Тео ван Гог следовал всем традициям оскорбительной критики. Херманс был одним из его кумиров. Называя мусульман «козолюбами» или «пятой колонной», измышляя всякий вздор об интимной жизни Леона де Винтера или сравнивая Иисуса с «тухлой рыбой», Тео думал, что делает то же самое, что Херманс и Реве. Он был, по его собственным словам, «деревенским дурачком» национального масштаба, толстым шутом, имеющим право говорить правду. Он знал, что людям не нравится, когда их оскорбляют, но даже не подозревал, что его за это убьют. Это была последняя шутка, которую сыграла с ним судьба. Ван Гог громче всех предупреждал об опасности сильных религиозных чувств, а сам вел себя так, будто ему они не грозили никакими последствиями. Он допустил ошибку, полагая, что большой мир не проникнет на его амстердамскую сцену с ее непристойной иронией, личной враждой и жестокими насмешками, которые никак не должны были закончиться настоящим кровопролитием.
Дискуссия в Городском театре в Амстердаме обещала быть необычной. Организовала мероприятие группа амстердамских студентов и журналистов под названием «Счастливый хаос». В качестве гостей были приглашены бельгийский основатель Европейской арабской лиги Дияб Абу Джахья и голландский политик, социал-демократ Борис Диттрих. Вести дискуссию предстояло Тео ван Гогу и начинающей киноактрисе Георгине Вербаан. Темы на повестке дня: феминизм, идеализм и мусульманские ценности.
О Георгине Вербаан сказать почти нечего. Однако Абу Джахья – фигура интересная. Он родился в ливанской деревне в 1971 году, а в 1990-м переехал в Бельгию, утверждая, что ему угрожает партия БААС, и изучал политологию в Лёвене. Женившись на бельгийке, он стал бельгийским гражданином, а через три месяца они развелись. В 2000 году он основал Европейскую арабскую лигу. Он брал пример с Малколма Икса. Так же как Малколм, Абу Джахья выступает против ассимиляции. Он хотел бы, чтобы арабы жили в Европе как арабы, со своими собственными политическими партиями и школами.
Йорт Келдер, редактор глянцевого журнала о деньгах и стиле жизни, любовник Георгины Вербаан и актер-любитель, снявшийся в одном из фильмов ван Гога, рассказал мне, что случилось в тот вечер, в июне 2003 года. Абу Джахья вошел в театр в окружении телохранителей угрожающего вида. Когда ему сказали, что ведущим будет ван Гог, он отказался участвовать в дискуссии. Ван Гог сообщил аудитории, что случилось, и выразил удивление по поводу того, что этот «сутенер пророка» нуждается в защите не только Аллаха, но и телохранителей. Абу Джахья и его охранники покинули зал, после чего ван Гог побуждал аудиторию кричать: «Аллах лучше знает! Аллах лучше знает!» Политик Диттрих назвал ван Гога грубияном. Ван Гог назвал Диттриха «липкой смазкой» (Диттрих не скрывал своей гомосексуальности). Еще один славный вечерок в Амстердаме.
Выйдя из театра, один из организаторов подвергся угрозам со стороны телохранителей Абу Джахья. Когда к перепалке присоединился Тео, к нему подошли несколько молодых марокканцев. Что именно они сказали, неизвестно. По словам нескольких свидетелей, они кричали, что «жирной свинье это так не пройдет». Йорт Келдер слышал слова: «Мы поймаем эту жирную свинью и вспорем ей брюхо». Ван Гога уговаривали поехать домой на такси. Ерунда, сказал он, и сел на велосипед.
«Именно тогда, – сказал Келдер, – я понял, как сильно они ненавидят его. Для нас это была просто игра, игра в дискуссию. Они же относились к этому очень серьезно».
Позже ван Гог позвонил Келдеру, явно довольный тем, как прошел вечер. Он любил хорошие скандалы и знал, что этот будет широко освещаться в газетах. Он и сам собирался написать о нем в «Здоровом курильщике». И все же он, хотя и утверждал, что не чувствует никакой опасности, был не совсем спокоен, раз в тот же вечер позвонил на сотовый телефон Айаан Хирси Али. Она ехала в нью-йоркском такси позади шофера-мусульманина, жующего листья ката – сильнодействующего растения, популярного в Йемене и Сомали. Ван Гог был очень взволнован, проклинал мусульман, трусость голландских властей и таких опасных людей, как Абу Джахья. Даже когда она объяснила, что это не лучшее время для разговора, он не унимался. Им обязательно нужно увидеться в Амстердаме, сказал он. Она ответила, что приедет и встретится с ним.
Глава четвертая
Голландская трагедия
Наджиб развозил пиццу. Нельзя сказать, что доставка пиццы на мотороллере по Гааге была пределом его мечтаний. Умный юноша марокканского происхождения бегло говорил по-французски и по-английски, как и на родном голландском языке, и мечтал поступить в университет, чтобы добиться успеха в жизни.
Здоровье отца Наджиба было подорвано многолетней тяжелой работой на заводе. Он едва мог ходить, сидел дома и смотрел арабские телеканалы, проклиная евреев и других неверных. Мать, одетая с головы до ног в черное, причитала на берберском о своих детях, которые не понимали ее, о муже, который бил ее, и об ужасной жизни среди чужих людей, вдали от родной деревни в горах Риф. Сестра Наджиба, Хафида, носила джинсы и косынку и слушала ливанские поп-группы по MTV. Наджиб разговаривал с сестрой по-голландски, а с родителями по-берберски.
Юлия, красивая голландская девушка, богатая и избалованная, выросла в привилегированной семье. Она надеялась, что ее возьмут в национальную сборную по хоккею на траве. Ее тренер Флорис, молодой человек с длинными светлыми волосами, был в нее влюблен. А она в него – нет. Оба жили в больших домах в престижном районе Гааги, в зеленом пригороде, где летом отовсюду слышались стук теннисных мячей, звон чайных чашек и тихое шипение оросительных устройств на лужайках, очень далеко от бетонного квартала спутниковых тарелок, в котором жил Наджиб.
Отцы Флориса и Юлии, полицейские, женившиеся на женщинах с более высоким социальным статусом, долгое время были лучшими друзьями. Их жены имели деньги и чувствовали свое превосходство, как это свойственно крупной буржуазии Гааги. Отец Юлии, Альберт, был когда-то грубым, но красивым мужчиной, и, возможно, именно эта пролетарская грубость покорила ее мать, Эфье, вступившую в опрометчивый брак. Комфортабельная жизнь, доставшаяся без труда, превратила Альберта в жирного хама, которого раздражали интеллект и светский лоск жены. Эфье нашла спасение от ошибки юности в новомодных увлечениях – медитации и уходе за розами.
Мать Флориса умерла, оставив состояние своему мужу, Йосту. Йост был вульгарен, любил яркую одежду, ездил на дорогих автомобилях, имел большую яхту и злоупотреблял алкоголем. Должно быть, его покойной жене, как и Эфье, нравилась грубая мужественность. Но, как и в случае с Альбертом, это качество давно трансформировалось в примитивное хамство.
Наджиб познакомился с Юлией в магазине одежды, продавщица которого обвинила его в воровстве. Все эти «чертовы марокканцы» – воры, сказала она. Наджиб сохранял спокойствие и вел себя с достоинством. Юлии он понравился. Дальше – больше; они стали созваниваться, назначать свидания.
Флорис был в ярости, он напал на Наджиба на улице, столкнул с мотороллера и ударил ногой, когда-то тупал. Альберт, отец Юлии, перепробовал все, чтобы положить конец встречам дочери с Наджибом. Йост предложил другу помощь. Оба они хотели, чтобы Флорис и Юлия поженились, хоккейный тренер и его лучший игрок, сын и дочь богатых родителей, блондин и брюнетка, голландец и голландка.
Наджиб не только развозил пиццу. Раз в месяц он посещал одного сомнительного типа, чтобы получить деньги для своей семьи. Все было устроено братом Наджиба, Насром, сидевшим в тюрьме за торговлю наркотиками. Наджиб не знал, откуда шли деньги, и не хотел знать. Семья нуждалась в средствах, а он копил на учебу в университете.
Наджиб продолжал встречаться с Юлией, несмотря на то что ее семья была против, как и его собственная, когда ей стало известно об этом. Мать Наджиба боялась, что он поступит так же, как его старшая сестра, и сбежит с неверной. Когда отец узнал о Наджибе и Юлии, он пришел в ярость и избил жену. Младшая сестра Наджиба, разрывавшаяся на части между семейными традициями и фантазиями, почерпнутыми из программ MTV, завидовала брату, но не одобряла его поведение.
Насилие порождало насилие. Флорис снова напал на Наджиба. Наджиб избил Флориса. Йост тайно фотографировал Наджиба и говорил Юлии, что это фотографии из полицейского досье. Единственным человеком, проявившим сочувствие к молодой паре, была мать Юлии, которой нравились хорошие манеры молодого человека и то, что он говорил по-французски. Но она была занята в основном собственными проблемами и мало чем могла помочь дочери. Ситуация еще больше осложнилась, когда Йост узнал, что Наджиб – брат Насра.
Йост был знаком с Насром. Он получал свою долю у тех же колумбийских гангстеров, которые платили Наджибу. Наср, полицейский информатор и мелкий наркодилер, тоже все знал о Йосте. В обмен на деньги, которые выплачивались его семье, Наср согласился отсидеть срок в тюрьме и хранить молчание. Связь Наджиба с Юлией угрожала все испортить. Наджиб мог легко узнать об их сговоре. Несмотря ни на что, молодые люди продолжали встречаться.
