений с фронтов с явно завышенными данными о потерях противника, — вспоминал главный маршал артиллерии Воронов. — Может быть, это и вводило Сталина в заблуждение: он постоянно высказывал предположение о поражении противника в самом скором времени».
Верховное командование никак не могло установить управление войсками. В первые дни войны Хрущев из Киева позвонил в Москву Маленкову, попросил данные на генерала Власова, которого хотели назначить командующим новой 37-й армией.
Маленков ответил:
— Ты просто не представляешь, что здесь делается. Нет никого и ничего. Ни от кого и ничего нельзя узнать. Поэтому бери на себя полную ответственность и делай, как сам считаешь нужным.
5 июля Хрущев уже сообщил Сталину шифротелеграммой, что на Украине сформировано шестьсот пятьдесят истребительных батальонов и можно организовать народное ополчение, но оружия для ополченцев нет.
— Нам нужно оружие, — обратился Хрущев еще и к Маленкову.
— Оружия нет, — отвечал Маленков, — а те запасы, которые были, направляются на вооружение рабочих в Москве и Ленинграде.
— Что же нам делать? — спросил Хрущев. — У нас же нет своих оружейных заводов.
— А вы куйте ножи, пики и вооружайте ими рабочих, — посоветовал Маленков...
В эти дни хватались за соломинку. Не знали, как бороться с танками, когда не осталось ни авиации, ни танков, не хватало артиллерии.
Через несколько дней после начала войны начальник Киевского танкового училища генерал-майор технических войск Михаил Львович Гориккер предложил свое изобретение — три рельса, сваренные в форме звездочки, ее название — «звездочка Гориккера». Если танк пытался преодолеть препятствие, то «еж» крутился и пропарывал ему днище (см. Комсомольская правда. 2001. 11 декабря).
Генерал Гориккер в Первую мировую войну был награжден двумя Георгиевскими крестами, в Гражданскую руководил артиллерийскими курсами. Он исходил из того, что это должна быть максимально простая конструкция, которую можно сварить на месте. Так появились знаменитые противотанковые «ежи» из сваренных рельс. 3 июля 1941 года после государственных испытаний «ежа» приняли на вооружение.
7 июля 1941 года ГКО принял постановление, которое обязывало Наркомат пищевой промышленности организовать с 10 июля заправку литровых бутылок вязкой горючей смесью, разработанной 6-м научно-исследовательским институтом Наркомата боеприпасов. В день следовало заправлять сто двадцать тысяч бутылок. «Противотанковые зажигательные гранаты (бутылки), — говорилось в постановлении, — применять пехотным частям путем метания зажженной гранаты в танк».
За что расстреляли генерала Павлова?
26 июня Сталин услышал от Ватутина, что Западный фронт практически перестал существовать. Часть войск попала в кольцо, часть отступает. Немецкие танки вышли к Минску. Сталин просто не поверил первому заместителю начальника Генштаба. Еще недавно он получал успокоительные сообщения об успешных контрударах. Но вскоре убедился в том, что ситуация еще опаснее, чем он предполагал.
Сталин приказал соединить его со штабом Кирпоноса в Тернополе, где находился Жуков. Вождь сказал ему:
— На Западном фронте сложилась тяжелая обстановка. Противник подошел к Минску. Непонятно, что происходит с Павловым. Кулик неизвестно где. Шапошников заболел. Можете ли вы немедленно вылететь в Москву?
Поздно вечером Жуков уже был в кремлевском кабинете Сталина. Перед Сталиным стояли навытяжку Тимошенко и Ватутин. Оба бледные, осунувшиеся, с покрасневшими от бессонницы глазами. Сталин был не в лучшем состоянии. Он даже не предложил им сесть.
Он сказал Жукову:
— Не могу понять путаных предложений. Подумайте все вместе и скажите, что можно сделать в сложившейся обстановке.
Западный особый округ, переименованный в Западный фронт, подвергся настоящему разгрому.
Командующий фронтом генерал Дмитрий Павлов вечером 21 июня наслаждался искусством Московского Художественного театра, приехавшего в Минск на гастроли. Его вызвали в штаб, где уже расшифровали полученную из Москвы директиву № 1.
В половине третьего ночи штаб округа начал передавать полученную из Москвы директиву в армии.
Позвонил нарком Тимошенко.
— Ну как у вас, спокойно?
Павлов доложил о передвижениях немецких войск по ту сторону границы.
— Вы будьте поспокойнее и не паникуйте, — заметил нарком. — Штаб же соберите на всякий случай сегодня утром. Может, что-нибудь случится неприятное. Но смотрите, ни на какую провокацию не идите. Если будут отдельные провокации — позвоните.
Нарком повесил трубку.
Павлов по ВЧ обзвонил командующих армиями и велел им всем находиться в штабах. Командующий авиацией генерал Копец и
