Президент и начальники штабов оставили решение за Эйзенхауэром.
4 мая он известил генерала Антонова, что, заняв регион Пльзеня – Карлсбада, хочет продолжить продвижение к Праге.
На следующий день, 5-го, когда Паттон перешел границу, пражское подполье восстало и передало по радио обращение к союзникам за помощью. Но Антонов энергично возражал против планируемого рывка Эйзенхауэра к Праге. Он просил главнокомандующего не направлять союзные войска в Чехословакии на восток от «первоначально намеченной линии», чтобы избежать смешения сил, и многозначительно заметил, что Красная армия, по его предложению, остановила наступление на Нижней Эльбе (имеется в виду линия Висмар-Шверин-Домиц).
Эйзенхауэр уступил требованиям Советского Союза, и американские войска дальше этих мест не заходили. Так, Красная армия одна вошла в Прагу через два дня после того, как была подписана капитуляция Германии. Русские не хотели, чтобы войска какой-нибудь другой страны делили с ними в глазах чехословацкого народа почет окончательной победы или освобождения.
Подобным же образом американская группа армий под командованием генерала Деверса, которая 30 апреля захватила Мюнхен, а 3 мая, за четыре дня до окончательной капитуляции Германии, была в Инсбруке, в Австрии, остановилась. Одна дивизия прорвалась к перевалу Бреннер, чтобы встретиться с русскими войсками, идущими с востока.
Но наступление на севере Германии не подвергалось ограничениям ни предыдущими соглашениями, ни возражениями Советского Союза. Эйзенхауэр настаивал на форсировании Эльбы и в подкрепление войск Монтгомери направил американские части на север. Эти войска прорвались через Гамбург к Любеку и Висмару на Балтике за день до русских.
На юге Австрии шло соревнование с югославами, которые хотели получить контроль над северо-восточными провинциями Италии и южной границей Австрии. Об этом деликатном споре, в течение нескольких недель угрожавшем вылиться в вооруженное столкновение, будет рассказано отдельно.
Позже утверждалось, что нежелание американских властей сполна воспользоваться выгодной военной ситуацией было большой ошибкой. Сделай они это – говорили, Запад склонил бы советское правительство одновременно с их отступлением на запад отступить на восток. Как бы ни развернулись события, цель, очевидно, была бы достигнута только в том случае, если бы американское и британское правительства согласились держать свои войска на месте столько, сколько это понадобится.
Заключительные акты капитуляции были осуществлены искусно и с большой прямотой. Советскому правительству не дали шанса отложить капитуляции в Италии и на Западном фронте или участвовать в них. Но ответы на предложения немцев не дали советскому правительству возможности заподозрить нечестную игру. Нацистские лидеры, обладавшие властью в эти последние роковые дни, до самого конца прилагали неимоверные усилия к тому, чтобы вбить клин между своими врагами. (Немецкое командование до самого конца считало, что западные союзники, из-за страха перед коммунизмом, вполне могут задуматься о сепаратном мире и установить фронт против советских войск. См. мемуары фельдмаршала Кессельринга, немецкого главнокомандующего на Западном фронте.)
Первый акт заключительной драмы прошел в Италии. После середины апреля положение немецкой армии в Италии стало безнадежным. Союзники начали финальное наступление. 21 апреля они захватили Болонью, а через два дня приступили к форсированию реки По. 24 апреля Вольф снова появился в Швейцарии с представителем Витингоффа и заявил о готовности ехать в Казерту для подготовки соглашения о капитуляции. Объединенный комитет разрешил принять их в Казерте. Как вскоре будет сказано, 25 апреля Сталина убеждали, в связи с предложением о капитуляции на Западном фронте, поддержанным Гиммлером, что американское и британское правительства считают единственно верной политикой безоговорочную капитуляцию на всех фронтах. Наконец 26 апреля его информировали о возобновлении контакта, имеющего целью соглашение о капитуляции в Италии, и попросили прислать советского представителя, чтобы присутствовать на любых переговорах, которые состоятся в штабе союзных сил в Казерте. Сталин тотчас же назначил генерала Кисленко, советского члена Консультативной комиссии в Италии.
28 апреля немцы прибыли в Казерту. На первой официальной встрече начальник штаба Александера ознакомил их с предлагаемыми условиями капитуляции. Они касались только военных вопросов и мер и гарантировали полную капитуляцию всех немецких и итальянских фашистских войск на этом фронте со всем оружием и снаряжением. Соглашение, заключенное 29 апреля, назвали «механизмом местной капитуляции». Оно было обращено к немецким и другим войскам под командованием или контролем немецкого главнокомандующего на юго-западе.
Оно обеспечивало «безоговорочную» капитуляцию. В нем содержались только военные положения. В одной из его первых глав, «Приказ стоять на месте», читаем: «Все войсковые соединения, части и подразделения немецких наземных сил, где бы они ни были, останутся на своих нынешних позициях и будут ждать дальнейших распоряжений от союзного командования». И это выбило из строя всю немецкую авиацию.
29 апреля немцы подписали, а тремя днями позже акт о капитуляции вступил в силу. Более полумиллиона немцев, которые еще находились на юге Альп, сложили оружие.
Полная капитуляция на всех остальных фронтах была не за горами. Американцы и русские встретились на Эльбе; британцы и русские собирались встретиться на Балтике близ Любека; русские группировались для рывка на последние укрепления Берлина. Узнав о решении Гитлера до последнего оставаться в своем подземном убежище в Берлине, Гиммлер взял инициативу в свои руки. Он решился говорить от имени немецкого правительства на том основании, что Гитлер больше не может этого делать, так как изолирован, серьезно болен или уже мертв. В шведском консульстве в Любеке он встретился с графом Бернадоттом, главой шведского Красного Креста, и попросил этого посредника устроить ему встречу с Эйзенхауэром, чтобы капитулировать на всем Западном фронте. Бернадотт усомнился, будет ли принято это предложение, но согласился способствовать исполнению просьбы, если немецкие войска в Норвегии и Дании тоже капитулируют. Гиммлер заявил о готовности этих войск капитулировать перед британским, американским или шведским командующим. Когда его спросили, что он собирается делать, если западные союзники не примут его предложение, Гиммлер ответил, что примет командование Восточным фронтом и погибнет в бою.
Очевидно, он предполагал поссорить Запад с Россией, поскольку также добавил, что надеется некоторое время продолжать борьбу на востоке.
Американский и британский послы в Стокгольме Гершель Джонсон и сэр Виктор Маллет доложили о предложении Гиммлера своим правительствам. 25 апреля Черчилль тотчас же связался по телефону с Трумэном.
Трумэн с Черчиллем согласились предупредить Гиммлера, что ему (или любому другому немцу) придется капитулировать перед всеми тремя союзниками одновременно и везде. Черчилль немедленно направил послание Сталину, в котором рассказал о предложении Гиммлера и добавил: «Поскольку это касается правительства его величества, не может идти речи ни о чем меньшем, кроме как об одновременной безоговорочной капитуляции перед тремя главными державами. Мы считаем, что Гиммлеру нужно сказать, что военнослужащие германских вооруженных сил, как одиночки, так и находящиеся в соединениях, должны повсюду сдаться на месте союзным войскам или их представителям».
Трумэн согласился с ним и тотчас же отправил параллельное послание Сталину.
Сталин ответил Черчиллю: «Ваше предложение о предъявлении Гиммлеру требования безоговорочно капитулировать на всех фронтах, в том числе и на советском фронте, считаю единственно правильным. Зная Вас, я не сомневался в том, что Вы будете действовать именно таким образом». На ироничное отношение Черчилля к этой фразе указывает хотя бы тот факт, что в своих воспоминаниях он выделил ее курсивом. Там же Черчилль заметил, что это «…было самое сердечное послание, которое я от него когда-либо получал».
Трумэну Сталин ответил подобным же образом: «Считаю Ваш предполагаемый ответ Гиммлеру о безоговорочной капитуляции на всех фронтах, в том числе и на советском фронте, совершенно правильным. Прошу Вас действовать в духе Вашего предложения, а мы, русские, обязуемся продолжать свои атаки против немцев».
26 апреля американскому и британскому послам в Стокгольме было поручено передать этот ответ Гиммлеру.
Эйзенхауэр отправил Маршаллу послание, в котором выразил свое удовлетворение этим указанием. Он сказал, что, когда Черчилль позвонил ему, получив послание из Стокгольма, он, Эйзенхауэр, энергично посоветовал ему занять позицию, изложенную в указании, и Черчилль согласился, что предложение Гиммлера похоже на последнее, отчаянное усилие создать раскол между Западом и русскими. «В каждом шаге, который мы предпринимаем в последние дни, – добавил Эйзенхауэр, – мы пытаемся быть предельно осторожными в этом отношении».
